Верни меня, если сможешь... (СИ) - Борисова Яна

Я раскрыл ладонь показывая, причину внезапной боли.

— Как красиво, — восхищённо прошептала, вглядываясь в сияющий рисунок, забывая, про жжение. — А у тебя такой же?

— Нет, на тебе появился герб моей семьи, а на моём запястье, — я бросил взгляд на свою руку и удивился, — должен был появиться твой, но это что-то другое, — запястье украшали две витиеватые буквы с каким-то насекомым, вплетённым в общий рисунок.

— Это пчела, — начала разъяснять девочка, указывая пальчиком на линии.

— Пчела?

— Да, бабушка рассказывала, что это символ нашей семьи, а это буквы «А» и «Е», — продолжила она — я такие видела на старых книжках в дедушкином кабинете.

Договорив, она подняла глаза, вот только взгляд её остановился не на мне, а где-то за моим плечом.

Миленькое, детское личико только что улыбавшееся, стало белым.

Быстро встав, проследил за испуганным взглядом малышки. Взор сразу же зацепился за силуэт девушки, стоящей на каменном ограждении моста.

В висках застучало сердце.

«Что она делает? Где люди? Почему не останавливают?»

В следующий миг она уже падала камнем вниз. Я рванул вперёд, оставляя малышку за спиной.

— Выплывай! — вырвалось из разрывающейся груди. — Ну же, выплывай!

Но ничего не происходило, только всплески тёмной воды расходились кругами, постепенно делая место падения девушки, снова спокойным.

От увиденного всё тело пробивала нервная дрожь, ноги были почти ватными.

Обернулся к тому месту, где оставил Лию.

Если уж я так испугался, то какого ей, но девочки там не оказалась.

Несколько раз огляделся, ища глазами синее пятнышко.

Пусто.

Глава 2

Лия

— Амалия, ты нормальная вообще? У тебя день рождения через месяц, какой пленэр? Я праздник готовила, — услышала громкое возмущение, в ответ на моё объявление, что через день уезжаю на полтора месяца, писать природу Алтая. — Это же двадцатилетие, такое бывает раз в жизни.

— Ага, как и двадцать один, двадцать два и все последующие цифры, которые будут прибавляться ежегодно, — не собираясь сдавать позиции, парировала в ответ. — Пойми Алька, мне неинтересны все эти празднования, а вот Алтай. Ты представляешь какая там природа. Мне диплом в следующем году писать, я с тех мест столько этюдов привезу, на десять дипломов хватит, ещё и отдохну.

— Нет, ты точно сумасшедшая. Добровольно ехать чёрт знает куда, кормить собой мошку, да от змей отбиваться. Тебе, что здесь живописных мест мало? — не успокаивалась она.

— Алька, я поеду, и это не обсуждается, — чётко проговорила, глядя в мечущие искры, зелёные глаза. — А вы можете и без меня отметить этот великий праздник. Приеду, расскажешь, — рассмеялась, подмигивая насупившейся сестре.

— Действительно, что это я. У нас вон сколько твоих фоток их поздравлять и будем, — начала ёрничать в ответ она, фыркнув на стоя́щую фотографию, где я, Алька и бабуля, счастливо улыбаемся, щурясь от яркого солнца. — А ты поезжай в свои дикие края, развлекайся.

Я подошла к обиженной Альке сзади, крепко заключив в объятия, зарываясь носом в её каштановые с золотым переливом волосы.

— Сестрёнка, да не развлекаться я еду, — тихо выдохнула на ухо. — Не переживай, отметим мы этот твой день рождения, только когда вернусь.

— Не мой, а твой, — пробурчала себе под нос сестра, начиная сдаваться.

— Мой, конечно, мой, — улыбнулась, наслаждаясь мягкостью Алькиных волос.

— Ты бабушке-то сказала, о своей авантюре, — спросила она, отходя, к плите с чайником, уже чуть приподнимая уголки губ, отчего на щеках проявились еле заметные ямочки.

Обожаю эти ямочки.

Ну почему мы совсем непохожи, почему мне не достались зелёные глаза отца, которые светились, отражая солнечные лучи или, как сейчас, когда она злилась.

Точёный носик, яркие кадмиевые губы. Ей даже краситься не надо, она всегда выглядит идеально.

