Шарлин Харрис - Окончательно мертв
Я пробилась из толпы озабоченных и любопытствующих граждан, обогнула крыло третьих классов и оказалась во дворе школы. Игровая площадка размером с половину футбольного поля была огорожена, ворота обычным образом заперты цепью с висячим замком. Его сняли — очевидно, для удобства поисков. Я увидела Кевина Приора, — молодого тощего патрульного, который всегда выигрывал гонку «К4» на фестивале азалий, — он нагнулся, вглядываясь в водосток на той стороне улицы. Трава в канаве была высокая, и форменные штаны Кевина украсила желтая пыльца. Его напарница Кения, столь же упитанная, насколько Кевин тощий, стояла у конца квартала, вертя головой и сканируя окрестные дворы не хуже радара.
Школа занимала целый квартал жилого района. Все дома вокруг были скромными строениями на скромных участках — округа, где во дворах баскетбольные щиты и велосипеды, лающие собаки, подъездные дорожки, очерченные мелом.
Сегодня все было засыпано светлым желтым порошком — самое начало времени цветения и разлета пыльцы. Если с утра помыть машину на подъездной дорожке, возле ливневого стока образуется желтое кольцо. Брюхо у кошек тоже отсвечивает желтым, а у собак желтые лапы. А у людей, у каждого второго — красные глаза и пакет салфеток в руках.
Я заметила несколько этих салфеток, валяющихся на площадке. Были там пятна свежей зеленой травы и пятна хорошо утоптанной земли — там, где чаще собирались детишки. На бетонной площадке рядом со школьной дверью была нарисована большая карта США, и название каждого штата было выведено тщательно и разборчиво. Луизиана была единственным штатом, окрашенным в ярко-красный цвет, и контур его был заполнен пеликаном. Слово «Луизиана» рядом с пеликаном не поместилось и вылезло прямо туда, где полагалось быть Мексиканскому заливу.
Энди вынырнул из задней двери с суровым и озабоченным лицом. Как будто на десять лет постарел.
— Как там Халли? — спросила я.
— В школе, плачет навзрыд, — ответил он. — Надо найти этого мальчика.
— Что сказал Бад? — спросила я, заходя в ворота.
— Лучше не спрашивай. Если ты можешь для нас что-нибудь сделать — нам любая помощь пригодится.
— Ты на тонкий лед выходишь.
— Ты тоже.
— Где люди, которые были здесь, когда он вбежал в школу?
— Они все здесь, кроме директрисы и уборщицы.
— Я их видела на улице.
— Я их приведу. Все учителя в кафетерии, там в конце есть сцена, сядь за занавесом. Посмотрим, не уловишь ли чего-нибудь.
— О'кей.
Все равно я ничего лучше не придумала. Я вошла в коридор крыла третьих классов. На наружных стенах каждой классной комнаты висели яркие картины. Я смотрела на стилизованных человечков, устраивающих пикники на полянах, сидящих с удочкой, и слезы жгли мне глаза. Впервые я пожалела, что я телепат, а не экстрасенс. Тогда бы я могла в видении узнать, что случилось с Коди, а не ждать, пока кто-то об этом подумает. Настоящих экстрасенсов я никогда не видела, но понимала, что это очень ненадежный дар, иногда неконкретный, а иногда слишком конкретный. Моя странность куда надежнее, и я заставила себя верить, что помогу этому ребенку.
Школьные запахи по дороге в кафетерий вызвали волну воспоминаний. В основном мучительных, но были и приятные. Когда я была маленькой, то не контролировала свой телепатический дар и не понимала, чем отличаюсь от обычных детей. Мои родители пропустили меня через мясорубку детской психиатрии, пытаясь разобраться, в чем дело, и это еще больше отдалило меня от сверстников. Но учителя в основном были добрыми. Они понимали, что я учусь изо всех сил — просто постоянно почему-то отвлекаюсь, но не по своей воле. Я вдохнула запах мела, бумаги, книг — и воспоминания вернулись. Все коридоры вспомнились, и все двери, будто я только что ушла из школы. Стены теперь стали персикового цвета, а не грязновато-белого, как были, и вместо коричневого линолеума — серый с искрой ковер, но здание осталось прежним. Не колеблясь, я проскользнула через заднюю дверь на сцену, расположенную в конце столовой — если я правильно помню, она называлась «многоцелевое помещение». Служебные помещения отделялись от столовой складывающимися дверьми, а раскладные столы, выстроенные вдоль стен, можно было сложить и убрать к стене. Сейчас они стояли на полу ровными рядами, и за ними сидели только взрослые — за исключением детей учительниц, которые были в классах с матерями, когда поднялась тревога.
Я нашла пластиковый стульчик и села за занавеской на сцене, закрыла глаза и сосредоточилась. Вскоре я потеряла ощущение тела, закрыв все каналы ввода информации, и пустила разум в свободный полет.
Моя вина, моя вина! Как я не заметила, что он не вышел? Или он мимо меня проскользнул? Сел в какую-то машину, а я не заметила?
Бедная Халли. Она сидит одна, и горка салфеток рядом с ней показывает, как она проводит время. По зондированию я сделала вывод, что она ни в чем не виновата.
Боже мой, боже мой! Слава тебе, Боже, что это не мой сын пропал.
… домой хочется, и печенья…
В магазин не успеваю за гамбургерами, может, позвонить Ральфу, чтобы заехал… но мы фаст-фуд вчера ели, нехорошо…
Да его же мамаша официантка из бара, мало ли у нее мерзавцев знакомых? Кто-то из них, наверняка.
Тянулась и тянулась эта литания безвредных мыслей. Дети думали о вкусностях и телевизоре, и тоже были напуганы. Взрослые по большей части волновались за своих детей и о том, как скажется пропажа Коди на благополучии их семей и их работе.
— Буквально через минуту здесь будет шериф Диаборн, и мы поделим вас на две группы, — сказал Энди Бельфлер. Учительницы успокоились. Знакомые инструкции, которые они сами часто выдают.
— Мы опросим вас всех по очереди, а потом вы будете свободны. Я знаю, что все вы беспокоитесь, и наши патрульные обыскивают местность, но мы надеемся получить какую-нибудь информацию, которая поможет найти Коди, Вошла миссис Гарфилд. Беспокойство летело впереди нее темной тучей, наполненной громом, а за ней двигалась мисс Мэдди. Слышно было, как скрипят колеса ее тележки, нагруженной выстроенными в ряд урнами, а также тряпками, щетками и моющими жидкостями. Знакомые-знакомые запахи. Конечно, она начала убирать сразу после уроков. Она наверняка была в каком-нибудь классе и ничего не видела. Миссис Гарфилд была у себя в кабинете. В мои годы директор, мистер Хефферман, стоял снаружи с дежурной учительницей, пока все ученики не расходились, так что у родителей была возможность поговорить с ним об успехах своих детей… или отсутствии таковых.
Я не стала наклоняться к пыльному занавесу, чтобы посмотреть, но вполне могла отследить передвижение этих двоих. Миссис Гарфилд шла как клубок напряженных нервов такой плотности, что воздух вокруг нее заряжался, а мисс Мэдди примерно так же окружали запахи моющих жидкостей и звуки ее тележки. Она тоже была угнетена, и больше всего ей хотелось вернуться к своей работе. Пусть Мэдди Пеппер — женщина скромного ума, но свою работу она любит, потому что хорошо умеет ее делать.
