Юлия Колесникова - Свора - Зов крови
— Как на счет маленького путешествия?
— Куда? Домой? — я насмешливо обернулась к нему.
Калеб остался серьезным. Его рука медленно прошлась вдоль моей ключицы, и опустилась на грудь, на то место где отчаянно колотилось сердце. Чем дольше его рука оставалась на месте, тем ближе был момент сердечного удара. Мне почти становилось дурно, когда мы сидели так близко и в то же время расстояние между нами не сокращалось. С того времени, как я и Калеб вернулись из Испании, он усерднее чем раньше соблюдал между нами дистанцию. Совсем не похоже на то, что было между нами даже тогда, когда я была беременна. Проявление его чувств, в то время было таким бурным, как и моя ответная реакция. Что же изменилось теперь? Неужели Калеб чего-то боится?
— Да нет, я говорю о настоящем путешествии.
Он взял мою руку в свою крупную ладонь, и все мысли смешались. Смотреть на него и думать, все еще оставалось для меня непосильной задачей.
— Это как-то неожиданно, — промямлила я.
Дел у меня не было. В отличие от остальных моих ровесников и друзей, мне не нужно было работать, и чувства вины по этому поводу я не испытывала. Все свободное время мы проводили с Калебом вместе. Мы гуляли с детьми, но днем мне приходилось делать это самой — лето вышло не только жарким, но и солнечным. Бывало так, что несколько дней подряд никто из моей семьи, а теперь в ее число входили и Калеб с Гремом, не могли выйти на улицу. Тогда мне удавалось посидеть с Евой на улице около минимаркета, где она подрабатывала, сменяя кассирш уехавших в отпуск.
Соня и Рики, оставались недовольными, если им не давали чего-нибудь сладкого и, когда Соня начинала требовательно кричать, я удивлялась, как могла родиться у меня такая настойчивая дочь. Да и Рики, со своей спокойной рассудительностью, исключающей крики и истерики, тоже меня вовсе не напоминал.
Когда им исполнилось по 4 месяца, я наконец-то смогла разглядеть в них свои черты лица, само собой все сходство с Логаном стерлось из моего сознания. У них росли жиденькие русые волосы, на макушке закручиваясь в кудри, а глаза с каждым днем, казалось, синели. Чем они становились старше, тем сходство между ними становилось заметнее. Если бы Самюель не одевала Рики в синее и зеленое, можно было бы подумать, что он девочка. Таким милым и очаровательным было его лицо с ямочками. Это и было их отличием, у Сони ямочки отсутствовали, при этом она была не менее симпатичной, зато какой капризной.
Со дня на день мы ожидали приезда Ричарда, все еще без Мизери. Он хотел видеть Рики и Соню. Его нетерпение передавалось по телефону. Вестей от Прата по-прежнему не было. Он не давал о себе знать почти год, и родителей его поведение не беспокоило — в отличие от меня. Зная способность Прата находить проблемы там, где их нет, он мог что-то натворить. В страхе я выискивала по интернету новости, сообщающие о странных смертях, особенно в тех странах, где предпочтительно остановился бы Прат. Но ничего не было, и, сначала ощущая радость, я вновь начинала теряться в догадках. О Прате я с Калебом тоже ни разу не говорила. Калеб знал меня достаточно хорошо, чтобы заметить мое непонятное молчание в отношении дяди. А может он и так многое видел в моих воспоминаниях или родителей, чтобы еще расспрашивать. У Калеба и Грема была одна черта, совершенно не свойственная моим родителям, — уважение к моим желаниям. Самюель, желая что-то знать, проигнорировала бы все мои намеки, и сделала бы так, как считает нужным. Терцо согласился бы с ней. И только Грем и Калеб никогда не лезли туда, куда их не просят.
Не смотря на то, что Калеб стал таким внимательным теперь, раньше, когда он думал, что я хочу расстаться с ним, он постоянно смотрел мое прошлое, расспрашивал, и очень откровенно удивлялся, что, зная о нем так много, я продолжаю его любить.
— Слишком неожиданно, я бы даже сказала.
— Столь ли неожиданно, чем приход ночи, или наступление жары?
Самым странным в наших отношениях с Калебом была та напряженность, которую я могла назвать лишь Желанием. Все это выливалось в то, как мы смотрели друг на друга, что говорили один другому, о чем умалчивали и как отводили глаза, смотря перед тем столь откровенно, что мне становилось трудно дышать.
— Я не знаю. Но почему раньше ты мне ничего не говорил о путешествии?
Калеб улыбнулся насмешливо и отстраненно. Раньше я обижалась, замечая такое выражения лица, и только со временем поняла, что Калеб всегда таким становился, когда был чем-то расстроен.
— Думаю пора домой.
Когда Калеб так и не ответил, я не на шутку встревожилась. Он протянул мне руки, и я взяла их машинально. Мы не спеша поплелись в сторону дома, оставляя позади участок леса, где Калеб сделал для нас настил из досок и покрыл его мягким покрывалом. Что я буду делать, когда придет осень и здесь станет слишком холодно, чтобы лежать и наслаждаться ночью в руках Калеба? Таких холодных, напоминающих стекло своей идеальной гладкостью и свежестью, как и его губы, всегда с каким-то отчаянием ищущие мои.
Дом почему-то не встретил нас как всегда радостной возней и причитанием родителей, трясущихся над Соней и Рики. Не было Грема, а также вечных нянек из маминого комитета — самые частые гости, кроме наших с Калебом друзей, в доме.
Я прошла в гостиную, Калеб продолжал медлить, идя вслед за мной. Терцо и Самюель полулежали на диване, рядом в кроватках спали Соня и Рики. Посмотрев на эту умиротворяющую картинку, я вспомнила о своих страхах, что кровь детей, станет для Самюель таким же испытанием, как и моя. Но такой ужас минул наш дом, Соня и Рики, унаследовали достаточно много от Логана, чтобы их запах не был слишком уж похож на мой.
Мои родители могли бы выглядеть спящими со стороны, только не для меня. Я знала, как чутко они следят сейчас за моим дыханием, а мама за ударами моего сердца, перегоняющего, болезненную для нее, сладкую кровь. Чувство вины неосознанно захлестнуло меня, когда я увидела ее судорожный вздох и легкую дрожь, пробежавшую по телу, перед тем как открыть глаза. Терцо тоже на миг стало тяжело, но он справился быстрее мамы.
— Ты немного опоздала, мы уже их искупали. — Терцо, как и я, отметил попытки жены совладать с собой и потому взял разговор на себя, давая Самюель время.
Калеб отодвинул меня немного в сторону, но я насмешливо потянула его к креслу. Я не в первый год жила со своими родителями, и знала, когда стоит опасаться. Самюель немного волновалась, впрочем, я, как и Терцо, лишь теперь это заметила, и потому ей стало вдруг трудно контролировать жажду. Меня накрыло сомнение. Сначала Калеб промолчал на мой вопрос, точнее говоря, очень разумно увильнул от ответа. Теперь родители вели себя очень странно. Что-то явно стряслось, объяснять никто не спешил. Я терпеливо принялась ждать.
