Страж и королева (СИ) - Алая Татьяна
— ХОЧУ ПОМОЧЬ, — вдруг сказал громко, словно ребенку. — НЕ БОЙСЯ.
Тот то ли понял, то ли силы сопротивляться иссякли. Только посмотрел безнадежно и закрыл глаза, а я продолжил невольную экзекуцию, пока не покрыл мазью все раны.
— Лежи, — приказал и пошел мыть руки все в том же ручье.
Когда вернулся, бораг лежал смирно, лишь следя за каждым моим движением.
— Не трону больше. Не переживай, — сказал и подложил тому еще еды, которую приберег для себя, но вдруг понял, что видимо скучаю по нормальным разговорам и потому общаюсь с этим странным и опасным животным будто тот понимает. Как минимум понимает сказанные слова или хотя бы интонацию. Но было глупо на такое рассчитывать. Он все же был диким хищником.
— Хоть ответ не жду, — усмехнулся сам над собой. Затем вздохнул и добавил. — Раз уж мы какое-то время придется провести время вместе, то буду звать тебя Рург.
Тот настороженно посмотрел, так и не поняв, что его теперь так зовут. А я только в этот момент понял, как имя похоже на Румей. Я скучал по другу. Сильно скучал. Настолько, то был готов взять в друзья борага, которого всегда изучал как врага. И считал таковым с детства, каждый раз видя раны отца.
День на третий моей вынужденной стоянки на одном и том же месте, Рургу стало легче. Он уже окреп на хорошей еде, раны хорошо заживали, и потому все чаще осмеливался пытаться вырваться. Когда его раны почти затянулись, то я с огорчением понял, что зверя нужно будет отпустить. Как бы ни призвался к нему, но тот дикий и должен жить на воле.
— Иди. Свободен, — сказал тихо, снимая цепь и посмотрев на борага. Тот осторожно втянул воздух и, только ощутив отсутствие цепей, рванул со всей силой, на которую был теперь способен. Мне оставалось лишь проводить взглядом черный силуэт.
— Прощай, — невольно сказал вслух уже лесу и вздохнул.
Дорога до следующей деревни заняла еще дня три. И каждую ночь мне слышалось постоянное шуршание присутствия рядом, и с заядлой регулярностью пропадала еда. А я впервые задумался, не стану ли сам добычей и ужином для того, кого выходил, когда тот достаточно окрепнет. Бораг вполне мог позарится на меня как от злости, так и просто от инстинкта. У него моя персона точно ассоциировалась с едой. Ну и болью. И потому ночами лишь дремал, давая отдых телу, но не разуму, готовый вскочить при любой опасности. В итоге в деревню я вошел уставший и метающий о ночлеге в харчевне. В этот раз был готов на что угодно, лишь бы не в лесу.
Эта деревня была очень похожа на первую: темную и словно угрюмую, но все же уютную. Как оказалась, это был вариант зажиточной по местным меркам. Кормили вкусно и сытно, только публика тише и испуганнее как мне показалось. В харчевне было неожиданно тихо. Шептались так, будто боялись, что услышат. И это удивляло. Никто так и не подошел.
«Но почему? Кого боятся? Неужели меня?»– задавался вопросом, наслаждаясь похлебкой и свежим хлебом, чувствуя прилив сил от этой скудной еды после того, как все мясо отдавал борагу. Даже отпустив и не мешая воровать зайцев. Когда уже собирался поняться наверх, подойдя к лестнице, то ко мне неожиданно подошла молодая милая девушка. Та смотрела слишком робко и смущенно, даже словно с надеждой. А затем тихо спросила.
— А господин страж сможет мне помочь? Только прошу, не подавайте вида, то мы говорим об этом. Делайте вид, будто прошусь на ночь.
— Конечно, — кивнул, удивленный ее просьбой, но приобняв за талию.
Девушка же посмотрела красивыми голубыми глазами с такой надеждой, что защемило сердце. Словно был самой последней надеждой в ее жизни.
— Но вроде тут неплохо живут, — спросил тогда больше из любопытства, ведя ее наверх, словно сговорились о цене. Та странно выдохнула в ответ, смотря испуганно как птичка, а потом тихо произнесла:
— Да, господин страж. Они не мешают вести хозяйство, не отбирают еду, но забирают девушек. Вот и мне завтра нужно идти к ним.
— К кому — к ним? И зачем?– выдохнул, напрягшись от новости.
— Ведьмы. Их две. И такие злые, — пробормотала девушка. Затем вскинула взгляд. — Но вы же все равно поможете? Ведь так?
