Дж. Уорд - Жажда
Другой парень, Эдди Блэкхоук, покачал головой.
– Он не заинтересован, но это не делает его дураком.
– Как бы ни так.
– Сам живи и другим не мешай, Эдриан. Так лучше для всех.
Эдди откинулся на бархатном диване. В своих джинсах и ботинках он был больше похож на байкера, чем на гота, и потому также выбивался из толпы, как и Джим – несмотря на гигантские размеры парня и эти странные кроваво-карие глаза. Было сложно представить, что он впишется куда-то кроме банды профессиональных рестлеров: он даже заплетал волосы в длинную косу, и никто не смел насмехаться над ним на стройке, даже яйцеголовые кровельщики – самые явные зубоскалы.
– Так, Джим, ты не очень-то разговорчив, – Эдриан просканировал толпу, без сомнений, выискивая свое Голубое Платье. Задержавшись на танцовщицах, извивающихся в железных клетках, он посигналил официантке.
– Проработав с тобой месяц, я знаю, что это не от глупости.
– Не о чем особо говорить.
– В этом нет ничего плохого, – пробормотал Эдди.
Наверное, поэтому Эдди нравился Джиму больше. Сукин сын был ещё одним членом Мужского Клуба Скромников: парень никогда не говорил, когда можно было кивнуть или покачать головой, чтобы донести свою точку зрения. Было загадкой, как он так тесно сдружился с Эдрианом, чей рот не имел нейтрала на коробке передач.
Вообще непостижимо, как он мог делить с этим хреном комнату.
Да пофиг. Джим не собирался вдаваться во все эти как, зачем и почему. Ничего личного. Они были из тех расчетливых всезнаек, с которыми он подружился бы в другое время на другой планете, но, здесь и сейчас, эта дрянь его не заботила – он пошел с ними лишь потому, что Эдриан пригрозил, что будет упрашивать до посинения.
Дело в том, что Джим жил по кодексу одиночки и надеялся, что остальные оставят его наедине со своей «я рак-отшельник» философией. Он покинул вооруженные силы и скитался, пока не обосновался в Колдвелле лишь потому, что он проезжал мимо – и он отправится в путь, как только сдадут объект, на котором они в данный момент работают.
Фишка в том, что с его старым боссом лучше оставаться движущейся целью. Было трудно сказать, когда нарисуется «специальное задание», и его снова возьмут в оборот.
Допивая свое пиво, он подумал, как хорошо иметь лишь шмотки, грузовик и сломанный Харли. Конечно, он немного добился к своим тридцати девяти…
Вот блин… дата.
Ему сорок. Сегодня его день рождения.
– Так, я должен знать, – сказал Эдриан, наклонившись к нему. – У тебя есть женщина, Джим? Поэтому ты не клеишь Голубое Платье? В смысле, да ладно, она же горячая штучка.
– Внешность – еще не главное
– Но она, блин, ничуть не мешает.
Подошла официантка, и, пока парни заказывали по второму кругу, Джим мельком глянул на женщину, о которой они трепались.
Она не отвела взгляд. Не вздрогнула. Просто облизала красные губы, словно ждала, пока он установит зрительный контакт.
Джим уставился на пустой Бад и заерзал в кресле, будто кто-то насыпал ему в штаны горящих углей. Прошло много, очень много времени с последнего раза. Не бездождье, даже не засуха. Скорее пустыня Сахара.
И для справки, его тело было готово положить конец рукоблудию.
– Тебе нужно пойти туда, – сказал Эдриан. – Познакомься с ней.
– Мне и здесь неплохо.
– Значит, я пересмотрю мнение о твоих умственных способностях, – Эдриан постучал пальцами по столику, серебряное кольцо на его пальце поблескивало. – Или, по крайней мере, о сексуальных.
– Как хочешь.
Эдриан закатил глаза, уловив, что парень не собирался вести переговоры насчет Голубого Платья.
– Хорошо, сдаюсь.
Парень откинулся на диване так, что они с Эдди приняли одинаково неудобные позы. Как и ожидалось, он не смог долго молчать.
– Так, вы двое слышали о застреленном?
Джим нахмурился.
– Ещё один?
– Ага. Тело нашли у реки.
– Они всегда там всплывают.
– Куда катиться этот мир? – спросил Эдриан, допивая остатки пива.
– Так было всегда.
– Думаешь?
Джим откинулся назад, когда официантка поставила свежее пиво перед парнями.
– Нет, я знаю.
***
«Deinde, ego te absolvo a peccatis tuis in nomine Patrls, et Filii, et Spiritus Sancti… »
Мария-Тереза Бодро взглянула на решетчатое окно исповедальни. Профиль священника по другую сторону перегородки был укрыт тенью, но она знала его. Как и он её.
Он также прекрасно знал, чем она занималась и почему ходила на исповедь как минимум раз в неделю.
– Иди с Богом, дитя мое.
Священник задвинул панель между ними, и паника сдавила ей грудь. В эти уединенные моменты, когда она выкладывала свои грехи, унизительное положение, в котором она оказалась, всплывало наружу, и сказанные слова ярким светом озаряли то, каким ужасным образом она проводила ночи.
Отвратительные картины уходили не сразу. Но от удушающего чувства, вызванного мыслью о том, куда она потом отправится, становилось совсем невмоготу.
Собрав свои четки, она опустила бусины и звенья в карман пальто и подхватила с пола сумку. Её задержали шаги снаружи исповедальни.
У неё были причины оставаться в тени, не все из которых связаны с её «работой».
Когда звук тяжелых шагов стих, она отодвинула красный бархатный занавес и выбралась наружу.
Колдвеллский кафедральный собор Святого Патрика, возможно, вдвое меньше собора в Манхэттене, но все же был достаточно большим, чтобы внушать трепет даже неистинно верующим. Из-за готических арок, похожих на крылья ангела, и высокого потолка, которому, казалось, не доставало всего нескольких дюймов до Небес, она чувствовала себя недостойной и одновременно признательной за то, что находилась под этим сводом.
Ей нравился аромат внутри собора. Пчелиный воск, лимон и ладан. Восхитительно.
Двигаясь мимо алтарей, она лавировала между строительными лесами, которые установили для мытья мозаичных окон. Как всегда, стойки с мерцающими церковными свечами и тусклое освещение на неподвижных статуях умиротворяли её, напоминая, что бесконечный покой ждал всех в конце жизни.
При условии, что тебя пропустят через жемчужные врата Рая.
Боковые двери собора закрывались после шести вечера, и как обычно, ей пришлось выходить через парадные, что, казалось, оскверняло главный вход. Резные панели больше подходили для приветствия сотен приходящих на воскресные службы… или гостей важных свадебных церемоний… ну, или целомудренных верующих.
Нет, для её персоны предназначалась боковая дверь.
Сейчас, по крайней мере.
Как только Мария надавила всем своим весом на древесину, она услышала свое имя и посмотрела через плечо.
