Ольга Резниченко - Испытание
нужду, потребность, большую,
намного большую, чем кислород в крови,
чем существование…. здесь и сейчас…
Вдруг приблизился, приблизился… ко мне… жаркое, сладкое дыхание обдало мои губы…
Задыхаюсь!!!!!!!!!!!!!!! ЗАДЫХАЮСЬ!!!!!!!!!!!!
— Что здесь происходит? — выстрел. Взрыв. Разорванные нити.
Испуганно дернулись, дернулись, все еще не выпуская из объятий друг друга.
Обернулись.
Лили…
— Ничего, — тяжело вздохнул, прогоняя наваждение чувств. — Отвезите, пожалуйста, коляску в палату, — голос дрогнул, взволновано дрогнул, окатив волной отчаяния… и презрения.
Цирк.
Постыдство наших чувств.
Искренних чувств…
на арене…
на виду у всех, как представление,
как глупая пьеса для гнилых людей.
Скривился, скривился от отвращения.
Спешно подхватился на месте…
В миг подхватил меня себе на руки.
Короткие, торопливые шаги.
Десяток пытливых взглядов вслед. Жадные завистливые взоры. Томные вздохи.
Испуганно обняла за шею, жадно прижалась щекой к его груди…. замерла,
… замерла, не дыша.
Мир пошел ко дну.
Остались только я… и мой Луи,
И если…
…если ЭТО — сон, то уж лучше вколите мне яду. До рассвета. До пробуждения.
Я БОЛЬШЕ не хочу просыпаться, правильно это или НЕТ!
НЕ проснусь!
Прошу! Молю!
Молю…
До боли зажмурилась. Ничего не видеть. Ничего не слышать… кроме как тихое, едва заметное, ускоренное биение его сердца…
Тяжелые, болезненные вдохи-выдохи.
Робко пнул ногой дверь в палату.
Бережно положил на кровать. Стянул куртку, укрыл одеялом.
Руки, руки машинально плясали, выполняя нехитрые действия,
а мысли, сердце, душа сошли с ума, растерзав в клочья рассудок.
Робко присел на край кровати.
— Прости меня…
Прости за все… что было, и что будет.
Мне нельзя здесь быть, нельзя.
Не так…
Я не должен терять рассудок.
Нужно набраться сил, встать и уйти…
Уйти.
Прогнала? Прогнала? Я уже прокляла себя за те слова. Прокляла…
Мы сидели молча…
Глаза обижено, пристыжено, опущены вниз.
Тяжелые, шумные вдохи.
— Ты завтра придешь ко мне?
Нет.
— Да…
Слабак, СЛАБАК!
Соберись, соберись, молю!
Луи! Соберись!
Не ломай все то, что едва и так держится…
Несмело скрипнула дверь.
Лили.
А с ней и мой вечный мучитель, тот, образ кого тяжелым камнем висит на шее, кто неумолимо тянет ко дну…
Брюзжа своими железными трубками-костями, скрипя расшатанными колесами, обижено закатился ОН.
Мой… вечный спутник? Суженый-ряженый???
— Я пойду, — пристыжено вскочил на месте.
В сердце что-то кольнуло. Едва, едва сдержалась от крика…
Несмелый взгляд в глаза… на прощание…
Робкие, короткие шаги на выход…
До боли сжал ручку двери, до гневной белизны костяшек кулака… резкий рывок — и вышел прочь.
Я мчал, мчал, едва не сбивая на своем пути изумленных зевак.
Сегодня я прилюдно сделал ОГРОМНУЮ, РОКОВУЮ ошибку.
Я выдал врагам ту, которую люблю.
Без которой жить не смогу…
Не смогу…
Теперь у Поверенного есть слабое место.
Место, в которое выстрелят, если и не враги, то — свои…
У таких как я, нет и никогда не будет любимых.
Не бывает привязанностей.
НЕ ДОЛЖНО быть привязанностей.
Ведь даже Мигель — это лишь короткий эпизод моей жизни.
Как бы не звучало это грубо.
Мигель…
Но не Мария.
Не могу ее отпустить, не могу…
Но ОТТАЛКИВАЮ…
Пока для двоих это еще не поздно…
Глава Восемнадцатая
(Мария)
— Та-а-к, красавица, — растяжисто пропела Лили, — признавайся. Что это было? Сам Матуа!!! Ты же понимаешь, что просто так от тебя не отстану.
— Ничего особенного.
— Это как ничего? Издеваешься? Да? НЕТ!!! Я от тебя не отстану. Прошу, молю! Расскажи!
Молчу…
— Ну, Мария, Мария, котик, расскажи.
— ДА что тут рассказывать?! — злобно рявкнула я, а затем, вдруг осекаясь, глубоко вздохнула. — Просто, он мне помог подняться с земли. И все.
— Судя по крикам, я бы не сказала, что все там "просто" и "всё"…
— Лили, нечего придумывать там, где ничего нет, — увы, нет… — Мы, просто, до этого раз виделись. Он вместе со мной ехал в поезде. В одном вагоне… Тогда, при крушении… И всё…
— Прости…
— Да ничего. Ничего, ты же не знала…
Не знала… И, надеюсь, не узнаешь все гадкие, сладкие, СЛАДКИЕ подробности того безумного вечера…
А-а-а!!! И зачем ты только напомнила? ЗАЧЕМ?
Пристыжено отвернулась, пряча в подушку слезы…
* * *Стоило ли удивляться, стоило ли расстраиваться, стоило ли так МЕЧТАТЬ?!!
Он не пришел…
Ждала почти до рассвета. Ждала…
И вот уже скоро пять вечера, а его снова нет…
Соврал…
* * *— Мария? Мария Бронс? — окликнул меня незнакомый женский голос.
Обернулась.
— Да.
— Можно с вами поговорить…. наедине, где-нибудь?
— В палате?
— Если можно…
— Да, — приветливо улыбнулась, пряча за растянутыми губами любопытство и волнение. Отчего предчувствие недоброго?
* * *Дверь неспешно захлопнулась.
Я живо проехалась к самому окну, обогнув свою кровать, и застыла спиной к подоконнику, лицом к гостье.
— Слушаю, — первая нарушила тишину.
Но вдруг, вдруг вместо милой улыбки навстречу выпорхнула ядовитая, узкая змейка, немного изогнутая тонким хвостом в ухмылке.
— Это хорошо, что слушаешь, — насмешливый хмык. Уверенный шаг ближе.
Тумблерок. Эта женщина своей надменностью в миг сорвала во мне рубильник. Я бессознательно выпрямила спину, гордо задрала нос.
Значит, не зря…
Не зря, чувствовалось лихое. Что же, воевать мы умеем, дамочка. Умеем. И уж желчи у нас нынче столько, что мало не покажется. Дерзайте, первый ход за вами.
Вызывающий, требовательный взгляд ей навстречу.
И снова ухмылка. Думает, я блефую? Испугаюсь ее?
Мечтай, и не таких видали.
— Давно знаешь Матуа?
Первый выстрел. Прямое попадание в сердце.
Ойкнуло и болезненно сжалась.
Искусственное равнодушие насильно натянула на лицо.
