Линда Джонс - Солнечная Ведьма
Но они не были волшебниками, не владели магией, способной их защитить. Они были мужчинами. Императорские солдаты погибали, но и мятежники тоже. А люди императора продолжали прибывать. Один умирал, а его место занимали еще двое. Казалось, будто из-за деревьев льется бесконечный поток солдат.
Один крик из множества других привлек внимание Кейна, даже не смотря на то, что был не громче и не настойчивее остальных. Просто он был более знакомым. Кейн повернул голову и увидел, как упал Дарэн. Высокий, худощавый солдат, одетый в традиционную изумрудно-зеленую униформу, встал над маленьким братом Кейна и снова нанес удар. Второй удар оказался смертельным, Кейн видел достаточно, чтобы понять это.
– Нет! – он побежал, прокладывал путь к Дарэну и безумно побеждая одного противника за другим. Солдат уже отвернулся, чтобы сразиться со следующим мятежником. Казалось, что каждый императорский пехотинец настроен помешать Кейну добраться до брата. Искусство владения мечом было забыто в пользу силы и жестокости. Он прорезал и прорубал путь сквозь битву, намереваясь не только остаться в живых, но и добраться до убийцы брата. Лязг стали о сталь заглох, лица солдат расплывались. Острие меча в чьих-то неуклюжих руках задело его спину, он обернулся, погрузил свое лезвие в грудь солдата и продолжил продвижение.
Приблизившись к цели, Кейн сосредоточился на лице убийцы. Оно было костлявым и загорелым, с темными, раскосыми как у кошки глазами.
Императорские войска все прибывали. Мятежники проигрывали сражение, а из-за окружения с трех сторон и резкого обрыва с четвертой, отступление оказалось невозможным. Кейн мог сдаться сам или угодить в плен. Или же умереть. Это был легкий выбор.
Он замахнулся мечом, целясь в шею солдата, но убийца Дарэна заметил движение и отскочил. Недостаточно далеко и быстро. Кончик меча задел его щеку. Разозлившись из-за пореза, мужчина сосредоточил все внимание на Кейне. Мечом он владел мастерски, и они сцепились, подобно окружавшим их мужчинам. Через мгновение все вокруг исчезло. Не осталось никого кроме них двоих, исчезли все звуки, кроме их резкого дыхания и звона стали. Все окружающее, остальная часть сражения и горе от смерти Дарэна покинули мысли Кейна.
Кейн держался прямо напротив солдата. Они боролись так же как мужчины, которые были здесь до них. Бессознательно, не просчитывая свои движения. Каждый удар был результатом инстинкта, врожденного мастерства и слишком долгих лет практики. Их силы оставались равны, пока мечи не встретились в воздухе и лезвие Кейна не раскололось на две части. У него было хорошее оружие, и такого не должно было произойти, но, тем не менее, случилось.
Кейн пригнулся и перекатился направо, чтобы добраться до оружия Дарэна. Потянулся, ухватился за рукоятку, поднял меч с земли и встал, проделав все это одним плавным движением. Но задержка, какой бы короткой она ни была, дала солдату преимущество. Он нанес один яростный удар в грудь Кейна, следующим порезал ему руку. Глубоко.
Кейн понял, что он и убийца Дарэна единственные, кто все еще сражается. Некогда тихая дорога была усыпана раненными и мертвыми. Убитых императорских солдат было больше, чем мятежников, но это служило слабым утешением. Сражение закончилось. Кейн Варден станет последним погибшим.
– Повстанческая деревенщина, – проскрипел солдат с акцентом, указывающим, что он провел всю свою жизнь в столице Арсизе. Взмахом меча он выбил оружие из руки Кейна. Разоружив его и приставив кончик меча к сердцу, солдат приостановился и стер кровь с щеки. – Ты отметил меня, наглый мятежник. И я отмечу тебя десять раз прежде, чем убью.
– Ты убил моего брата, сукин сын, – Кейн не отступил от острия меча. Вся его семья погибла, дом был сожжен. У него ничего не осталось.
Солдат мельком взглянул на Дарэна, который неподвижно лежал на земле в луже собственной крови. Его горло было перерезано, удар солдата разрубил рубашку и плоть под ней.
– Этот? Он даже дрался не слишком хорошо. Однако, я буду счастлив насадить его симпатичную голову на палку и отправлю висеть на стену в Арсиз, пока от нее не останется ничего кроме черепа. И раз уж ты говоришь, что вы браться, я прослежу, чтобы твоя жалкая голова красовалась рядом.
Он беспечно ткнул в тело Дарэна мечом, и Кейн ринулся в атаку. Он выбил меч из руки солдата, и они сцепились из-за контроля над коротким ножом, который пехотинец вынул из ножен на талии.
Другие императорские солдаты нашли рукопашный бой забавным. Запыхавшиеся и раненные, они столпились вокруг, чтобы понаблюдать, развлечься и перекрыть любые пути к спасению.
Кейн упорно боролся, но он терял кровь, и силы быстро таяли. Солдат вырвался, но нож, за который они боролись, оказался в руке Кейна. Если бы только он мог убить солдата прежде, чем остальные убьют его самого, то умер бы с миром.
Солдат двигался слишком быстро, он крутанулся, поднял одну ногу и нанес ею удар. Его императорский ботинок угодил в раненную грудь Кейна, и тот полетел на спину. Он попытался сохранить равновесие, зная, что если окажется лежащим на земле, с ним будет покончено. С ножом или без. Ему почти удалось сделать это… и тут нога наступила в воздух там, где должна была находиться земля. Инерция вынудила его сделать еще один шаг, а потом он начал падать… кувырком. Когда Кейн тяжело приземлился на край большого камня, воздух вышибло из легких. Его отбросило вверх, потом снова вниз. Он видел только размытые пятна и грязь, а затем, когда с резким глухим стуком приземлился на спину, успел заметить краткий проблеск восхода солнца, и все померкло.
СОФИ КАЗАЛОСЬ, что каждому человеку принадлежит свой отрезок дня. Несколько любимых часов, когда чувствуешь себя более живым. Более умелым. Они с сестрами были такими разными.
Айседора была ночным созданием. Когда она искала время для уединения, то это происходило при свете луны или в полной тьме. Жульетт находила умиротворение в закате. Обычно она становилась наиболее энергичной во второй половине дня, и ее часто можно было найти сидящей на западном склоне холма, с довольной улыбкой наблюдающую за закатом.
Софи, самая младшая из сестер Файн, любила утро. Она обожала пробуждение дня, мягкий свет восходящего солнца, вибрирующее ощущение просыпающегося мира. Обе ее сестры спали, пока она пробиралась к водоему возле их дома на вершине горы. Еще не совсем рассвело, но лето полностью вступило в свои права, и воздух был мягким. Софи погрузится в прохладный пруд, чтобы полюбоваться и почувствовать, как возрождается день.
Софи любила своих сестер, но порой ей казалось, будто они совершенно ее не понимают. Они обращались с ней как с ребенком, даже не смотря на то, что скоро ей исполнится двадцать три. Похоже, они не понимали, что она не хочет походить на них, что она не согласна с ними по каждому вопросу, и особенно не согласна там, где дело касалось мужчин.
