Кристина Лорен - Совершенство
Он выигрывал гонки и состязания ВМХ. Сноубордингом он тоже занимается, и, похоже, играл когда-то в хоккей. Ленточки и грамоты занимают две полки, их столько, что она быстро сдается, отчаявшись прочитать каждую из них.
На письменном столе стоит фотография маленького мальчика с мужчиной, который, как ей кажется – вылитый Колин, когда ему будет лет тридцать: темные густые взлохмаченные волосы, ясные глаза. Еще на столе валяются тетрадки, яркие липкие бумажки для заметок и несколько талончиков – видимо, из столовой, решает она. Из-под клавиатуры торчит фотография, липкая от пролитой газировки – Колин на школьном балу с маленькой брюнеткой. Его руки лежат у нее на талии; она откинулась назад, опираясь на него, и они не просто улыбаются, как обычно улыбаются на камеру. Они смеются вместе.
У нее в груди застревает твердый комок, поднимается выше, в горло. Невозможно оторвать глаз от его рук у нее на бедрах – они словно говорят: вот она, и она моя, и она здесь. Люси даже не знает, станет ли когда-нибудь его прикосновение чем-то нормальным, и сможет ли она быть близка с ним так, как, наверное, была эта девушка.
Ощущение покалывающего тепла на затылке подсказывает ей, что Колин возвращается, и она быстро засовывает снимок обратно. Ей кажется, что он заметил, но парень ничего не говорит – и она тоже. Для разговора, кем они друг другу приходятся, еще слишком рано, не говоря уж о том, чтобы выяснять насчет других девушек. И все же она не может не обращать внимания на костерок ревности, который жжет ее изнутри при мысли о Колине рядом с кем-то еще.
– Звучит, конечно, отстойно, – смущенно произносит он, – но, вообще-то, я ужасно устал.
Она бросает взгляд на часы: два ночи.
– Господи. Конечно, ты хочешь спать! Прости…
Улыбаясь, он забирается под одеяло и хлопает по матрасу рядом с собой. Люси усаживается по-турецки у него в ногах – поверх одеяла – лицом к нему.
– Что, будешь за мной наблюдать?
– Подожду, пока ты не заснешь, и свистну у тебя из стола несмываемый маркер.
Он улыбается, и, повернувшись на бок, сворачивается клубочком.
– Договорились. Спокойной ночи, Люси.
И пока она сидит вот так в темноте, в голове у нее теснятся вопросы, и каждый настойчиво требует ответа. Про себя, про него. И почему вселенная послала ее сюда, назад, и почему он – единственное, что имеет значение.
– Спокойной ночи, Колин.
* * *– Ну, приветики, Новая Девушка. – Джей ухмыляется, вытягивает из-под стола стул рядом с собой и приглашающе хлопает по сиденью.
Не обращая внимания на действия друга, Колин вытаскивает стул рядом с собой, напротив Джея.
– Люси, Джей. Ее зовут Люси.
– Люси – хорошее имя, но Новая Девушка круче. Загадочнее. Можешь быть кем тебе угодно. – Подавшись вперед, Джей выдает Люси свою лучшую улыбку сердцееда. – Кем ты хочешь быть, Новая Девушка?
Люси задумывается, пожимает плечами. Ей никогда не приходило в голову посмотреть на свое положение с этой стороны: ни привязанностей, ни обязательств, ни ожиданий. Все, что она делала до сих пор, было не задумываясь, инстинктивно. Она глядит через открытую дверь в зал столовой, где едят большинство учеников. Все девочки сливаются в одну серую, скучную массу.
– Я играю на «басу» в женской рок-группе «Бешеные потаскушки», у меня фетиш насчет математики, и я могу открыть пивную бутылку зубами. – Люси расплывается в широкой улыбке. – Одно из этих утверждений – правда.
Джей прищуривается.
– Пожалуйста, скажи мне, что это группа.
– Я голосую за зубы, – говорит Колин.
– Мне очень жаль, – говорит она покаянным тоном, – но это математика.
Джей пожимает плечами, отправляет в рот кусок бекона.
– Тоже круто. То есть не так важно, играешь ты на «басу» с «потаскушками» или нет, – тебе нравится озеро. Вот это действительно интересно.
– Что такого интересного в том, что мне нравится озеро? – Люси поворачивается к Колину, вглядываясь в его лицо в поисках объяснений. – Что в нем может не нравиться?
– Обожаю озеро, – откликается Колин, тоже улыбаясь: он явно наслаждается ситуацией. Вокруг – один сплошной трек для байка, и никто не шляется понапрасну. И, подмигнув, он добавляет: – Того, что на озере, я не боюсь.
– Да мне плевать на истории, – отмахивается Джей. – Оно выглядит мерзко. Летом там жарища и воняет тиной. Зимой озеро замерзает, все кругом синее и вообще тоска. – Подцепляя кусок яичницы, он тычет вилкой в сторону Люси. – Ты же о «ходоках» слышала, да?
Люси трясет головой, чувствуя, как вверх от кончиков пальцев расползается холод. Инстинктивно она придвигается поближе к Колину.
– Говорят, в нашей школе призраки водятся. Потому и к озеру никто не ходит; народ тут рассказывает, как своими глазами видел девушку, которая расхаживала в озере, под водой. Да здесь везде вроде как призраки.
Люси вздрагивает, но это замечает только Колин. Он потихоньку кладет руку под столом ей на колено.
– Но если хотите знать мое мнение, – продолжает Джей, и кусок яичницы шлепается обратно в тарелку. – Народу просто неохота так далеко тащить свои ленивые задницы, им бы лучше торчать у себя в общаге и открывать пиво зубами.
– Ясно, – тянет Люси. А Джей с непонятным выражением лица наблюдает за ее реакцией.
– Мы с Джеем призраков не боимся, – заверяет Колин.
Люси смотрит на него, а он улыбается во весь рот – их тайна в его глазах.
* * *Люси составляет собственное расписание занятий, исходя из того, какие учителя никогда не проводят перекличку. У них с Колином совпадает только один урок – история, но он в середине дня, именно тогда, когда ей особенно нужно видеть его улыбку краешком рта, пальцы, выстукивающие нетерпеливый ритм по парте, пальцы, которые – она знает – хотят прикоснуться к ней.
Это труднее, чем она думала: быть… ну, в общем, ничем. Она постоянно наблюдает за людьми, пытаясь понять, может, какая-то фраза, какой-то незаметный жест или поступок послужат ключом к воспоминаниям о том, кем она была, и как ей остаться здесь, на этом свете, и в один прекрасный день уйти из школы вместе с Колином.
Она вновь и вновь возвращается в мыслях к тому, что сказал Джей о «ходоках» и об историях, связанных со школой. Она понимает: ей нужно было задать побольше вопросов, ей все еще нужно их задать, но постоянная тяга к Колину – как шум статических разрядов у нее в ушах, который заглушает все остальное. Вопросы, сомнения, смысл ее пребывания здесь – все кажется неважным по сравнению с ритмом, пульсирующим под ее кожей всякий раз, как он оказывается рядом. Ее физически тянет к Колину, так же, как ее физически отталкивают ворота.
