Бывший. Ты только моя (СИ) - Дари Адриана
— Не бойся, он спит, — отвечает дракон на мой вопрос, застывший комом в горле. — Ему больше ничего не угрожает. Я отнесу его в дом и найду кого-то, кто сможет присмотреть за ним и его матерью, пока все не придет в норму. А потом мы отправимся обратно.
Я киваю и обхватываю себя руками. Как будто камень с души свалился: мальчик справился, теперь его обороты от раза к разу будут происходить легче, пока это не станет обыденностью.
Провожаю Ника взглядом, а сама присаживаюсь на бревно в тени. Этому мальчику лет восемь. Если у него все происходит так тяжело, то что будет с Рианом… Лекарь Гардариана предупредил, что оборот может произойти года в три.
Обхватываю голову руками и упираюсь локтями в колени. Боги! Пусть его оборот произойдет вовремя и безболезненно! Прошу вас.
Не знаю, сколько времени я вот так сижу, глядя на пожухлую траву двора, но из задумчивости меня выводит голос Ника:
— Идем, Тина, — он заставляет меня встрепенуться. — Нам нужно ехать.
Ник старается не показывать своей слабости, но я вижу, что на лошадь ему забраться сложнее обычного. Возможно, мне просто кажется, но сквозь шелк сорочки начинает просматриваться красное пятно крови на бинтах.
Стараюсь помочь Нику поднять меня в седло, но все равно замечаю, как он сжимает челюсти, когда подтягивает меня, а по виску скатывается крупная капля. Но перед своими подданными, которые ему верят и могут надеяться только на него, Ник держит лицо.
Освещаемые лучами заходящего солнца мы выезжаем из деревни по той же дороге, но неожиданно начинаем забирать все дальше от края берега и чуть глубже в лес.
Запах соленого моря постепенно вытесняется сухим хвойным ароматом соснового леса, резко становится намного темнее, и Ник подвешивает перед нами небольшой светящийся шар. То там, то тут слышатся ночные шорохи, заставляющие меня покрываться мурашками, и уханье филина.
Я понимаю, что, судя по расположению сторон света и направлению тропки, мы едем к границе владений моего мужа. Разве мы не собирались обратно в замок?
Глава 25. Таверна
Я дергаюсь от внезапно пронзившей меня мысли. Рука на моей талии напрягается и чуть сильнее притягивает к горячему телу, а тонкую кожу за ухом обжигает дыхание и тихий шепот. Я застываю, боясь вообще пошевелиться, но волна трепета все равно пробегает по мне и концентрируется в солнечном сплетении.
— Мы не доедем засветло до замка, и это уже ясно, — склонившись ко мне, успокаивает мое внезапно нахлынувшее волнение Ник. — Но тут всего в часе езды небольшая межграничная таверна, где мы сможем переночевать и нормально поесть. Не самое лучшее место для незамужней девушки, но если ты будешь вести себя хорошо, тебе ничего не угрожает.
Хотела было возразить, что я вполне себе замужняя, но… Какое там. Я сейчас вообще без рода и племени. Впервые за то время, что мы ездим с ним верхом, Ник заговорил со мной, и я поняла, как тягостно ехать было в полном молчании. Как будто оно, как стена, стояло между нами и сейчас в мгновение рухнуло.
— А что, если меня там кто-то узнает?
— Это место для межграничного сброда, — хмыкает Ник. — Там столько разношерстного, зачастую разыскиваемого народа, что лучший способ затеряться — оказаться именно там.
Какое-то время мы снова молча мерно покачиваемся в седле, пока не оказываемся на большой поляне, где стоит таверна, а рядом ютятся несколько землянок. Из всего освещения — только свет из окон таверны.
Ник спешивается и спускает меня. Теперь я отчетливо вижу, даже в темноте, пятно на его рубашке. Он хмурится, ругается себе под нос и накидывает себе на плечи один из плащей, прикрепленных к седлу. Второй аккуратно надевает на меня.
— У тебя вся спина в крови, — говорит он, стоя настолько близко ко мне, что его дыхание касается моей щеки. — Тут, конечно, привыкли к этому, но лучше меньше вопросов.
Я послушно укутываюсь в тяжелый теплый плащ, но все равно ощущаю прохладу без рук Ника.
