Обраслечена поневоле, или Чешуйчатая подстава - 2 (СИ) - Романова Екатерина Ивановна

- Исключительно важному, - отрезал он и, проигнорировав ладонь наследницы престола, вошел в распахнутые двери. Делегация неспешно двинулась за ним, ну и я следом. Уже внутри мы разминулись. Рейнхарт и принцесса, кружившая вокруг него навозной мухой, отправились прямо, а я - направо. Если не ошибаюсь, кабинеты совета Семи в восточном крыле, но на этот раз Рейнхарт мне не поможет, если кто-то пристанет с проверкой личности.

Однако этого не понадобилось. Охранник с проходной доложил кому следует, и мне навстречу вышел начальник дворцовой охраны. Скупо поклонился, представился и обязался сопроводить к Верховному князю. Отца не оказалось на месте, и я решила подождать в анфиладе, любуясь видом из окна.

Императорский сад всегда завораживал. Здесь соседствовали растения из разных стран, цвела и благоухала каждая палка, каждый камень. Даже мраморные скамейки увивал какой-то цветущий плющ. Императрица вложила в этот сад душу, а император не оценил. Поговаривают, поэтому она заболела и умерла. Ничто так не губит людские души, как безразличие. Наверное, таков удел всех жен великих мужчин.

- … супруга ард Дарлейхасского, владыки сапфировых драконов, - донесся из-за угла голос моего провожатого.

- Разве у него есть жена? Почему мне не доложили? - строго спросил отец, и меня охватила оторопь. Ноги вросли в пол, а руки налились свинцом. Я уже передумала с ним разговаривать, и хотела сбежать, но не могла шевельнуться. Мне было больно дышать, а по щекам катились безмолвные слезы.

- Где она?

- Арда Дарлейхасская? Миледи? - позвал охранник, входя в анфиладу. Следом послышалась тяжелая отцовская поступь.

Каждый ребенок знает шаги своих родителей. Наверное, все, что с ними связано, мы впитываем с молоком матери. В детстве, когда мы с сестрами шкодили, то боялись только тяжелых отцовских шагов! Резких, хлестких и волевых. Тогда сердце бухало в пятки, и мы кидались убирать игрушки или прятать следы своих шалостей. Я бы с радостью сейчас забралась в шкаф, чтобы меня не нашли, но вот беда - ни одного поблизости не оказалось.

- Миледи, вы хотели поговорить? - устало проговорил отец и судорожно выдохнул.

Он узнал меня. А я не могла повернуться.

 Ари и Бертоломео

- Мне пришлось так представиться, потому что твоей дочери нет в списке лиц, которым не требуется предварительная запись, - мой голос дрожал. Я несколько раз прерывалась, чтобы набрать побольше воздуха и не всхлипывать от обиды, боли и горечи, рвущих меня изнутри. А посмотреть на отца я и вовсе не осмелилась. Смотрела, как за окном две бабочки носятся друг за другом, не ведая печали и бед. Как же все просто у них! Увидел, понравилась и полетели... Почему у людей не бывает так же?

- Есть такой список? - отец взволнованно обратился к гвардейцу.

- Есть, ваша светлость. Ваша супруга ежеквартально его редактирует и передает начальнику смены.

- Внесите туда мою дочь!

- Так, обе внесены.

- Мою младшую дочь. Ариану. И оставьте нас. Все!

Я даже не вздрогнула, когда все зашевелилось и загремело: от стены отделилась тень и мелькнула вглубь коридора, ушла дворцовая стража, маги и даже, кажется, ведьма. Теперь в анфиладе стало по-настоящему тихо. За окном сияло солнце, шевелил легкую тюль ветер, где-то вдалеке тикали часы, а между отцом и дочерью разыгрывалась трагедия.

Я пять лет избегала этого разговора, предпочла жить в квартале прокаженных, лишь бы не видеть отца, отказавшегося от меня. Я не слышала его отказа и это создавало иллюзию, словно его никогда и не было. А сейчас - момент истины и расплата за мое малодушие и трусость.

- Ариана, доченька. Посмотри на меня…

Я смотрела в окно, а слезы все текли и текли, падали на подол платья и лежащие поверх него ладони.

- Дорогая моя, - раздалось за спиной, и мое сердце не выдержало.

Отец плакал.

