Елена Романова - Одна из тридцати пяти
— Говори, — приказным тоном прогремел голос.
Клянусь, я бы выложила всю подноготную своей жизни, повинуясь той невероятной властности и самоуверенности, которая крылась в этом голосе, но меня опередили.
— Я могу ошибаться…
— У меня нет времени. Говори.
— Приказ, ваше сиятельство. Приказ об убийстве наследного принца.
— Это все? — ни капли удивления.
— Все.
— Учти, если сведения покинут эти стены, я найду тебя, отрежу язык и заставлю его сожрать. Ясно?
Мне совершенно перехотелось есть. Скажу больше, все, что меня волновало — как выбраться с кухни. Окно, из которого я имела честь выпасть, было довольно высоко. Уйти я могла только самым обычным способом — воспользовавшись дверью. Но за дверью — обладатель ужасного голоса, который запросто заставит меня съесть собственные уши за то, что я ими только что услышала.
Я решила дождаться, пока двое мужчин (а судя по голосу, это были мужчины), наконец, уйдут. Притаившись за дверью, я не могла отказать себе в возможности послушать, о чем еще они могут говорить.
— Передай записку королеве, — распорядился властный голос, — но не говори, что она была зашифрована. Пусть над этим ломают головы ее шпионы.
— Да, ваше сиятельство.
— Можешь идти.
Раздались шаги, свидетельствующие о том, что говорившие разошлись в разные стороны. Собственно, этого я и ждала. Аккуратно приоткрыв дверь, огляделась и засеменила по коридору. Когда преодолевала поворот, ведущий к лестнице и выходу, за спиной раздалось грозное: «Стой!», и я со всего деру помчалась вперед, выскочила за дверь и захлопнула ее, оставив преследователя надолго возиться с замком.
Одеяло все еще свисало из окна, и я дернула за него, едва не скинув прикорнувшую с другой стороны Элину.
— Где нога? — прошипела она.
— К черту ногу! Поднимай! — и я уцепилась обеими руками за одеяло и повисла в надежде, что Элина обретет суперсилу и втащит меня в окно, как пушинку.
— Сдурела? — удивленно раскрыла рот компаньонка.
Я скривилась, но услышав, что мой преследователь перешел от стука в дверь, к мощным ударам, стала быстро карабкаться вверх. Меня постигла неудача, когда я почти дотянулась до протянутой руки Элины — сорочка (у скромных девиц сорочка должна быть не короче щиколоток) зацепилась за все тот же несносный куст шиповника.
— Ну чего ты возишься? — недоумевала подруга, слыша треск расползающейся ткани и глухие удары плеча о дверь.
Когда я все-таки влетела внутрь, расставшись с куском ночной сорочки и повалив компаньонку, поняла, что так просто это приключение не сойдет мне с рук. И как потом объяснить все это страже? Сказать, что мы обе страдаем от приступов ночного обжорства?
Мы втянули одеяло в комнату, затворили окно и рухнули на койки, слыша, что дверь внизу, наконец, поддалась. До нас донеслись тревожные шаги под окнами, грозное сопение и приглушенная ругань.
Я понимала, что даже самый глупый стражник догадается, в чем тут дело. Кроме того, преследователь меня видел. Со спины и с распущенными волосами, но видел же. А как быть с куском сорочки, болтающемся на ветке шиповника?
Через четверть часа мы с Элиной поняли, что врываться к нам никто не собирается. Я немного успокоилась и смогла трезво оценить ситуацию. Представьте себе, заговор во дворце! Покушение на принца Эдмунда Первого. В самый разгар его "предсвадебной компании". Кому-то это очень выгодно. Король еще жив, но болен, а, следовательно, совсем скоро Эдмунд вступит в права. А что касается меня, то, если мой преследователь окажется расторопным, я окажусь в кабинете начальника тайной канцелярии, а потом в тюрьме. А там даже моллюски, вымоченные в кислом вине, покажутся мне редким деликатесом.
Элине лучше ничего не знать. Тем более, она уже беззаботно посапывает, думая, что меня засекли повара, когда я раздирала зубами баранину.
ГЛАВА 2
Утро в Хегее выдалось солнечным и светлым. Измученная бессонницей и мрачными думами, я решила спастись в маленькой молельне. Еще не появились распорядители и леди-наставницы, поэтому я смогла беспрепятственно выскользнуть из комнаты. Но, знала, то, к чему меня готовили — всевозможные приемы, прогулки, торжественные обеды, скоро поглотят мою вольную беспечную жизнь.
— Тебе было сказано, как действовать!
Я оторопело подняла голову, едва ли поняв, откуда доносится голос.
— Я сам решу, как мне действовать.
— Учти, Эдмунд, ты не король…
— Это вопрос времени.
— … и ты будешь выполнять то, что я велю.
Тот факт, что я опять услышала разговор, который слышать не должна, меня ужасно опечалил. Если мужчины зайдут в молельню, то мне не отделаться порванной сорочкой. Сбежать отсюда просто невозможно, если только я не пролезу в узкое окошко под потолком и не растворюсь в воздухе.
— У меня лучшая стража и лучшие шпионы, — между тем продолжалась беседа.
— Поздравляю.
— Полагаю, разговор окончен? — мягкий, бархатистый голос принца был очень приятен на слух. — Я тороплюсь.
— Как угодно.
Принц удалился, ловко чеканя шаг. А другие шаги, твердые и решительные раздались на входе, и я затаила дыхание.
Не напрасно. Передо мной возник суровый хмурый мужчина. Широкий разворот плеч; черный, вопреки светскому этикету, дублет с высоким воротом, на поясе ножны с кинжалом. Росту в этом человеке было не меньше шести футов. Мой взор медленно заскользил по нему, снизу вверх, пока не добрался до откровенно пугающего лица. Жесткая линия губ, свирепо раздувающиеся ноздри, темные вьющиеся волосы, откинутые со лба, густые брови и пронзительные карие глаза. Взгляд — холодный, оценивающий и надменный — как взгляд хищника, вышедшего на след добычи.
— Я молилась, — ляпнула я невпопад.
Думаю, этот мужчина меньше всего ожидал меня здесь увидеть, однако на его лице не дрогнул ни один мускул.
— Я так и знал, — это, конечно, сарказм, но в тот момент я меньше всего об этом думала.
— Это ведь не запрещено?
На губах человека, который пугал меня не только голосом, но и внешним видом, обозначилась легкая игривая усмешка.
— Молиться? — он медленно двинулся ко мне, а я так же медленно отступила. — Конечно, нет.
— Отлично. Я как раз закончила, и мне уже пора.
Я абсолютно не знала, как себя вести с этим человеком. Пожалуй, лучший выход — провалиться сквозь землю.
— Вы кое-что забыли, — произнес он и протянул руку. На его запястье была повязана тряпочка, в которой я очень быстро узнала часть моей сорочки, и густо покраснела. И не только из-за того, что мужчина повязал ее себе на руку, как трофей, но и потому, что мне было чертовски сложно сказать:
