Соня Сэнь - Химеры Апокалипсиса
— этими и подобными заголовками наутро пестрели все лондонские газеты. В десять утра меня разбудил Морган, но не звонком, а визитом. Тихорецкий уже был на работе, так что безупречному, как всегда, детективу, дверь пришлось открывать мне. Сонная, растрепанная и полуодетая, я никак не могла вникнуть в то, что говорил мне Морган (смущенно отводя взгляд от моих голых ног).
— Ничего не понимаю, — проворчала я, отнимая у него стопку газет. — Кого убили?
— Убит начальник детского приюта 'Дом Надежды', - терпеливо повторил детектив. — Некий Кевин Гилмор. Найден ночью распятым на дверях одной из неохристианских церквей. Что интересно, свой детский дом этот Гилмор основал на средства, полученные от пожертвований неохристианской паствы. Я уже звонил Джо — и тут выяснилось, что у них этот господин несколько лет назад проходил по делу о растлении несовершеннолетних. Тогда все замяли, Гилмора отпустили за недостаточностью доказательств. За эти годы жалоб на него не поступало ни разу, ничего подозрительного за ним не замечали, вел он себя образцово-показательно. Хотя пресса еще долго перемывала ему косточки. И вот…
— Так это снова дело рук наших Ангелов?
— Все признаки налицо. Снова выжженный на лбу крест, искаженные ужасом черты, инфаркт, записка…
— И никто не видел убийцу? Неужели он так просто убил Гилмора прямо на пороге церкви, а потом три часа возился, приколачивая его к двери?
— Его не у церкви убили, это ясно. Уже мертвого притащили и прибили гвоздями у входа. Никто ничего не видел и не слышал. Если и были какие-то следы, за ночь все уничтожил ливень.
— Фигово, — прокомментировала я уныло.
Мы сидели на диване друг напротив друга. Взгляд детектива случайно (а быть может, совсем и не случайно) упал на мою грудь, видневшуюся в широком вырезе рубашки.
— Крестик? — удивился он. — С каких это пор ты стала набожной, Энджи? Насколько мне помнится, ты никогда…
— Неважно, — отрезала я поспешно. — Это мое дело.
Ответом на мою грубость был, как всегда, лишь сдержанный вздох. Детектив был само ангельское терпение.
— Что ж, одевайся. Я жду тебя снаружи. — только и сказал он.
— Мы куда-то едем?
— Да, есть у меня одна мыслишка, надо проверить. Ты со мной?
— Естественно, Холмс.
Спустя полчаса мы уже спускались в подземку. В вагоне, забитом до отказа, нам пришлось тесно прижаться друг к другу. Каким наслаждением было ощущать щекой твердость широкой груди Моргана, вдыхать аромат его кожи, круживший голову сильнее всякой парфюмерии! Я едва сдерживалась, чтобы не зажмуриться и не заурчать от удовольствия, как это делала Клео в ответ на мою ласку. Вдруг, повернув голову, я увидела наше отражение в стекле широкого окна. Морган, наклонив голову, одной рукой держал меня за плечо, а другой несмело, осторожно касался моих волос. Он не видел, что я за ним наблюдаю, но стоило мне чуть шевельнуться, и детектив немедленно отдернул руку. Лицо у него было страшно смущенное.
Мы вышли в центре. Уже поднявшись на поверхность, краем глаза я вдруг уловила какое-то быстрое движение сбоку и резко оглянулась. В потоке толпы, спускавшейся вниз, промелькнула темная фигура, ветер колыхнул белые локоны, и наваждение исчезло, оставив после себя странное ощущение, словно кто-то незримо коснулся щеки холодными пальцами. Вздрогнув, я потерла ладонью кожу.
— Энджи, — Морган обеспокоенно тронул меня за плечо.
— Все в порядке. Показалось…
Давящая сердце тяжесть никак не хотела меня отпускать. Через каждые пять шагов я непроизвольно оборачивалась, с непонятным мне самой волнением упираясь взглядом в возвышавшуюся над толпой табличку с надписью 'underground'4.
Мы не дошли и до первого поворота. Припоминая события того дня, я так и не могу с определенностью сказать, что обрушилось на нас первым — то ли звук страшного взрыва, то ли ужасные крики людей, то ли волна горячего воздуха и обломки зданий… Помню лишь, как упала плашмя на асфальт, пребольно ободрав щеку и ладони, как Морган тяжело навалился сверху, прижал меня к земле, закрывая собственным телом, а сверху посыпались крупные щепы — как потом выяснилось, от рекламного щита. Волосы упали на глаза, по лбу бежала струйка крови, я была слишком ошеломлена, чтобы понимать и замечать происходящее вокруг, но в память врезался вид искореженной видеофонной будки у зиявшего темным провала входа в метро, и среди осколков — какое-то кровавое месиво, наряженное в обрывки розовой курточки и модной юбки, а неподалеку — опрокинутая детская коляска с вывороченными в разные стороны колесами.
Спустя час я сидела на тротуаре в стороне от полчищ полицейских, спасателей, пожарников, врачей, журналистов и любопытных, укрытая одеялом и вся обклеенная кусками пластыря, прижимая ладонь к перевязанному лбу. Морган, отделавшийся ушибом спины и несколькими неглубокими порезами, сидел у моих ног, смотрел испуганно. Мое молчание и отрешенный взгляд убедили его в том, что я нахожусь в состоянии шока. А я… я и не могла с точностью сказать, что именно чувствовала в тот момент. Скорое всего, ничего. Перед глазами все еще стола темная высокая фигура и летящие белые локоны.
Нам сказали, что мы родились в рубашке. Очень немногие из тех, что находились в такой непосредственной близости от входа в метро, отделались столь же незначительными ранениями. Подавляющее большинство уцелевших после взрыва срочно развезли по больницам. Несколько сотен погибло.
'Странно', - подумалось мне, — 'после смерти мамы я столько раз искала смерть, столько раз попадала в переделки, из которых едва ли не единственная выходила без единой царапины. Такси, на которых я ездила, попадали в аварии, машины всмятку — а я цела; лифт в здании, едва я из него вышла, сорвался с ужасающей высоты; на дорогу прямо передо мной как-то раз упал кусок гранита и разбился у моих ног… и вот теперь… словно сам Бог смеется надо мной, не желая принимать к себе. Впрочем, сейчас, когда в мою жизнь вошел Морган, я не так уж уверена, что хочу смерти…'
— Взрыв не был случайностью, — пробормотала я, стряхнув оцепенение. — Его устроил тот, кого я видела в лавке…
* * *— Почему ты сразу мне о нем не рассказала? — впервые на моей памяти детектив вышел из себя. Лицо его походило на высеченную в скале маску гнева.
Через несколько часов после катастрофы мы сидели в маленькой кофейне, выбрав столик в углу — слишком уж много любопытных глаз следили за нами. Морган накрыл мои руки ладонью со сбитыми костяшками, смотрел с укором. Я отвела взгляд.
— Ну что я могла тебе рассказать? Ведь это был просто какой-то покупатель, мне не знакомый. Странноватый, даже жуткий — да, но это же не основание для обвинений. А мой обморок… Такое случается со всеми. Возможно, все это дело меня слегка… переутомило.