Деревянные ступеньки крыльца скрипят под нашими ногами, когда дверь таверны распахивается, а оттуда буквально вываливается совершенно нетрезвый мужчина. Ник закрывает меня своей спиной и помогает зайти в дверь, только убедившись, что больше неожиданных “выпаданцев” не будет.
Нас встречает полутемное душноватое помещение с множеством криво сколоченных столов и табуретов, заполненное посетителями лишь на треть. В углу горит очаг, около которого сидит какой-то крупный мужчина и курит трубку. За стойкой суетится крупная рыжеволосая женщина в переднике, она окидывает Ника оценивающим взглядом и, похоже, остается довольна.
Ник подходит к ней:
— Мне нужна твоя лучшая комната. — Он кидает на стойку мешок, который со звоном приземляется на деревянную поверхность.
Она прищуривается и ухмыляется.
— Ну и гости у меня сегодня. — Женщина вытирает стойку, а мешочек практически незаметно оказывается в ее руках. — Всем лучшее подавай. А лучшая комната одна… Чердак остался. Коли хотите — добро пожаловать, коли нет — вон, в пятой землянке, пустят на лавку.
Ник опускает подбородок и сверлящим взглядом смотрит на хозяйку. Он ничего не говорит, но женщина меняется в лице.
— Чердак большой и обжитой, — отговаривается она. — Да и уединения вам с…
Тут женщина, наконец, обращает внимание на меня. Но ее взгляд мне не нравится — через распахнувшийся плащ она видит отсутствие амулета. Нетрудно догадаться, какое мнение складывается обо мне.
— В общем, тихо там, — подводит черту женщина.
— Нас здесь нет. Еду сама приносить нам будешь, — отрезает Ник. — И воды два ведра. И котелок кипятка. Сейчас же.
Хозяйка таверны вздрагивает от тона, протягивает ключ и сразу кидается через низкую дверь на кухню.
Ник обхватывает пальцами мою руку чуть выше локтя и тянет вверх по лестнице. Мы поднимаемся на четыре лестничных пролета и оказываемся перед единственной дверью, которую он открывает с помощью ключа и, осмотрев помещение, впускает меня.
Парой щелчков зажигает свечи и осматривает помещение. Одна большая двуспальная кровать с простым деревянным изголовьем и льняным постельным бельем, стол у окна с письменными принадлежностями, пара стульев и умывальник в самом углу.
Ник чего-то ждет, отходя к окну, а я терпеливо присаживаюсь на стул, рассматривая наш ночлег и прикидывая, где мне устроиться спать. Кровать-то одна!
Но сейчас даже не это беспокоит больше — нужно как можно быстрее перевязать раны Ника, но тот медлит.
Вскоре становится понятно, чего он ждал: хозяйка приносит то, что мужчина затребовал, и скрывается за дверью.
Как только она уходит, я тут же подскакиваю, скидывая свой плащ и ныряя в сумку за бинтами. Ник тоже снимает плащ и небрежно бросает на второй стул, а потом устало опускается на кровать и прикрывает глаза.
Я смешиваю в тазике воду нужной температуры, подхожу к Нику и опускаюсь на колени около кровати, размышляя, как мне подступиться к его ране.
— Господин Сайланд, — начинаю я.
Он морщится и рычит.
— Хватит, — резко бросает. — Хватит так меня называть, хватит этого притворства. Я же знаю, что ты так и не смирилась. Иди ешь.
Не перечу, не напоминаю, что он сам приказал так его называть. Сейчас важнее обработать рану. А потом смогу и поесть.
— Николас, надо снять рубашку, чтобы я могла перевязать тебя, — говорю я, надеясь, что мне не придется с ним снова спорить.
Но мужчина не возмущается, лишь кидает на меня очень сосредоточенный взгляд, в котором мелькает еще что-то… А потом стягивает через голову рубашку и снова откидывается на подушки. Я на миг замираю, глядя на его совершенный торс, сейчас перевязанный несколькими слоями бинтов. Во мне борются желание дотронуться до него, провести пальцами и страх сделать больно.
Мне кажется, или Ник довольно ухмыляется, видя мою реакцию? Но, когда я на него смотрю, он уже лежит, прикрыв глаза.
Аккуратно снимаю окровавленные бинты: на боку, прямо под ребрами, краснеют и сочатся кровью три глубокие царапины с рваными краями. Обмакиваю сложенные в несколько раз чистые бинты в воду и промываю кожу вокруг раны.
