Длинная и дикая охота (ЛП) - Дестефано Мэрри

― Это папа?

Адель присоединяется к нам. Ее полный боли голос окутывает меня, подобно мокрому плащу в зимний вечер.

Приподняв свое длинное рваное платье, она присаживается рядом с мертвым Уильямом, и они оба склоняются к краю поляны. Она смотрит на отца, и слезы стекают по щекам. Адель представляет собой скорбное привидение, и даже несмотря на то, что мы были лучшими подругами до того, как Уильям появился в наших жизнях, ее постоянные слезы не позволяют долго находиться рядом с ней.

― Только не снова, ― печально произносит Уильям. ― Ты плакала неделями напролет, когда Картина пропала…

― Когда ты убил меня, ― поправляю я его. Как обычно он упускает очень важные детали.

― И продолжаешь плакать, как погибла, ― говорит он Адель. ― Прошу остановись. Или уйди. Уйди в другую часть леса.

Вместо этого Адель испускает длинный пронзительный вопль.

― А-а-а-а-а-а-а-а-а-ах!

Это вызывает дрожь во мне до самых пят, так что могу только представить, как это влияет на двух живых. Мой отец роняет свою палку и кружится, осматривая лес, пока его взгляд снова не скользит по мне.

Он должен увидеть меня. Должен.

Подумает ли он, что это именно я рыдала?

Если он думает, что я оплакиваю его потерю, то сильно ошибается.

― Нам стоит уйти, ― говорит он отцу Адель. ― Тут могут быть приведения. Злые духи. Сам Король Фей охотится в этом лесу, крадет души и делает их своими рабами.

― Если здесь и есть призрак, то это не кто иной, как моя дорогая дочь. Адель, это ты?

Она отвечает долго и протяжно.

― О-о-о-о-о-о-о-о-ох!

― Используй слова, дрянная девчонка, ― говорит Уильям с зевком. Адель возможно была заинтересована в нем при жизни, но после смерти он ей наскучил.

Ей стоит прекратить выть. Ей нужен покой.

― Адель тут, ― говорю я ее отцу, желая помочь. ― Твоя дочь прямо тут.

Я приближаюсь, пока не дотрагиваюсь до его руки. Он пугается, и его глаза расширятся. Кожа на его руке синеет, будто побывала в снежной буре без перчаток. К счастью, он не отдергивает руку. Возможно, он все время жаждал знака.

И я дам ему один.

― Тут.

Я тяну его к телу.

― У-у-у-у-у-у-у-у-у, ― продолжает Адель рыдать, широко открывая рот, поднимая голову к небу. Она выглядит как собака, воющая на луну.

Бедная девочка.

Она должна покинуть это проклятое место, и единственный выход ― если кто-то перенесет ее кости. Адель должна быть похоронена на священной земле, чтобы остановить это проклятие.

― Отнеси ее на кладбище, ― шепчу я на ухо ее отцу. ― Обещай мне.

Он кивает.

Хорошо. Он заберет ее тело и похоронит на кладбище при церкви. Священник прочтет молитвы над ее костями, и она будет освобождена.

Адель не похожа на мертвого Уильяма или меня. Она заслужила быть освобожденной от этого места.

Я надеюсь, что никто больше не услышит меня, кроме мистера Бахмана. Особенно тот, кто наложил проклятие на этот лес.

Но это не имеет значения.

Даже если шепот может распространиться по этому волшебному лесу.

Ты не сможешь скрыть доброе дело. Не тут.

На этой земле мертвых ни одно доброе дело не останется безнаказанным.

Глава 2

Адель воет. Она переходит в полноценный режим полтергейста, что обычно приберегает для Уильяма. Голубое свечение исходит от нее, когда она парит над нами, стоная и вырисовывая круги. Чем дольше она продолжает, тем сильнее становится эффект. Вскоре образуется небольшой вихрь, в результате которого с поляны взмывают в воздух опавшие листья и ветки.

Мой отец застывает на месте.

Если бы у него было больше мужества, уверена, он бы побежал ― через лес и прямиком домой. Или, что более вероятно, в местную таверну выпить пару кружек крепкого эля.

Но он всегда был тюфяком, так что остается там, где стоит.

Тем временем, отец Адель заворожен происходящим. Он должно быть понимает, что его дочь здесь, и, напуганный или нет, мужчина ступает в ее призрачный вихрь, сопротивляясь камням и палкам, которые начинают подниматься. Он не вздрагивает, когда летящий камень ударяет его по лицу, и струйка крови выступает на коже.

