Ольга Мигель - Принц на белом кальмаре
Не умолкая ни на минуту, продолжала звучать песня принцессы. Так шел день за днем. Неожиданно стражники заметили, что из пещеры исходит нежное сияние. После этого войти они тем более не решились.
Однажды песня стихла. Вызвав чародея, отряд стражи осмелился войти в пещеру. Но принцессы они там не нашли. Только ее одеяния лежали посреди зала, облепленного алыми жемчужницами. Когда же чародей исследовал пещеру, то огорошил всех известием о том, что принцесса, воспользовавшись чарами, сумела как-то растворить себя и слиться с жемчужницами в этом зале. Заинтересованный, чародей попытался раскрыть одну раковину, но ему это не удалось. Не потому, что створки моллюска были очень плотно сомкнуты, а его раковина — слишком прочной. Просто стоило ему коснуться жемчужницы, и он расплакался, словно ребенок, а руки его задрожали. После того бедняга несколько дней отрешенно сидел на месте, глядя в одну точку и всхлипывая. А когда пришел в себя, не захотел ни с кем обсуждать то, что с ним случилось.
Когда король услышал о судьбе дочери, то закрылся в своих покоях. Но кое-кто отреагировал более бурно.
Узнав, что стало с ее сестрой, Аминес обезумела. Проклиная весь мир, сгорая от ненависти, она воспылала желанием отомстить. И тогда принцесса сделала то, что повергло в ужас все морское дно. Заявив, что никто не прикоснется к ее драгоценной сестре, она жестоко убила сначала ее жениха, потом своего, а потом и собственного отца. Возможно, наследник тоже стал бы ее жертвой, не будь он в отъезде, когда все это случилось. Свершив свою месть, Аминес отправилась в пещеру, легла на входе в зал с жемчужницами и лишила себя жизни.
Новый правитель приказал достать тело сестры из пещеры. Вот только отряд стражи, который вошел туда, несколько минут спустя выбежал в ужасе, и никто не смог ничего толком рассказать. После того в пещеру ступил другой отряд, состоявший из лучших солдат королевской стражи и двух придворных чародеев. Они-то и поведали, что тела Аминес не нашли, как и тела Амирес, только ее одежды с дырой на месте сердца и лежащий в них кинжал. Но это не самое странное, что встретилось им в пещере. По их словам, каждый камушек, каждый полип был пропитан сумасшествием, которое просачивалось в головы. Пещера казалась живой и полной безумной ненависти. Это место отгоняло от себя и ни на шаг не подпускало к залу с жемчужницами.
С тех пор отчаянные смельчаки не раз пытались добраться до заветного зала. И некоторым это даже удавалось. Но впервые извлечь из раковины жемчужину получилось лишь пятьдесят лет спустя. И когда придворные чародеи ее исследовали, то пришли в благоговейный трепет.
Свойства, которыми обладала чудесная жемчужина, поражали воображение. Они держали в руках мощнейший усилитель чар, с помощью которого можно было сотворить заклятия, ранее казавшиеся невозможными. Как выяснилось, чтобы использовать силу жемчужины, чародей должен ее проглотить. И когда один из них сделал это, результаты превзошли все мыслимые и немыслимые ожидания: страшная неизлечимая болезнь, от которой умирал правящий король, отступила за считаные часы, а сам правитель помолодел на несколько лет.
Но что самое невероятное, проглотивший жемчужину чародей утверждал, что когда сокровище оказалось в его теле, он услышал его голос — дивную песнь, завораживающую каждую чешуйку. Это продолжалось, пока жемчужина полностью не растворилась в его животе. Песнь была так прекрасна, что мужчина вскоре и сам отправился в пещеру в надежде добыть еще одну жемчужину. Не ради чудесных волшебных свойств! Просто чтобы еще раз услышать это дивное пение.
Естественно, у него ничего не вышло. Ему повезло, его тело и разум не пострадали. Но мечту проглотить жемчужину еще раз чародей так и не оставил, потому до конца своей жизни предпринял еще несколько безуспешных попыток добыть сокровище, прозванное с тех пор Поющими жемчужинами.
Темные чародеи тоже заинтересовались жемчужинами. И когда им удалось заполучить одну, они выяснили, что тоже могут использовать их для своих заклятий. Но к счастью, добыть Поющие жемчужины им было нисколько не проще, чем светлым коллегам.
Теперь у меня не оставалось никаких сомнений: единственным способом вернуться в свое тело была эта самая Поющая жемчужина. Даже если Клайк каким-то чудом сумеет разгадать ритуал Зайлы, с помощью которого она поменялась со мной телами, без силы жемчужины все равно ничего не выйдет. Вот только я была уверена, что за ней никто не пойдет. Потому что о необходимости этого сокровища для ритуала Клайк в любом случае должен был догадываться, а попыток достать ее для меня, по-видимому, до сих пор не делалось. А значит, мне следует либо принять как факт, что я проведу остаток жизни здесь, либо…
Понимая, что это смертельно опасное предприятие, я в то же время осознавала, что другого выхода нет. Когда же вечером, на выходе из библиотеки, меня встретил Брайн, так искренне мне улыбавшийся, в моей памяти снова всплыла наша прогулка по саду. А еще — ощущение от его пальцев, ласкавших мою ладонь. И следующим утром я принялась старательно изучать все, известное о темных силах, обитающих в пещере.
Мое исследование продолжалось без малого неделю. И вот на восьмой день, попрощавшись с Брайном, я снова забежала в библиотеку. Только на этот раз, дождавшись, когда принц уйдет, я выскочила из здания и на всех плавниках помчалась к ангару, где обитал Малыш.
Да, я все еще боялась этого кракена. Но сейчас выбор у меня был не очень-то велик. Горсти планктона оказалось достаточно, чтобы Малыш довольно прищурился и потрепал меня щупальцем по макушке. А после позволил усесться в седло на своей спине и, медленно поднявшись над морским дном, послушно поплыл под моим руководством на юго-запад: к тому месту, где находился вход в пещеру Поющих жемчужин.
2. Морская песньПещера была не слишком далеко от города, так что на кальмаре я домчала туда довольно быстро. И у этого обстоятельства был весомый плюс: я не успела растерять свою решимость по дороге. Когда Малыш опустился на дно впадины в нескольких метрах от пещеры, я, гордо вздернув нос, слезла со спины кракена и направилась ко входу.
— Ну же, Малыш! — вздохнула я, когда он слегка придержал меня за плечо щупальцем, похоже, не желая, чтобы я шла туда. — Не переживай, я справлюсь…
Обернувшись, я осеклась. Кто бы мог подумать, что в этих глазищах, каждый размером с мою голову, может быть столько умилительной жалости, способной дать фору глазонькам Кота в Сапогах из «Шрека»!
Заколебавшись немного, я подошла к Малышу и погладила его по лбу, на котором продолжали сиять яркие узоры, ставшие сейчас для меня единственным источником света. Если, конечно, не считать клеточки с маленькой светящейся рыбкой, которую я прихватила с собой, чтобы не оказаться в пещере в кромешной тьме.
