Светоч жизни (СИ) - Шалюкова Олеся Сергеевна
Что значит не смотреть в окно? Она – взрослая. Взрослые не думают о таких пустяках. Взрослые не попадают в идиотские ситуации, как она сама. Взрослые не ждут на вокзале несколько часов из-за того, что попав в пробку, опаздывают на автобус и приходится ждать последнего.
Взрослые не слышат внутреннего голоса, а потому – не слушают его, вот в частности, как она сама.
Но только если взрослые делают такие глупости, то лучше не взрослеть.
За окном кто-то… был.
Не очень высокий. Почему-то пугающий.
Сгорбившись, этот кто-то был рядом с кучей тряпья. Уже не шевелящегося. А в свете фонаря, откуда только взялся?!, были видны лужи. В лужах не отражалось ничего, лужи влажно поблёскивали алым.
«Не смотри. Отвернись! Отвернись, Арина!» - она кричала сама на себя, а сама – смотрела. Смотрела.
Как куча тряпья расползается в эти самые лужи, словно грязь в воде.
И как в луже алой-алой видны зелёные глаза.
Ей отчаянно захотелось закричать. Но… Зелёные глаза поднялись. Больше она ничего не видела. Зажмурилась перепугано, будто бы это могло помочь. Будто бы от этого только зависело, что случится дальше.
Она была всего лишь ребёнком, она ничего не знала о мире и даже не считала, что что-то знает. Хотя, надо признать, что и не собиралась узнавать.
Хотя мир и казался ей страшным и пугающим, Арина знала, что он – очень простой. В нём есть чёрное и белое, серое и цветное. В мире очень много всего непознанного, странного, страшного.
Единственное, чего только в мире нет – это чудес.
Смешно, конечно. Как будто они нужны кому-то, эти чудеса.
С губ сорвался немного истеричный смешок, как будто её мнение кого-то интересует!
Проснувшаяся соседка коснулась плеча девочки. Голос у неё был тихий, поэтому Арине пришлось вслушиваться изо всех сил, чтобы расслушать сказанное. Но… почему-то не получалось.
Слова не долетали до слуха!
И девочка испугалась.
Дернулась в одну сторону, другую. Вслепую вырвалась от сидения и кинулась опрометью к водителю, сказать… хоть что-то сказать! Остановить этот жуткий автобус. Пусть лучше она пешком пойдёт по этой трассе, только не быть в этой железной коробке, только оказаться бы от неё как можно дальше!
Прочь, прочь…
Водитель повернулся на прикосновение к плечу. Череп с кусками плоти и свисающими лохмотьями кожи вежливо прокаркал:
- Добро пожаловать в ад.
И тогда она закричала, повернулась, но… больше бежать было некуда. Автобус мчался по простой трассе, а она была закрыта в салоне с мертвецами. Они поднимались со своих мест и тянулись к девочке, радостно что-то приговаривая на своём кошмарном языке.
«Я сплю!» - мысль-надежда постучалась в виски. – «Я просто сплю и вижу какой-то безумный кошмар. Ничего такого здесь нет. Я просто не могу проснуться. Устала, заучилась. Ещё бабушка предупреждала, что буду столько учиться, до беды дойти могу. Вот и дошла. Надо учиться меньше, надо…»
Ближайший мертвец полоснул по аппетитному пухлому боку девочки. Боль, которая прокатилась обжигающим раскатом по нервам, была более чем настоящей и достаточной, чтобы Арина осознала, что нет, не спит. Всё происходит в действительности, непонятной, чуждой ей – обычному человеку. И сейчас, если она что-то не придумает, всё закончится. Её жизнь – закончится тоже.
Не то, чтобы она очень возражала, но в первую очередь, Арина была по натуре бойцом. Хотя чаще всего эта её сторона выходила ей боком.
Пятиться было некуда. Разум, охваченный смятением и болью, не мог найти выхода. С одной стороны был мертвец, вставший со своего места водителя. С другой стороны – были бывшие пассажиры и … Старик.
Высокий старик с серой кожей идущий к ней по салону в дорогом бежевом пальто.
Она даже успела удивиться, почему так чётко видит цвета, когда ушей достиг звук – жуткий раскат грома.
Осенняя гроза?!
