Анна Гринь - Олимпиада. Бубновая дама
Занятая своими мыслями, я мало обращала внимания на посторонние шумы, пока те не приблизились, и теперь до меня отчетливо долетало эхо голосов сверху. Подняв голову, я никого не увидела, пожала плечами и прислушалась.
— Ну, братик! — Эхо многократно повторила недовольный детский возглас. — Тут все равно никого нет! Не мешай. Не мешай!
— Элса, — перекрывая вопль, хмуро сказал невидимый мне парень, — это Академия, а не кружок «Умелые ручки» для школьников. Тебе давно домой пора.
— Шиш! — возопила малявка. — Не трогай! Я же старалась!
— Для чего интересно? — хмуро уточнил собеседник.
Раздался разозленный детский вопль, плач, а потом лестницу накрыло эхом быстрых шагов.
— Отдай! Ой, горячее! — вопила девочка. — Шиш!
Я нахмурилась и пошла быстрее, собираясь если не вмешаться, то понаблюдать за происходящим. Уже поднявшись наверх, я секунду потопталась на площадке, а после двинулась ко входу в коридор и тут столкнулась с кем‑то, вылетевшим из‑за поворота.
— Ай! — взвыла я, стукнувшись носом.
— Ох, — отозвался неизвестный.
«Шшш…» — сообщила странная субстанция, выплеснувшаяся из котла и попавшая мне на волосы с правой стороны.
Я зажмурилась и замерла, не понимая, что происходит, а потом, почуяв неладное, принюхалась.
— А — а-а — а! — взвыла я, дернула майку и принялась оттирать варево с волос.
— А — а-а — а! — тоненьким контральто секундой позже подхватила темноволосая девочка, выбежав на площадку.
— Оу… — только и смог вымолвить высокий темноволосый парень, едва не уронив котелок.
— Вы рехнулись? — расплакалась я, видя, как на майке остаются длинные рыжие пряди. — Это же «Пятновыводитель»! Им только ржавчину удалять!
— Милый лифчик, — хмыкнул парень, рассматривая меня.
Спасая волосы, я совсем забыла, что свечу нижним бельем при посторонних, но шевелюра оказалась важнее чести.
— Что?! — свирепея с каждой секундой все больше, уточнила я. — Что?
Парень попятился, прижимая котел к животу, как спасение. Рассерженная и расстроенная, я была готова рвать и метать. Рвать и метать. И мне не казался опасным противником молодой человек на голову выше и с таким разворотом плеч, что подружка Лиза бы вздохнула и опала бы осенним листочком, подрыгивая ногой в припадке восторга.
— Ничего… — тут же пошел на попятные парень. — Ничего.
— Вот и ничегокай дальше где‑то подальше от меня с этой гадостью! — выпалила я и пробежала мимо, ища дверь в свою комнату.
— Злобная моя, а вы этажом не ошиблась? — крикнул парень мне вдогонку.
— Да — да! — набычилась девчонка, цепляясь за ногу брата.
— А тебе вообще домой пора, — рыкнул парень, глядя на мелкую сверху вниз. — Видишь как…
— Шиш… — проблеяла сестра.
— Заткнись, — велел парень, всучил сестре наполовину опустевший котелок и, придав ускорения в нужном направлении, велел: — Иди. Чтобы через полчаса духу твоего в Академии не было. Вот как вырастешь, тогда и будешь здесь хозяйничать. Лет через десять!
— Но, Шиш! — взвыла малявка. — А…
— Бэ! Иди!
Девочка понуро поплелась вниз по лестнице, отсчитывая ступеньки подбитыми гвоздиками каблучками.
— И чтобы тебя не было, Элса, а не так, как ты уже придумала, — предупредил брат. — Поняла?
— Поняла, — вздохнула девочка. — Как не понять… Родной брат, называется.
Я, продолжая оттирать зелье, нашла наконец нужную дверь, с подвываниями прижала ладонь к плотно сбитым деревянным дощечкам, стянутым железными пластинами и ввалилась в комнату, тут же бросившись в ванную.
— Я тебе брат, но из‑за твоих причуд!..
Дальше я не услышала — в ушах зазвенело от собственного вопля.
Дверь в комнату, как и в ванную я оставила на распашку. С покрасневшим лицом я стояла над умывальником и с болезненной миной смывала с виска остатки зелья. На полу, довершая картинку, валялся обрывок рыжей косы, один конец которой отвратительно чадил паленой шерстью.
— Э — э-э… — не в силах что‑то сказать, выдохнул парень, вваливаясь в ванную. — Я могу тебе чем‑то помочь?
— Что? Сам пойдешь и утопишься в унитазе? — выпалила я и зарыдала. — Что за день‑то?! А — а-а!
Я села на край ванны и, оторвав кусочек туалетной бумаги, громко высморкался.
«Минус коса, — с тоской подумала я. — Теперь уже все равно, кто и какой меня увидит. Хуже все равно быть не может».
— Как я теперь ходить буду? А? — я раздосадовано ткнула парня кулачком. — А? У меня весь висок лысый!
В зеркале отражалась безрадостная картина: зареванная девушка с потекшей тушью, взлохмаченной челкой, вспомнившей, что от природы ее хозяйка склонна к вьющимся волосам, а справа отсутствовали волосы не только над виском. Проплешина выглядела болезненно, как после машинки для стрижки.
— Я ж не студентка, а полупризывник какой‑то! — расплакалась я.
Шишень не выдержал и хихикнул, за что и получил: я щедро полоснула его по лицу раскрытой ладонью, не столько пытаясь навредить, сколько снимая злость.
— Ведьма! — выдал Шишень не обвинительное, а констатирующее факт.
Я зарычала и ударила снова, обидевшись на интонацию. Шишень перехватил мои кулачки без особого усилия и, развернув к себе спиной, лишил возможности вновь ударить.
— Пусти! — взвыла я, пытаясь достать парня ударом локтя или ноги.
— В медпункт пошли, — вздохнул парень и подхватил меня на руки. — Кожа у тебя выглядит не очень, надо смазать.
Я громко взвыла и спрятала лицо в ладонях, погрузившись в рыдания. В данной ситуации оставалось себя только жалеть, с упоением размазывая слезы и сопли по остаткам майки.
— Еще повезло, что Элса не успела полностью сварганить эту гадость, — вздохнул парень, без труда неся меня сначала по коридору мимо треноги, которую я до этого не заметила, а потом вниз по лестнице. Холл общежития Шиш пересек под удивленное молчание толпы студентов. Под такое же удивленное молчание прошествовал со мной на руках мимо собравшихся на дорожке перед главным корпусом преподавателей и свернул к маленькому каменному строению, где располагался медицинский пункт.
Нас встретила невысокая дородная женщина в форменном халате и чепчике, будто сошедшая с иллюстраций старых книг. От одного взгляда в ее добрые лучисто — золотые глаза становилось легче и не так муторно.
— Шишень Бок, что ты уже натворил? — кивнув парню на лестницу, уточнила дама требовательно.
— Миссис Дрю… — начал парень, но говорить, идя по лестнице со мной на руках, оказалось не очень удобно.
— Молодой человек, только не начинай оправдываться! — припечатала медсестра. — Тебе ли не знать, что лишь после долгих уговоров ректора, родители позволили тебе здесь быть. Любая провинность, что долетит до ушей отца, станет для тебя последней здесь, Шишень.