Медленно повернулась, едва управляя своим телом, и взглянула на папу. Он постарел: седина перекинулась с висков и на затылок, под глазами залегли мешки, лоб изрыт глубокими морщинами. И только взгляд по-прежнему полон теплоты.

- Папа, - прошептала, не в силах говорить из-за слез.

Мы одновременно потянулись друг к другу. Я стиснула его в крепких объятиях и прижалась щекой к груди, а он гладил меня по волосам и шептал что-то нежно-трогательное. От него пахло домом. Удивительным запахом, который не описать словами: это смесь специй и аромат сдобы, смесь дорогого алкоголя, сосновой смолы и углей из камина, смесь книг и чернил... Все это создает уникальный, неповторимый и ни с чем не сравнимый запах, способный воскресить в памяти самые лучшие, теплые и ценные моменты жизни.

Трудно представить, сколько мы так стояли, не в силах оторваться друг от друга. Казалось, если отойдем хоть на полшага, то кто-то из нас исчезнет, растает, как время и шаткое перемирие треснет, как первый лед под нетерпеливым путником.

- Дочка, ангел мой, свет мой. Идем в кабинет. Мне столько нужно тебе рассказать и столько объяснить. От волнения меня ноги не держат.

А я не хотела сейчас объяснений. Не хотела! Потому что вряд ли пойму причины, по которым он отказался от дочери и меня захлестнет злоба. И этот чистый, искренний миг сменится чернотой обиды.

- Мне тоже, папа. Мне тоже. Как твоя спина?

- Хуже, родная. Лечусь, лечусь, - суетливо улыбался он, целуя мою руку.

В его кабинете оказалось непривычно просторно. Председателю совета семи полагались настоящие апартаменты с гостиной, библиотекой, архивом, личным кабинетом, туалетом и даже спальней! Мы расположились у камина и вскоре нам принесли ромашковый чай с бутербродами и пирожными. Отец молча смотрел на меня, подбирая правильные слова, а я смотрела в огонь. Он не ожидал этой встречи и отменид все дела на сегодн, чтобы посвятить остаток дня вновь обретенной дочери. Это и радовало, и пугало.

- Ты хорошо выглядишь...

- Благодаря милорду Рейнхарту. Это временная мера. Мне следует его отблагодарить, но я не имею достаточно средств для этого.

- Вы не... - отец замялся, чувствуя, что он не вправе спрашивать меня о таком, но и не спросить тоже не мог.

- Нет. Наша встреча стала чистой случайностью. Между нами ничего не было.

Следовало подобрать правильные слова, чтобы начать разговор, но не получалось. В итоге я обнимала фарфоровую кружку, пила чай, на деле оказавшийся успокоительным отваром, и смотрела в огонь.

- Наверное, тебе не дает покоя, почему я за тебя не вступился? - сказал отец после долгого молчания. - Почему позволил тебе ошиваться в квартале отверженных?

Я перевела удивленный взгляд на папу. Он знал!

- Прости, я не мог вмешиваться и делать переводы чаще - каждый транш тщательно отслеживается, каждое мое действие - контролируется. Тебя бы нашли и тогда...

- Что тогда, папа? - резко выдохнула и поставила чашку на поднос. - Что тогда? Что бы случилось, узнай все, что твоя дочь с даром менталиста? Неужели ты настолько меня не любишь, чтобы встать на защиту? Неужели дочь Верховного князя рода Т'Аркан и Верховной княгини рода Аркхарган бросили бы в кулуары тайных императорских служб? Заставили бы работать на императорских гончих? Я не верю, папа! Не верю, что не было способа мне помочь!

Передо мной яркий пример - Рейнхарт! Он бы мог приказать убивать всех безумных драконов, ведь так проще! С глаз долой из сердца вон. Но он до последнего надеется найти для них лекарство. Даже чужие дети для него как свои, а мой отец бороться не стал. Открестился и забыл с чистой совестью.

- Ариана, я пытался тебя уберечь. Пытался, как мог. Дело вовсе не в твоем даре, дело в твоей крови. Древней, особенной и исключительно редкой.

Сглотнула, глядя на отца по-новому. То, что он пытался мне сказать, не укладывалось в голове. Отец подбирал слова осторожно, но нельзя сказать дочери, что ее родители не родные, не причинив боли.

- Если я правильно поняла, ты хочешь сказать, что моя мать...

- Илсе тебе не мать, но ты, думаю, об этом и так догадывалась.