― Адель? Ты тут? ― зовет он дочь.

― Да-а-а-а-а-а-а, у-у-у-у-у-у-у-у-у, ― отвечает она.

― Тебе больно?

― Да-а-а-а-а-а-а, папа, бо-о-о-о-о-о-ольно!

Но я-то знаю, что это не так. По крайней мере, не физическая боль. Это ее сердце страдает, потому что она заперта здесь.

― Освободи ее, ― говорю я ее отцу, беря его за руку и оттаскивая от нее к могиле.

Он отказывается идти со мной.

― Ты пытаешься сказать мне что-то, моя милая? ― спрашивает он.

― Да-а-а-а-а-а, ― рыдает Адель.

И Уильям, и мой отец остаются там, где они есть. Я бы хотела, чтобы Уильям помог мне, но могу сказать, что он устал от выступлений Адель. В любую секунду он сделает что-нибудь, чтобы остановить ее.

Я не хочу этого делать, но должна.

Толкаю себя в тело отца Адель. Он содрогается, дрожит и кричит. Я тоже хочу кричать, потому что ощущения быть в коже старика ужасные. Моя плоть покрыта морщинами, суставы болят, спина ноет, я едва слышу, а мое сердце едва бьется. Я боюсь, что могу застрять в нем. Ничего не знаю о вселении в человека, кроме старых народных сказаний, которые я слушала у домашнего очага в зимние ночи.

Я всегда думала, что эти истории ― выдумки.

Теперь понимаю, что все было правдой.

Пожалуй, я напугана больше, чем он, но не могу остановиться сейчас. У меня миссия: я должна спасти Адель.

Я заставляю свои ноги идти вперед, одновременно волоча за собой старика. Это как играть с марионеткой, за исключением того, что струны подобны колючей проволоке, а каждое движение будто разрывает меня на волокна. Мягкий стон срывается с губ мистера Бахмана, но, конечно же, он мой собственный. Даже мертвый Уильям его узнает.

― Катрина? Выбирайся оттуда, пока не застряла!

Я двигаю своей живой марионеткой так быстро, как только могу, ногами скользя по опавшим листьям и тоненьким веточкам. Спотыкаюсь и дергаюсь. Боюсь, что мы упадем. Сейчас случится что-то плохое, я чувствую это. Либо мертвый Уильям создаст проблему, либо я буду заперта в теле старика…

Либо то магическое создание поймает меня.

Существует нечто похуже, чем быть пленником в этом лесу.

Температура падает и поднимается ветер. Птицы перестают петь, и я клянусь, что слышу голос, предупреждающий меня остановиться, развернуться, бежать и спрятаться. Кожа покрывается потом, суставы скручивает, а в животе образуется узел.

Затем мрачная тень накрывает поляну, и я дергаюсь ближе к трупу Адель. Она здесь ― я нашла ее! Еще несколько минут, и я смогу вытащить ее из Леса Мертвецов. Я преклоняю колени и плачу, смахивая ветви, листья и комки мха.

― П-прекрати делать то, что ты делаешь, с-старик. Мы д-должны уйти с-сейчас же! ― заикается мой отец.

Часть меня знает, что я должна послушать своего отца, но не могу. Вместо этого, я раскрываю лицо, которое должно быть погребено. Светлые волосы, пятна на коже, нежная красота стала отвратительной.

― Адель!

Мертвый Уильям подходит ближе. Даже несмотря на то, что скорбит, он видит, что смерть сделала с его возлюбленной.

Плач моей подруги-полтергейста прекращается, когда сама Адель спускается вниз, чтобы воспарить прямо над собственными останками. Ее слезы становятся спектральным водопадом.

― Я мертва, папа, ― плачет она. ― Слишком поздно меня спаса-а-а-а-а-а-ать!

Но я не сдаюсь. Не могу. Я хватаю ее кости и прижимаю к груди, всхлипывая. Мне нужно встать и вынести ее скелет отсюда, как можно быстрее, ибо тень продолжает расти, и тьма сгущается. Скоро я не смогу увидеть собственную протянутую руку в этом мраке. Я боюсь, что не смогу ориентироваться на тропе, которая ведет из леса. Страх тонкой струйкой течет по венам, когда я останавливаюсь, чтобы осмотреться.

День стал черным, как ночь.

Слишком поздно. Я слишком медлила.

Мы больше не одни в этом чистилище.