Сергей Абрамов - Требуется чудо (сборник)
— Нет, конечно, — Семенов был абсолютно серьезен. — Шаляпин тут ни при чем. Более того, твоего отца, Тарасов, мы тоже обсуждать не собираемся. Нас интересует странное поведение комсомольца Тарасова.
— Дети не отвечают за грехи родителей, — тихо сказала молчавшая до сих пор Оля.
— Верно, — согласился секретарь. — Но комсомолец не имеет права на ложь. Что ты написал в анкете, Тарасов? Что ты написал про отца? Что он был крестьянином?
— Я имел в виду вообще сословие.
— Во-первых, революция отменила сословия, во-вторых, он был церковнослужителем. Да, дети не отвечают за грехи отцов, и если б ты, Тарасов, написал правду, мы бы сейчас не сидели здесь…
— И я бы тоже, — не без горечи перебил Сашка. — Черта с два меня приняли б в институт…
— Значит, ты сознательно пошел на обман?.. Грустно, Тарасов. Грустно, что комсомол узнает правду о своем товарище из третьих рук.
— Из чьих? — спросила Оля.
— Письмо было без подписи, но мы все проверили. Да и сам Тарасов, как видите, не отрицает… Я думаю, Нина права: нечего резину тянуть. Предлагаю исключить Тарасова из комсомола. Какие будут мнения?
— Я за, — сказал Любицкий.
— Я тоже, — подтвердила Нина.
— Может, лучше выговор? — робко вставила Оля. — С занесением…
— Мягкотело мыслишь, Панова, — сказал Любицкий.
— А ты безграмотен, — вспыхнула Оля. — Мягкотело мыслить нельзя.
— Мы на бюро, а не на семинаре по языку, — одернул их строгий Семенов.
— Панова воздерживается, так и запишем. А ты, Алексей, почему молчишь? Ты, кажется, жил вместе с Тарасовым. Он говорил тебе об отце?
— Нет, — чуть помедлив, сказал Алексей, — он мне ничего не говорил об отце.
— Твое мнение?
— Мое? — Алексей взглянул на Олю: в ее глазах явственно читалась какая-то просьба, но Алексей не понял, какая: он не умел читать по глазам.
— Как большинство: исключить.
— Ну, здесь ты, конечно, не останешься, — сказал черт.
И погас свет, и снова вспыхнул.
Алексей, сдвинув локти и прикрыв перчатками лицо, передвигался вдоль канатов. Пашка не пускал его, Пашка бил непрерывно, с отчаянной яростью, и хотя удары приходились в перчатки, они были достаточно, тяжелы. Дыхалка у него лучше, твердо помнил Алексей. Но ведь не двужильный же он, выдохнется когда-нибудь — работает, как паровой молот, лупит и лупит. Да только зря, впустую. Алексей прочно держал защиту, а сам пас противника, все улучал момент для прицельного апперкота.
— Леха, работай! — заорал кто-то из зала. Алексей, услыхав крики, невольно расслабился и тут же пропустил крепкий удар по корпусу. Пашка прижимал его в угол, рассчитывая войти в ближний бой, но Алексей, обозлившись на себя, сильно ударил правой раз, другой — пусть тоже в перчатки, но все-таки заставил Пашку на мгновенье уйти в глухую защиту, а сам ужом скользнул мимо, вырвался в центр ринга, на оперативный простор. Здесь он себя куда свободнее чувствовал, здесь он — со своими-то рычагами — имел чистое преимущество в маневре. И тут же использовал его, словив Пашку на развороте двумя прямыми в голову. Так держать, Леха!
И в это время раздался гонг. Первый раунд закончился.
Минута передышки не повредит, с облегчением подумала невесомая душа Алексея Ивановича, лавируя, не исключено, в поясе астероидов, ныряя, быть может, в кольцо Сатурна, вырываясь, наконец, в открытый космос.
Но никакой передышки черт не позволил, а сразу воссоздал начальственный большой кабинет и некое Лицо за массивным письменным столом. Безбрежный стол этот был покрыт зеленым биллиардным сукном, и Алексей, скромно сидевший около, невольно подумал, что, если приделать лузы, на столе вполне можно гонять шары, играть в «американку» или в «пирамидку». Но так он, Алексей, мог только подумать, а сказать вслух ничего не мог, поскольку на сукне лежала толстая рукопись его предполагаемой книги, а Лицо, уложив пухлую длань на рукопись, стучало по ней пальцами и отечески приговаривало:
— Неплохо, молодой человек, совсем неплохо, и у товарищей такое же мнение. Будем издавать вне всяких планов.
— Спасибо, — вежливо сказал Алексей и скромно отпил крепкого чайку из стакана в подстаканнике, стоявшего не на главном столе, а на второстепенном, маленьком, уткнувшемся в необъятное и темное пузо большого, как теленок в корову.
— Вам спасибо, — усмехнулось Лицо. — Мы должны работать с теми, кто идет нам на смену… Да, кстати, а кто идет нам на смену?
— Кто? — спросил Алексей, потому что не знал, как ответить на довольно странный вопрос.
И в самом деле: кто идет? Он, Алексей, и идет…
— Я вас спрашиваю, Алеша, вас. Вы же лучше знаете своих ровесников… Кто еще, по-вашему, сочетает в себе… э-э… дар, как говорится, Божий с идеологической, отметим, и нравственной зрелостью?
Кто еще — это значит: кто, кроме Алексея. А кто кроме?
— Не знаю, — пожал плечами Алексей. — Разве что Семенов.
— Семенов — это ясно, — с легким нетерпением согласилось Лицо. — О Семенове речи нет, его новая пьеса выдвинута на премию. Да он не так уж и молод: за тридцать, кажется?.. А из молодых, из молодых?
Алексей напряженно думал: кого назвать?
— Оля Панова хорошие рассказы пишет.
Невесть почему черт оборвал эпизод на полуфразе, не дал договорить, додумать, попасть в «яблочко».
Алексей сидел на табуретке в углу ринга, тренер протирал ему лицо мокрой губкой, выжимал воду в стоящее рядом ведро.
— Раскрываешься, парень, — сердито говорил тренер, — даешь бить. Не уходи с центра, не позволяй прижимать себя к канатам. Раунд ничейный, но симпатии судей на стороне Талызина: он хоть и впустую, но все-таки работает. А ты выжидаешь, бережешься. Надо наступать. Щупай его левой, заставь самого раскрыться, навяжи свою тактику.
— Я же поймал его пару раз, — обиженно сказал Алексей.
— Мало, — рявкнул тренер. — Иди в атаку, бей первым. Он не выдержит, сорвется, начнет молотить, тут ты его и уложишь. У него дыхалка лучше, а у тебя удар правой…
Гонг!
— В атаку! — тренер нырнул за канаты.
И Алексей вновь очутился возле стола-коровы.
— Панова… — Лицо чуть заметно поморщилось. — Хорошие рассказы — этого, Алеша, мало. Хорошие рассказы нынче пишут многие. Спросите у моих работников: у них от рукописей шкафы ломятся. Если так и дальше пойдет, через полвека у нас каждый третий в литературу подастся. А Союз писателей, как известно, не резиновый… Нет, я интересуюсь по большому счету.
Что ж, Лицо само подсказывало ответ.
— Если по большому — никого, — твердо заявил Алексей.
