Джиллиан - Уходящая в тени
Лапами на пешеходную дорожку на асфальтовом пятачке перед крыльцом, сбоку - хвостом в кусты, лежал довольно большой пёс, глубоко чёрного цвета. Лежал он неподвижно, пристально всматриваясь в дорогу вниз, откуда я обычно приходила в музей.
Сначала я удивилась: как только могли оставить на улице такого заметного пса? Даже на первый взгляд - ухоженный и породистый. Может, сбежал и потерялся?
Потом прикусила губу. Только что до меня дошли слова Алексиса: "Он волк".
И что делает волк сейчас у крыльца в музей? Сторожит меня? Зачем? Да, он всё-таки не знает, что я из семьи магов... Раз ждёт.
Сообразит ли Влад, приняв человеческую форму, войти в музей? В подвал его всё равно не пустят. И всё-таки... Зачем он здесь? Хочет извиниться передо мной? Смысл? Это я пошла с ним. Это я откликнулась на его желание.
Агнии переходить дорогу по второму разу не хочу. Вдруг у них (пропади я из виду) что-то сладится? Если он будет искать меня, я в самом деле перейду на какое-то время к Дарёнке. А пока...
7
"Ваше благородие, госпожа Разлука..."
От окна я пятилась так невесомо, так старательно на цыпочках, словно засевший в засаде у музейного крыльца волк мог услышать мой шаг.
Поймав себя на том, что именно машинально пою про себя, постаралась вспомнить другую строку этой лихой и грустной песенки: "Ваше благородие, госпожа Удача, для кого ты добрая, а кому - иначе..." К тому, что я задумала сделать, слова подходили идеально. Правда, на саму удачу расчёт не ставился. Но всё же магию удачливости я тоже собиралась привлечь.
Удивлённая моим осторожным, потаённым отступлением от окна, Лилушка воинственно дёрнула на своём затылке кончики платка и подбежала посмотреть, что я на улице такого страшного углядела.
- Псины, что ли, испугалась? - уже снисходительно спросила старушка.
- Ага. Страшная она, - уже задумчиво сказала я.
- А это мы счас поглядим, в каком месте она страшная!
Не успела я сообразить, в чём дело, а Лилушка схватила швабру, легкомысленно оставленную техничкой (кажется, она вышла вылить грязную воду) у вахтенного стола, и, держа внезапное оружие наперевес и не ведая сомнений, ринулась к входной двери. У меня как плеснуло перед глазами, что сейчас будет на крыльце и как Влад будет удирать от Лилушки, так я просто хрюкнула от подступающего истерического хохота и помчалась по широким лестницам вниз, к Назарию.
Господи, только б посетителей в этот момент на крыльце не оказалось! Их у нас и так мало - летом-то, а если на них выскочит боевая старушка со шваброй!.. Ой, мама...
Мама. Я остановилась на площадке между лестницами. Эх, мобильник пропал под ногой того невидимки. Сейчас, по зрелом размышлении жаль даже не изрезанные ноги, а именно телефона. Позвонить бы маме и выяснить, что именно сказал папа, отчего Агния считает меня виноватой - узнать бы ещё, в чём. Чуть позже позвонить - с вахты? Или сделать это уже с домашнего телефона? Да, скорее всего, с домашнего и позвоню. Меньше посторонних ушей.
Притулившись к перилам и вытерев слёзы, я размышляла.
Зная папин характер, я примерно представляла, что именно произошло, когда Игнат пришёл посвататься к Агнии. Папа, небось, даже в лице не изменился. Глянул, небось, на него пренебрежительно и высказал что-то вроде: мои дочери выйдут замуж только одновременно - я так решил, и посему так и быть!
Мой папа - человек, который верит, что в семье должен быть старший. А раз он старший, какие могут быть возражения против того, что он сказал? Не скажу, что в нашей семье Домострой. Нет, ко многим нашим шалостям родители всегда относились довольно легко. Это - папа. Если что взбрело ему в голову и он посчитал это справедливым, будет упрямо стоять на своём.
