Лорен Де Стефано - Лихорадка
— Уже к вечеру она хочет избавиться от паренька. — Сейчас, когда Джаред говорит тихо, его голос звучит еще более мрачно и угрожающе. — Девушку придет смотреть новый покупатель.
Я пытаюсь сосредоточиться на том, что они говорят. Я знаю, что это важно. Однако мозг не желает мне помогать. Я то и дело проваливаюсь в темноту.
Мне каким-то образом удается заставить пальцы двигаться, и они касаются руки Габриеля. Он своим телом владеет лучше, чем я: хватает мою ладонь и крепко ее сжимает.
С нами обоими вот-вот случится что-то ужасное. Но как это предотвратить? Я ведь даже за руку Габриеля взять не могу!
Следующее пробуждение оказывается насильственным. Меня дергают за оба запястья. Мои глаза распахиваются, а голова откидывается назад так сильно, что я боюсь, как бы не переломилась шея.
— Вставай, ну же! — приказывает голос.
Я шатаюсь. Встаю, но удержаться на ногах не удается. Падаю ничком, кто-то снова меня поднимает.
— Что? — пытаюсь спросить я, но с губ срывается лишь нечто нечленораздельное.
Меня выталкивают из палатки. Повсюду темно. Никаких карнавальных огней. Никакого чертова колеса. И музыки тоже нет.
Крепкие руки толкают меня. Кто-то говорит:
— Иди!
Но я не могу. Ноги у меня ватные и онемевшие. Меня тошнит, и все заканчивается рвотой еще до того, как я успеваю сделать очередной вдох.
Ругань, бормотание. Я все еще откашливаюсь, когда кто-то взваливает меня на плечо и бросается бежать. Я знаю, что это не Габриель: он никогда не стал бы обращаться со мной так безжалостно.
Вокруг слышно отчаянное перешептывание. Босые ноги топают по земле — люди разбегаются во все стороны. Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь справиться с тошнотой. На большее я не способна. Карнавал закончился. Томные девицы мадам в страхе бегут. Мэдди мертва, ее тельце превратилось в пепел. Мир окончательно сошел с ума.
Внезапно мой похититель замирает и ставит меня на ноги. Поддерживает меня под мышками, чтобы я не рухнула на землю.
В темноте я почти ничего не вижу, но узнаю силуэт этих плеч. Вижу бинты, перетягивающие руку. Джаред.
— Что ты наделала? — Он говорит тихо и грозно. — Что за беду ты на нас навлекла?
— Я не… — Прижимаю руку ко лбу, пытаясь сообразить, где оказалась. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Тебя ищут какие-то люди, — отвечает он. — Мадам приказала выключить всю иллюминацию. Она решила, что шпионы решили ворваться в парк, поубивать нас всех и найти тебя.
— Мадам бредит, — говорю я.
Моргаю несколько раз подряд, пытаясь прийти в себя. Звезды над головой пульсируют неестественно ярко, а потом начинают гаснуть. Земля под ногами шатается.
— На этот раз — нет, — возражает Джаред. Он продолжает поддерживать меня, и его пальцы больно впиваются мне в тело. — Какой-то мужчина у ворот тебя ищет.
«Очнись!» — приказываю я себе. Но дрянь, которой меня накачали, все еще держит мозг в плену.
— Кто? — спрашиваю я.
Во рту возникает отвратительный металлический привкус.
— Какой-то Распорядитель, — говорит Джаред. — Он утверждает, что ты — его собственность.
Я несколько раз мысленно повторяю эти слова, и только тогда у них появляется смысл. Кровь застывает в жилах. Этого не может быть! Как Распорядитель Вон сумел проследить за мной до этого места? Конечно, мой свекор играл роль безумного ученого, но его владения заканчивались у ограды особняка!
Прихожу в себя настолько, чтобы высвободиться из хватки Джареда. Желудок сводят спазмы, голова кружится. Вокруг жужжат и стрекочут насекомые. Сухая трава щекочет мне ноги.
— Где он? — спрашиваю я.
Я не знаю, где мы находимся, но слышу гул мусоросжигателя, а это означает, что мы довольно далеко от чертова колеса и палаток. Рядом шепот и шорохи. Либо у меня галлюцинации, либо кто-то прячется в кустах.
Джаред смотрит на меня, но я вижу только белки его глаз.
Издалека, с потушенными огнями, в лунном свете, парк аттракционов напоминает один из незаконченных рисунков Линдена. Только линии, потоки света и углы. Мне кажется, будто я споткнулась и упала в иллюзорный мир его альбома для эскизов.
— Мадам приказала мне прятать тебя, пока он не предложит должного вознаграждения.
Пусть она и сумасшедшая, но дело у нее всегда на первом месте.
Шепот вокруг меня становится громче. Трава вырастает выше головы, смыкается надо мной, обвивает руки, ноги и шею. Я моргаю — и это прекращается.
— Он лжет, — заявляю я. — Что бы он вам ни сказал, он лжет. Я не знакома ни с какими Распорядителями, и никто не может считать меня своей собственностью!
— Да неужели? — откликается Джаред. Он скрещивает руки на груди, и его тень увеличивается вдвое, а потом сдувается обратно до нормального размера. — Оказалось, что он очень много о тебе знает, Рейн.
Мое имя. Он знает мое имя. И тихие голоса вокруг теперь повторяют его приглушенным хором.
А потом мое имя выкрикивают откуда-то с дальнего конца площадки аттракционов. Мадам. Я резко поворачиваюсь на крик, но Джаред на него не реагирует. Слышу звук приближающихся шагов, но из темноты никто не возникает.
«У тебя галлюцинации», — говорю я себе.
Все дело в той дряни, которую мне вводили. И в дыме, который продолжает разносить холодный ветер.
Джаред поднимает громадную сеть, чтобы меня поймать. Но как только он набрасывает ее мне на плечи, я понимаю, что это его куртка.
Мягкий голос спрашивает:
— Это твое настоящее имя? Рейн?
Сирень поднимается из высокой травы. Неужели она все это время пряталась на перешептывающемся поле?
Я ничего не отвечаю.
Сирень хватает меня за руку. Пальцы у нее осторожные, тонкие и холодные. Она проводит большим пальцем по моему обручальному кольцу и спрашивает:
— Неужели замужем было так плохо? Хуже, чем здесь?
Это хороший вопрос. Мой разум настолько затуманен, что я способна отвечать только правду.
— Нет, — говорю я, — не хуже.
У меня была удобная кровать. Муж, который меня обожал. Сестры по мужу, которые скрашивали мое одиночество или — чаще всего — просто делили его со мной. Может быть, мне следует капитулировать? В последний раз пройти между разломанных аттракционов, сдаться Вону и протрезветь во время долгой дороги домой.
Домой. Шепот в траве повторяет это слово. Дом.
Дом — это не особняк. За уютом комнат, которые я занимала вместе с сестрами по мужу, прячется нечто гораздо более зловещее. Я вспоминаю безжизненную руку Роуз, свесившуюся из-под простыни, о том, как у меня на глазах умирала Дженна, погибшего ребенка Роуз и Линдена. Во всех этих муках и горестях можно винить только одного человека — того самого человека, которому как-то удалось отыскать меня здесь.