Мэгги Стивотер - Дрожь
— Просто я подумала, что на лето ты все время куда-то исчезал, и я всегда любила Рождество, потому что знала, что ты точно объявишься. В лесу. В волчьем обличье. Наверное, это потому, что зимой холодно. Но это значит, что ты никогда не получаешь подарков на Рождество.
Я покачал головой. Я превращался в волка еще даже до того, как магазины начинали украшать к праздникам.
Грейс нахмурилась.
— Ты думаешь обо мне, когда превращаешься и волка?
Когда я превращался в волка, то становился воспоминанием о человеке, способным лишь тщетно цепляться за обрывки бессмысленных слов. Мне не хотелось говорить ей правду о том, что я не мог даже удержать в памяти ее имя.
— Я думаю о том, как ты пахнешь, — сказал я то, что было правдой.
Я протянул руку и поднес к носу несколько прядей ее волос. Запах ее шампуня напомнил мне о том, как пахнет ее кожа. Я сглотнул и отпустил ее волосы.
Грейс проследила взглядом за моей рукой и тоже сглотнула. Сам собой напрашивающийся вопрос — когда я снова превращусь в волка — висел в воздухе между нами, но ни она, ни я не произнесли его вслух. Я пока не был готов говорить об этом. При мысли о том, что я лишусь всего этого, у меня щемило сердце.
— Понятно, — произнесла она наконец и положила руку на руль. — А ты умеешь водить машину?
Я достал из кармана джинсов бумажник и протянул ей.
— Власти штата Миннесота считают, что да.
Она вытащила мое водительское удостоверение, полюбовалась им с расстояния вытянутой руки и прочитала вслух:
— Сэмюэль Рот. Надо же, они даже действующие, — добавила она с каким-то изумлением в голосе, глядя на права. — Видимо, ты все-таки настоящий.
— Ты до сих пор в этом сомневаешься? — рассмеялся я.
Вместо ответа Грейс протянула мне бумажник и спросила:
— Это твое настоящее имя? Разве тебя не считают погибшим, как Джека?
Мне не слишком хотелось об этом говорить, но я все равно ответил.
— У меня немного другой случай. Меня покусали не так сильно, и кто-то из случайных прохожих меня отбил. В отличие от Джека меня не объявляли мертвым. Так что — да, это мое настоящее имя.
Грейс задумалась; я дорого бы дал, чтобы узнать, о чем. Потом она вдруг вскинула на меня внезапно помрачневшие глаза.
— Значит, твои родители в курсе про тебя? Поэтому они и...
Она осеклась и прикрыла глаза. Горло у нее дернулось.
— После укуса тебя несколько недель колбасит, — сказал я, избавив ее от необходимости договаривать. — Видимо, действие волчьего токсина. Он изменяет твое тело. Я все время превращался в волка и обратно, вне зависимости от того, было мне тепло или холодно. — Я помолчал; картины прошлого мелькали у меня перед глазами, точно снимки, сделанные кем-то другим. — Они решили, что в меня вселились бесы. Потом потеплело, и мне стало лучше, ну, то есть я стабилизировался, а они решили, что я исцелился. Видимо, при помощи божественного вмешательства. До зимы. Какое-то время они пытались добиться от церковников, чтобы те что-нибудь со мной сделали, а потом решили действовать самостоятельно. Теперь оба отбывают пожизненные сроки. Нас убить сложнее, чем большинство обычных людей, но они об этом не подозревали.
Лицо у Грейс стало какого-то зеленоватого цвета, костяшки на руке, которой она сжимала руль, побелели.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом.
— Прости, — сказал я совершенно искренне. — Давай поговорим о машинах. Ты уже решила, что будешь брать эту? Ну, то есть если у нее с ходовой все в порядке.
Я ничего не понимаю в машинах, но могу хотя бы состроить из себя знатока. «Все в порядке с ходовой» — примерно в таком духе мог бы выразиться человек, который разбирается в этом вопросе.
Она ухватилась за эту тему, поглаживая руль.
— Да, она мне нравится.
— Выглядит она по-уродски, — заявил я великодушно. — Зато, судя по всему, никакой снег ей нипочем. А если ты случайно собьешь оленя, она только чихнет и поедет дальше.
— К тому же у нее очень милое переднее сиденье, — подхватила Грейс. — То есть я могу просто... — Грейс придвинулась ко мне, легонько опершись ладонью на мое бедро, и очутилась от меня на расстоянии дюйма, так близко, что я ощутил на губах ее дыхание. Так близко, что я почувствовал: она ждет, чтобы я тоже придвинулся к ней.
Перед глазами у меня промелькнула картина: Грейс у себя на заднем дворе, с протянутой рукой, подманивает меня к себе. Тогда я не мог подойти. Я находился в ином мире, в мире, который требовал от меня держать дистанцию. Теперь я против воли задался вопросом: а может, я до сих пор живу в этом мире, связанный по рукам и ногам его правилами? А человеческий облик — лишь насмешка, дразнящая меня надеждой на богатства, которые рассыплются в прах при первом же заморозке?
Я отодвинулся от нее и отвел взгляд, чтобы не видеть ее разочарования. В машине повисло гнетущее молчание.
— Расскажи, что было после того, как тебя укусили, — попросил я, чтобы что-то сказать. — Тебе было плохо?
Грейс со вздохом откинулась на спинку сиденья. Сколько же раз я ее разочаровывал?
— Не знаю. Это все было так давно. Да... наверное. Я помню, что сразу же заболела гриппом.
После того как меня укусили, я тоже думал, что у меня грипп. Я чувствовал слабость, меня бросало то в жар, то в холод, к горлу то и дело подкатывала тошнота, все тело ломило.
Грейс пожала плечами.
— В тот же год меня забыли в машине. Это случилось через месяц или два после нападения волков. Была весна, но стояла ужасная жара. Папа поехал куда-то по делам и взял меня с собой, потому что я была слишком маленькая, чтобы оставить меня дома.
Она покосилась на меня, проверяя, слушаю я или нет. Я слушал.
— В общем, я только что переболела гриппом, и меня все время одолевала сонливость. По пути домой меня сморило на заднем сиденье... а очнулась я в больнице. Видимо, папа приехал домой, выгрузил покупки, а про меня забыл. Оставил меня в запертой машине. Говорили, что я пыталась выбраться, но я этого совсем не помню. Я вообще ничего не помню до того, как пришла в себя в больнице. Медсестра как раз говорила, что тот день в Мерси-Фоллз была зарегистрирована рекордная для мая жара за все время наблюдений за погодой. Врач сказал папе, что от такого перегрева я неминуемо должна была умереть, так что я родилась в рубашке. Ну, как тебе мои родители?
Я покачал головой, не веря своим ушам. На миг воцарилось молчание, я заметил промелькнувшую в ее глазах боль и вспомнил, как несколько минут назад искренне жалел, что так и не решился ее поцеловать. Мне пришла в голову мысль попросить ее уточнить, что она имела в виду, когда сказала, что ей нравится переднее сиденье, но я не мог заставить себя произнести эти слова вслух, поэтому лишь молча взял ее за руку и принялся водить пальцем по ладони, по ее складочкам и линиям, всей кожей впитывая ощущения от прикосновений.
