Саша Суздаль - Замкнутые на себя
— Смотри, смотри, — скучно сказал профессор, заглядывая в соседний прибор. Он увидел счастливую Маргину и радостного Мо, улыбнулся сам себе, разглядывая товарища Тёмного, и вспоминания из глифом посыпались пленительно незваные.
— Профессор, осторожно, — предупредил Гликогерен, — вы макнули свои усы.
Хамми дёрнулся, вновь настроился на профессора и вытащил его усы из экрана, наблюдая, как небо на Контрольной пересекает чёрный конь с двумя седоками на спине: рыжим, как огонь, парнем и черноволосой женщиной за его спиной.
— А что, профессор, опыт удался? — спросил Гликогерен
— Посмотрим, — прищурился Хамми, думая о своём.
— А ещё, профессор… почему мы им запрещаем творить? — спросил Гликогерен.
— Запретный плод сладок, — зажегся улыбкой профессор, — если мы разрешим – они перестанут мечтать.
Они оставили приборы в покое, и профессор сообщил: — Должен сказать тебе, Гликогерен, что с задачей ты справился и можешь сегодня отправляться домой, в Ринодрабан.
— Но, профессор… — начал Гликогерен.
— Никаких «но», — отрезал профессор, — 1000 прасеков на сборы.
Гликогерен повернулся идти и вдруг вспомнил:
—А Элайни и Сергей…?
— Они уже дома, — отрезал профессор.
— А глеи…? — начал Гликогерен.
— Глеи у себя дома, — возмутился профессор. – Ты хочешь, чтобы я тебе поставил «неудовлетворительно»?
— Нет, профессор, — испугался Гликогерен и через пять минут примчался назад с сумкой за плечом.
— Я сам проконтролирую, — сказал профессор, отправив Гликогерена под кольцо репликатора. Через мгновение он оказался у себя дома, в Ринодрабане. Профессор вздохнул и осел на пол рыжим котом.
***В это время настоящий Бартазар Блут летел совсем не в табор глеев, а совершенно в другом направлении. Перед этим на одной из окрестных вершин у них с Флореллой произошёл долгий разговор. О чём они говорили, знал только ворон, оказавшийся каким-то случайным образом на ближайшем дереве, но он вряд ли кому расскажет, так как сразу же по окончанию разговора улетел прочь, а Флорелла, глядя на профессора большими мокрыми глазами, сказала: «Как я вас понимаю. Я вам помогу».
Была середина дня. Флорелла, размечтавшись о чём-то своём, усиленно работала крыльями и поднялась прямо к облакам, погружаясь в их туманную сущность, которая ей не мешала, а, наоборот, распаляла её воображение, рисуя в её мозгу мексиканский сериал, главной героиней которого – она сама. Дело в том, что глея тоже любила, а её избранник, Бартик, находился неизвестно где. Может оно и к лучшему, иначе Флорелла, в сентиментальном настроении, задушила бы его в своих объятиях.
Глеев трудно сбить с курса, но профессор, глядя на пируэты Флореллы, боялся, что сказал ей лишнее и чувствительная душа глеи может заглушить природные инстинкты. Но выныривая из облака, он убеждался в обратном, рассматривая раскинувшуюся внизу территорию. Вскоре, между небольшими зелёными складками, показалось огромное озеро, отражающее и облака, и голубое небо. Флорелла взяла курс на единственный остров, зелёным изумрудом выделявшийся среди синевы воды.
Они опустились на берегу, возле песчаного пляжа, на жёлтой поверхности которого не отпечаталось ни единого следа. Дальше, в глубине острова, находилось невысокое здание с единственной башенкой, ограждённое со всех сторон каменным забором, покрытым мхом и зеленью, которые скрывали серый, истинный цвет.
— Дальше я сам, — сказал Бартазар Блут, останавливая Флореллу, и та чуть не захлебнулась от огорчения: «кино не будет».
Проследив Бартазара до дверей, которые закрылись за ним, Флорелла, плюнув на приличия, понеслась к башне, и, прижавшись к стене, вытянула шею, прислушиваясь к голосам.
— Здравствуй, Фатенот, — сказал Бартазар Блут, вглядываясь в медное зеркало, которое отражало лицо женщины, сидящей к нему спиной. Перед ней стоял старинный ручной ткацкий станок, на котором она, не глядя, перебирала разноцветные нитки, странные сами по себе: цвет их менялся по длине то вспыхивая красным, то погружаясь в зелень, а то и вовсе обесцвечиваясь.
— Здравствуй Барти, — грудным голосом ответила женщина, не поворачивая головы и не прерывая своего занятия. Только бросила мимолётный взгляд в зеркало, приподняв голову от холста. Бартазар прикрыл глаза и продекламировал:
— Всё также ткёшь судьбу чужую, забыв на время о своей.
Всё также я тобой любуюсь, счёт потеряв ночей и дней.
Сказать мне «да», в том нет труда, а ты мне бросишь…
… никогда, — прервала его Фатенот, смеясь в зеркало. — Ты всё также говоришь стихами?
— Ты мне не оставила ничего другого, — печально сказал Бартазар, вглядываясь в странное лицо Фатенот: правая его сторона улыбалась, а левая оставалась печальной. Флорелла громко хлюпнула носом под башней, заливаясь слезами, и Бартазар подозрительно выглянул в окно.
— Ты же знаешь, Барти, после того, как я рассталась с Харомом, я сама наложила на себя заклятие, — мягко сказала Фатенот. — Он меня любил, а я, глупая и самонадеянная, оттолкнула его, несмотря свою любовь к нему. Он исчез, и то, что совершилось, нельзя изменить – я сама соткала себе судьбу
— А что же делать с моей судьбой? — спросил Бартазар, снова подозрительно выглядывая на окно. Фатенот улыбнулась и, вытянув из пучка какую-то ниточку, натянула её: — Хочешь, я её порву?
Бартазар схватился руками за голову и с искажённым лицом крикнул:
— Перестань! Ты же знаешь, как я это не люблю.
— Хорошо, — помолчав некоторое время, сказала Фатенот, — я изменю твою судьбу.
— Не нужно, — выкрикнул Бартазар, — моя судьба это ты.
Но он опоздал: Фатенот вытянула из пучка ниточку и сплела её с натянутой. С улыбкой посмотрела в зеркало, вглядываясь в лицо Бартазара.
— Что ты сделала… что ты… — повторял Бартазар, пятясь от неё.
— Ты меня любишь? — мягко спросила она его.
— Да, — воскликнул он, погружаясь в себя, — …нет, …не люблю, …что ты сделала…
Бартазар выбежал в дверь, а Фатенот глубоко вздохнула. Она рассмотрела ниточку, которую только что соединила с Бартазаром, и в голове прозвучало имя: Элайни. «Красивое имя», — подумала Фатенот, размышляя о том времени, когда снова сможет увидит в зеркале своего любимого и откроет ему своё лицо.
Во дворе, прислонившись к стене, ревела, не таясь Флорелла, и на возглас Бартазара: «Полетели», — бросилась к нему, расправляя крылья и подставляя свою спину.
***Прилетевшие в лагерь глеев Элайни и Сергей застали Флорика и остальных глеев, только Флореллы там не оказалось. Расспросы Флорика ничего не дали, он радовался возвращению сына, и эта радость притупила беспокойство за Флореллу. Решили заночевать, а утром, со свежими мозгами, подумать, что делать. Глеи, особенно самки, отнеслись к Элайни и Сергею враждебно, считая их источником угрозы их племени.
