Вероника Мелан - Дэйн знакомится с...
- Так вот я подумал: у меня все равно отпуск - если вернусь, Лагерфельд мне пендаля наладит, – может, ты поможешь мне найти женщину в твоем мире?
- В моем?
Она уже поняла, к чему клонится диалог, но все равно подавилась чаем. Быстро сглотнула, чтобы не закашляться, и медленно выдохнула.
- Так а чем именно я могу помочь?
Теперь смутился Эльконто.
- Ну, не свечку подержать, конечно. Но перенести, подыскать мне там временное жилье, перенести назад при необходимости. Немного обрисовать ситуацию с местными жителями: как лучше себя вести, как говорить, куда ходить…
Наплевав на правила приличия, теперь она смотрела на него, выпучив глаза.
- А чем отличаются женщины там и здесь?
- Ну, там я смогу… А тут нет.
Упрямо поджатые губы и взгляд, говорящий: «Дальше не лезь, все равно ничего объяснять не буду».
Бернарда на какое-то время забыла и про чай, и про печенье – накрыла новая волна смущения. Ее просят о роли «сводницы»? Боже, помоги – и смеяться грешно, и человека жалко. Действительно устал, по глазам видно. Но подыскать ему женщину? Как он вообще себе это представляет?
Ладно, разберутся на месте.
- В моем мире, значит?
- Да.
- Помочь тебе найти женщину для утех?
- Для ласки.
- Да-да, для ласки… И квартиру?
- Ну, если можно.
- Свечку, значит, не держать…
Выражение лица напротив сделалось грозным; в воздухе потрясли кулаком.
Вот он – старый добрый Эльконто! Она все-таки не выдержала, расхохоталась так заливисто, что он не удержался тоже – растянул губы в улыбке.
- О-о-о-о-ой… - Бернарда, отсмеявшись, хлебнула остывший чай. - Не могу я с вас. А когда начинать программу? Приводить план в исполнение? Ты помнишь о том, что тебе понадобится браслет? Даже два браслета: один для того, чтобы вызывать из любого места меня, а другой - ретранслятор речи для того, чтобы понимать язык.
Эльконто посмотрел на гостью с благодарностью и впервые за этот вечер выдохнул с облегчением.
- Готов начать хоть сейчас.
*****
С новыми вопросами Бернарда вернулась на следующий вечер. Поздоровалась, быстро сбросила курточку, уселась в то же кресло, раскрыла блокнотик, зубами стащила с ручки колпачок и с деловитостью заядлого журналиста спросила:
- В какую страну ты бы хотел попасть?
- Ты про наше путешествие?
- А про что же еще?
Эльконто кивнул и застыл с растерянным выражением лица.
- Э-э-э… в твою страну? Там мы как-никак уже были, кое-что знаем. Женщины красивые есть, я помню…
- Город.
- Город?
- Да. В какой город?
- Твой?
- Маленький. Зачахнешь со скуки, надо бы побольше.
- Тогда сама выбери.
- Хорошо.
Забегала по листу бумаги ручка. Серо-голубые глаза сосредоточились на листе; из-под вязаной шапки, которую Бернарда забыла снять, выбивалось несколько русых завивающихся прядей. Дэйн с особенной теплотой на сердце подумал, что повезло их Начальнику. Все-таки очень повезло. А ведь они когда-то не хотели Ди в отряде, думали, с женщиной будет плохо.
- К квартире предпочтения есть?
- Нет. Лишь бы с туалетом.
- И интернетом.
- Зачем?
- Увидишь.
Бернарда продолжала сосредоточенно строчить записи.
- Отправиться хочешь один?
- Нет, блин, с Лагерфельдом. Чтобы помог выбрать бабу…
- Я серьезно.
- Один!
- Отлично.
Она захлопнула блокнотик, ободряюще улыбнулась и сказала, что как только все будет готово к заселению в новом месте, вернется. А после, предварительно прихватив куртку, исчезла и сделала это так быстро, что Эльконто не успел ни поблагодарить, ни выдохнуть, ни толком подумать над заданными вопросами.
Глава 2
Несколько дней спустя.
Наш мир. Санкт-Петербург.
Она говорила ему не выходить пока на улицу, но он вышел. Говорила, что все будут смотреть на его плащ и прическу, и они смотрели, но ему было плевать. По какому бы параметру Бернарда ни выбрала именно этот город, он ему нравился.
Залитый дождем проспект, фонари, машины, люди. Пестрые хаотичные рекламы, танцующий вокруг урн мусор, тетки с пакетами, раздраженные лица, обнимающиеся на глазах у всех парочки, гомонящие дети – здесь все было иначе. Здесь пахло иначе: выхлопными газами, чем-то сладким из будки с ярко-желтой вывеской «блины», мокрым асфальтом, прелыми опавшими листья, осенью, другим миром.
И ему нравилось. Нравилось бродить по широким улицам, читать незнакомые надписи, смотреть на странные машины, смотреть на людей. Плыть вместе с потоком пешеходов в сторону переулков, аллей, мостов. Подолгу смотреть на текущую под ними черную воду, плиты, булыжники, мостовые. И снова идти.
Иногда дома здесь не кончались, казались целые километры – ни щели, ни прохода, ни сквозного проема, чтобы проникнуть во дворы. Неудобно, но по-своему романтично.
Ему тоже достался один из негулких дворов, потерявшийся где-то вдоль этого проспекта – снаружи шумно, внутри тихо. Когда Дэйн возвращался в найденную Бернардой квартиру, на лавке сидела старушка и иногда, когда коротконогая собачка вдруг принималась звонко лаять, выкрикивала: «Люся! Иди ко мне, Люся!»
Эльконто почему-то улыбался.
Он поднялся на четвертый этаж пешком – лифт в доме отсутствовал, а подъезд пропах пылью и пролитым когда-то пивом, – закрыл за собой клепаную кожаную дверь и вдохнул запах узкой тесной прихожей.
Пусть здесь меньше удобств. Пусть здесь их почти нет совсем, холодильник пока пуст, а кровать короткая, ему будет здесь хорошо. Дэйн откуда-то знал: ему будет здесь хорошо.
*****
Спалось с трудом, с постоянными пробуждениями. Скрипела кровать, подтекала в туалете вода, беспрерывно сливалась в унитаз тонкой струйкой, с ядерной точностью, как метроном, срывались в алюминиевую кухонную раковину капли воды из крана. Кап-кап-кап.
Стучало и по жестяному подоконнику.
Но Дэйн просыпался не из-за этого - приходилось спать и в более жестких условиях. Мучили сны, в которых чередовались черные обугленные камни, выстрелы и крики неспокойного места, где без перерыва на отдых шли боевые действия. Перекошенные лица людей, залитые кровью рукава, штанины, углы опустевших разрушенных зданий, завывающий в обломках, пропахший дымом ветер.
От любой работы нужно отдыхать, а уж от его – тем более.
В моменты пробуждения Дэйн поднимался с кровати и, одетый лишь в белые боксеры, подходил к окну, подолгу смотрел на тихий двор, где уже не сидела одетая в фиолетовую куртку бабушка, а лишь одиноко блестели в свете фонарей лужи и мокрые доски скамейки. Слушал доносящееся с кухни кап-кап и тишину в квартире, о чем-то думал, временно подвисал в невесомости, наблюдая за несколькими зажженными окнами в доме напротив.