Кажется, теперь Агнию тоже понять можно. Не было бы меня, приёмной, не было бы проблемы. Игнат-то ей понравился больше, чем Влад. Видела же я, как она смотрит на него. Так что всё логично - для разгневанной сестры. На сестру я не обижаюсь. Потому что понимаю. И знаю, что человек она, бывает, вспыльчивый - в сердцах мало ли что скажет. Обидно, конечно, от её слов. Но отойдёт вскоре, ещё мириться первой прибежит, не надеясь на последний звонок.
Я шмыгнула, скривив губы. Не заплачу!
Ничего. Скоро она придёт в себя. Если уж сейчас быстро опомнилась и уже звонила с просьбой простить. Папе ещё предстоят ой какие весёлые денёчки...
Последняя лестница - и я очутилась в коридоре, по обеим сторонам которого двери кабинетов. Коридор длинный. Справа - двери через каждые три метра. Слева - всего три. Мне в третью.
Постояла перед дверью Мои последние минутки на размышления.
А я? Игнат мне нравится. Он симпатичный. Вру, конечно. Не симпатичный, а очень красивый. Особенно для той специализации, которая выбрана им. Надо же - Харон. Но... Даже если бы не знала, кто он, как маг, парень всё равно остался бы для меня только симпатичным. Нет, мне, конечно, лестно, что такой красавец предназначался папой для меня... Я бы хотела, чтобы было наоборот. Но тут опять свои проблемы. Я слишком хорошо считала с Влада, как он ко мне относится. Интрижка. Он не отказался бы от интрижки со мной. И всё. И больше ничего.
Вздрогнув от прислышавшегося крика, я осторожно открыла дверь в логово моего дяди - Назария. На меня мгновенно пахнуло сухим свечным дымом от канделябров, равешенных на потолке подмузейного зала-подвала. И через секунды выяснилось, что крик и в самом деле был.
- Если ты просто будешь думать, не соображая, что именно тебе нужно делать в первую очередь, ты никогда и ничего не получишь! - заорал мой дядя при виде меня. - Определись! Дурёха! И работай!!
- И тебе тоже здравствуй, - вздохнула я.
- Чё вздыхаешь?! Не старуха, чать!! - гаркнул он.
Дядя такой. Он сочувствовать не будет. Он всегда требует действовать и не вешать носа. Если же решит (а на решения он скор), что кто-то слишком замкнулся на себе, на свои негативных мыслях, он будет орать - и наслаждаться собственным ором.
Итак, дядя, который совсем не дядя. И не потому, что я приёмная. Нет. Просто мы, дети, не однажды пытались выяснить степень родства Назария с нашим семейством, но нам здесь не мог помочь даже отец, вообще-то прилично знающий нашу родословную.
Назарий невысокий и коренастый. Одежда висит на нём, как на вешалке, потому что он любит свободные одеяния. Чаще - какой-нибудь костюм, который легко и быстро можно превратить в мятую тряпку, обляпанную химикатами и жжёными пятнами. Волосы у него, несмотря на не считанные никем лета, чёрные, слегка с проседью, длинные и лохматые. Да и сам по себе он здорово напоминает какого-нибудь замшелого лешака. Вечно сутулый, вечно радостный, особенно когда сумеет испортить кому-нибудь настроение своим вопящим оптимизмом. Не знаю даже, что самое примечательное в его лице: густущие ли брови, космами нависающие над хитрющими глазищами, всегда сощуренными? Толстый ли носище в крапинах оспин? Толстые ли губы, всегда насмешливо изогнутые? Впрочем, иной раз мне кажется, что главное - не его внешность. Главное, что он способен даже в трудные минуты зловредно похихикать над всеми, довести до белого каления не только нас, детей, которые волей-неволей общаются с ним на занятиях, но и отца. Отчего последний старается реже появляться в музее. И только ну очень по крайней необходимости. Ему-то везёт, учиться его сюда никто не посылает...