— Не одна ведьма? — переспросил, судорожно соображая. Но как ей отказать? — Да, конечно, — уже менее уверенно ответил, но выбора то не было. Вдруг внутри ожил дар, а я благодарно выдохнул, вспомнив, как опростоволосился до этого, не проверив просительницу. Но эта девушка была белой, даже словно светилась немного. И было так приятно, так хорошо с ней рядом, особенно теперь, когда был уверен в ее чистоте. В это время как раз дошли до комнаты.
— Прошу! Мне никто кроме вас не поможет! Остальные боятся их. Все привыкли платить такую дань за то, чтобы не тронули их самих. Особенно мужчины, — с горечью заметила девушка, отвод взгляд.
— Хорошо, скажи хозяину, чтобы разбудил, как тебе нужно будет идти. Пойдем вместе, — сказал раздраженно, поражаясь такому равнодушию остальных в деревне, тут же отпуская тонкую талию.
Ее личико тут же просветлело. Просительница же словно расцвела и из хорошенькой моментально став совершенно очаровательной. А мне захотелось чуть ли не поцеловать ее от такой реакции, а может и нечто большее, но сдержался.
— Спасибо, господин страж! Огромное спасибо! — пробормотала та восторженно, тут же упорхнув, а я остался один на один с легкой тоской, так неожиданно появившейся внутри. Но требовать от девушки такой платы за то, то должен делать по долгу рода, было противно. И потому устало повалился на кровать, стараясь не думать о ее прелестях. К счастью, усталость бессонных ночей навалилась разом, как только ощутил мягкость кровати.
Рано утром, еще до полного рассвета раздался стук в дверь. Солнце только начало подниматься из-за горизонта, а звезды еще светились отблесками на небе.
— Господин страж, — раздался нежный голосок. — Прошу просыпайтесь. Мне нужно прийти до зари. Они не любят ослушания.
В ее интонации появился настоящий страх.
— Хорошо. Иду, — проворчал я, садясь на кровати и протирая глаза. Спать после почти недели недосыпа хотелось неимоверно.
— Прошу вас, — почти плача пробормотала девушка из-за двери, — никак нельзя опоздать…
Пришло собираться быстро, хотя итак спал почти одетый. Пристегнул меч и схватил баул, и уже через пару минут выходил из комнаты.
— Куда идти? — спросил сухо, выходя из комнаты.
Девушка тут же лучезарно улыбнулась и пошла впереди. И такая она был ладная, такая милая, так хотелось ей помочь, что казалось — две ведьмы вообще не станут проблемой. Когда мы вдвоем вышли на тропинку, она протянула свежевыпеченный хлеб.
— Вот, стянула потихоньку. Вы же не позавтракали, — робко произнесла она.
— Спасибо, — улыбнулся благодарно и откусил еще горячий кусок ароматной лепешки. Та будто тала во рту. — Далеко идти то? — спросил, наслаждаясь вкусом.
— Нет, не очень, — улыбнулась та, преданно смотря.
Путь занял около часа или немного больше. И вот впереди замаячило старое здание, больше похожее на полуразрушенный мрачный темно-серый во мху замок. Казалось, ему очень много лет. Но даже такой тот производил впечатление крепости. Такое я видел в землях людей в первый раз.
— Ого, — невольно выдохнул, не ожидая такого.
— Ага, — тяжело выдохнула девушка, а ее движения стали словно скованнее с каждым шагом, приближающим нас к жилищу ведьм. — Они держат нас там как рабынь. И никто еще не вернулся оттуда, — пробормотала она испуганно.
Я посмотрел на девушку задумчиво и приказал:
— Тогда стой здесь. Пойду сам гляну, что да как.
Та вдруг вцепилась в мою руку.
— Но так точно погибнете! Только я могу помочь попасть внутрь! А потом сбегу. Ведь вы же их победите⁈
— Да, — уверенно кивнул, рассматривая и изучая сооружение. Рядом с этой девушкой было сложно думать о проигрыше. Во всем.
И вот мы подошли к огромной входной замковой двери, когда-то наверняка охраняемой грозными воинами, а теперь ржавой и старой. Мы осторожно вошли, сопровождаемые ее тоскливым скрипом, и очутились в темном, пыльном, в паутине помещении, когда-то бывшим шикарным залом. Полусгнившие ковры и ткани гардин висел оборванными клоками. Потолок терялся в темноте, освещенный только естественным светом восходящего светила через грязные высокие окна, а у меня загорелся знак, освещая обстановку вокруг. Давая понимание шикарности прежней обстановки. Но сейчас казалось, что тут давно никто не живет.