Сколько раз я писала её, пытаясь передать то внутренне свечение, что она излучала.

Она и бабушка мои единственные родные.

Когда погибли родители, я была совсем маленькой, и они с бабулей сделали всё, чтобы я не почувствовала эту потерю так, как они.

Алиане тогда было десять, и она хорошо помнит случившееся, но сколько бы я ни просила, сестра никогда не рассказывала о тех днях, когда они с башкой сидели в ожидании хоть каких-то известий от докторов из реанимации. Помню только как после телефонного звонка, бабуля за какой-то час стала белой — как снег, теряя смысл жизни с цветом своих волос.

Но рядом сидели две девочки, одна из которых вообще не понимала, почему бабушка и сестра, громко плача, вжимаются друг в друга.

— Лия, ты слышишь? — поставив рядом чашку чая, выдернула меня из раздумий Алька.

— А… Да я сказала ей, ещё вчера, — растерянно ответила. — Она, кстати, не была против, поворчала всего нечего и то по поводу того, что снова вернусь худющей, — подтянула чашку ближе.

— Конечно, когда она тебе хоть что-то запрещала. Вот и выросла эгоисткой, — снова начала включать «обиженку» сестрица.

— Алька, прекращай, давай лучше поболтаем, пока племяшки не вернулись, а то потом опять зароешься в свои заботы. Мне уехать надо пораньше сегодня, ещё вещи собирать.

Мы с бабулей жили в городе и к сестре в небольшой загородный посёлок я выбиралась набегами. В основном приехать получалось только во второй половине дня, когда племянники уже были дома и мы могли перекидываться лишь короткими фразами, между радостным визжанием и раздиранием меня в разные стороны, двумя сорванцами.

Сейчас они были в пришкольном лагере, поэтому мы с сестрой могли хоть немного побыть друг с другом наедине.

Перебравшись, на террасу у дома, уселись за небольшой, круглый, кованый столик, наслаждаясь недавно проснувшейся природой и ароматным травяным чаем.

— Когда-нибудь и у меня будет свой дом, с такой же открытой верандой, — поделилась я своей мыслью, подставляя лицо тёплому, летнему солнцу.

— Я очень даже не против, — мечтательно протянула Алька. — А если ещё и где-нибудь поблизости, было бы вообще здорово.

— Да… И бабуля была бы рада. Помнишь, когда ты умотала жить за город, она так переживала.

— Помню, помню, — улыбнулась старшенькая. — Может, после твоего дня рождения, она всё-таки согласится перебраться к нам.

— Она слишком дорожит воспоминаниями, живущими в её квартире, — с грустинкой произнесла я. — Там они жили с дедушкой и папой, выросли мы с тобой. Боюсь, будет сложно сорвать её с места. Вот если перееду я… Тогда да.

— Так давай прекращай свою дурь с постоянными поездками и оседай.

— Мне всего двадцать должно исполниться, какой оседай. Я говорю про будущее, а пока дай увидеть хотя бы просторы нашей страны, я уже не говорю про другие страны, — недовольно буркнула, на её глупое предложение.

— Опять думаешь только о себе.

— Алька, не начинай, — я беспомощно закатила глаза. — Не всем дано встретить своего принца в шестнадцать, который будет тебя ждать, пока ты уму-разуму наберёшься.

— Завидуй молча, — чуть протяжно выдохнула она. — Хотя, если вспомнить, своего принца, ты вообще встретила в шесть лет.

— Что-то, не помню такого, — вопросительно посмотрела на задумчиво, смотрящую, вдаль сестру.

— Ну как же… Ты почти неделю выносила нам с бабулей мозг, своим восторженным рассказом, какой твой принц прекрасный и что Сашка Караулов, по сравнению с ним просто «дурныш». Слово-то ещё такое подобрала «дурныш» и где только услышала.

— Лучше Сашки Куравлева? Это того красавчика, в зелёных шортах и красных носках, на моей любимой фотографии? Как же я смогла такое забыть? — возмущённо воскликнула я, приложив ладони к щекам.

Алька, с самым серьёзным видом посмотрела на меня.

— Вот и я не понимаю как? — Осуждающе покачала головой.

Какой-то миг, мы молча смотрели друг на друга.

В следующую секунду пространство вокруг нас, заполнилось заливистым смехом.

Смеялись мы долго, до слёз.