Следующая молния ударила немного ближе. Старик, сверкая зеленью взгляда, шёл к ней, щуря в белозубой улыбке коротенькие острые клыки.
- И зачем такая умная девочка смотрит за окно? – спросил он сочувствующе.
Арина сжалась, отступив ещё на шаг.
Горячая кровь лилась по её боку, с каждым шагом оставляя дорожку на полу автобуса. Ещё шаг. Эссенция жизни, её воплощение и хранилище – она дразнила идущих к девочке гулей, желающих сейчас только одного. Съесть, вот прямо сейчас, порвать этот аппетитный колобочек на части, маленькие, чтобы прожевывать было легче.
Быстрее.
Быстрее…
Она такая вкусная, она уже так близко.
Вспыхнула молния, до ушей долетел раскат.
Они были одинаково близко – водитель и старик. И старик казался девочке куда страшнее, чем мертвец. Арина уже собралась кинуться в руки водителю, когда за противоположным окном с вспышкой молнии она увидела более чем знакомое дерево.
Огромная берёза ещё три лета назад была расколота молнией. Всё, что осталось от некогда прекрасного дерева – выжженная сердцевина и ствол вокруг, подобно вывернутому зонтику.
А сразу за ним – был крутой поворот и змеиный обрыв. Местные его повадились ещё обрывом смерти называть. Сколько здесь человек разбилось – словами не передать!
Бросив панический взгляд на сидение водителя, где естественно было пусто, девочка успела сделать шаг ближе к поручням, и это было последнее, что сделать она успела. Автобус круто занесло, краем он зацепил дерево.
Единственно живую пассажирку швырнуло вперёд, в стекло, потом на мгновение наступила темнота.
Когда Арина открыла глаза, над головой были крупные-крупные звёзды. Где-то в стороне что-то мощно шумело, напоминая не то о гигантском костре, не то об огромном водопаде.
Тело было лёгким-лёгким, она его почти не чувствовала. А вот руки поднять она не смогла. Не видела своими глазами, но в то же видела всё немного со стороны. Так странно, так смешно.
Как будто на мгновение она стала призраком. Совсем невесомым, очень-очень лёгким. Тонким.
Не было больше молний, ушла стороной гроза с громом, не проронив на раскисшую от постоянных дождей землю ни слезинки. Автобус догорит до углей, Арина это понимала отлично.
Как и то, что её не успеют найти, не успеют спасти.
Повсюду была кровь.
Она текла реками по её загорелым рукам, текла по щеке, текла по разорванному боку. Багровое полотно испортило её самую любимую рубашку, и теперь поднималось выше. Как будто кому-то есть дело до её рубашки!
Как будто…
Сознание мутилось.
Реки крови сливались воедино, с каждым мигом затягивая её в погребальный багровый саван. Где-то в стороне мелькнуло ядовито-зелёное свечение и пропало.
Где-то снова мелькнуло что-то яркое, светлое. Она ничего не слышала. Только видела сквозь резь в глазах, больно было даже так, как маленькая юркая машинка, не справившись с управлением, оказалась в кювете. К счастью, не с той стороны, где автобус.
Мир качнулся, перевернулся вверх ногами, и она снова смотрела на него своими глазами. Краем глаза видела, как блестят в лужах её крови разноцветные осколки ветрового стекла огромного автобуса.
Её… выкинуло оттуда?
Как это называется? Инерция? Кажется, в газете было… Что во время аварии непристёгнутый человека может вылететь в окно…
Сознание мутилось, слабело. Кажется, Арина слышала чей-то крик. Или это был птичий крик? Здесь, в лесе неподалеку, жили совы. И они страшно ухали, и бабушка, ведя маленькую Арину за руку, когда они ходили за грибами, говорила, чтобы внучка никуда-никуда не уходила.
Потому что тогда совы прилетят и украдут её.
Арина верила…
А потом вместе с бабушкой сушила и нанизывала на толстую нить крепкие белые боровички, чтобы с ними сделать зимой вкусный наваристый суп.
Какая чушь лезет в голову. На глаза навернулись слёзы.
Больно ещё пока не было, но только пока.
Наверное, всего ненадолго, всего на чуть-чуть, но она отключилась снова, потому что когда открыла глаза, над ней было лицо – миловидное женское лицо с рассеченной правой бровью, и кровь капала по этому лицу прямо на лицо самой Арины.