Александра Лисина - Не выходите замуж на спор
В тот момент мне неистово захотелось ласкать его кожу внезапно огрубевшими пальцами. Целовать его губы, то и дело дразня их кончиком языка. Обнимать его крыльями. Сдаваться без боя. И, торжествующе глядя в его глаза, молча кричать: «Смотри! Это все для тебя!»
Но как только я решилась это сделать, его руки почему‑то разжались. Бушующее в глазах желание моментально угасло. В его дыхании больше не было жара. Из движений исчезла страсть. А затем он вернул себе прежний облик, поднялся с разворошенной постели и, швырнув в меня скомканное покрывало, холодно сказал:
— Мы закончили.
На долгий — предолгий миг я замерла, испытывая пугающее чувство одиночества. Разгоряченное тело просило вернуть оборванные ласки, пылающее от жара нутро болезненно сжималось, так и не дождавшись обещанной наполненности. Вся кожа горела. Дыхание вырывалось с трудом… но нахлынувшее разочарование, больше похожее на отчаяние, почти мгновенно сменилось на холодную ярость.
Усилием воли загнав мешающиеся эмоции на самое дно, я запахнулась в крылья, как в спасительный кокон, и медленно поднялась с постели.
— Я вам больше неинтересна, мой Князь? — сухо осведомилась я, чутко прислушиваясь к себе и к нему.
— Так и есть. Ты проиграла наш спор, суккуба, — все так же холодно отозвался он.
— Разве?
Он недоверчиво уставился на мое спокойное лицо, на котором не отражалось ни тени недавно пережитых чувств. Ни толики неудовольствия или злости. Ни ярости, ни бешенства, которое всего мгновение назад была готова выплеснуться наружу. Все это меня больше не касалось. Я приняла решение. Поэтому была безмятежна, уверена в себе и держалась так, словно ничего не случилось.
И его это задело. Насторожило. Он справедливо заподозрил подвох…
И вот тогда я впервые искренне ему улыбнулась.
— Боюсь, вы ошиблись с выбором наказания, мой Князь.
И, прежде, чем он успел возразить, рывком распахнула крылья, позволив ему, наконец, увидеть все то, что скрывалось в густой тени низко опущенного балдахина. То, чего он не мог или не захотел заметить раньше. Свое изменившееся тело с гладкой алебастровой кожей. Покрывшие его гибкие чешуйки, складывающиеся в причудливый узор. Длинные белоснежные локоны, тяжелыми волнами спускавшиеся до самого пола. И почти не изменившееся лицо, на котором пылали бездонной чернотой такие же, как у него, демонические глаза.
Он понял слишком поздно, что именно я сотворила. А осознав, сделать ничего не успел, потому что я, ни на миг не усомнившись в принятом ранее решении, безжалостно вырвала из себя недавно пылавшие чувства и совершила то, от чего он вскинул голову и дико, по — звериному завыл…
— Хе — ль… Хелечка — а… — жалобно пропищали у меня над ухом и потрясли за плечо. — Ну, Хеля… ну пожалуйста! Проснись, а то мы опоздаем на зачет!
— Зачет? — хрипло спросила я, все еще слыша отголоски страшного воя и видя перед собой искаженное нечеловеческой мукой лицо. — Какой еще зачет… а, твой?
Улька, на мгновение замерев, радостно взвизгнула и тут же повисла у меня на шее.
— Хелька! Ура — а! Ты проснулась!
Я неохотно открыла глаза и с кряхтением выбралась из‑под одеяла.
— Да проснулась я, проснулась… дай только оклематься. Сколько прошло времени?
— Уже пора. Прости, — дрогнувшим голосом созналась баньши, а потом опомнилась и цепко ухватила меня за руку. — Хелечка, пойдем… и побыстрее, пока госпожа Личиана меня с потрохами не скушала! Ты же знаешь, она может!
— Погоди, я ненадолго…
С трудом дотащившись до душевой, я кинула на отражение в зеркале беспокойный взгляд и облегченно выдохнула: хвала всем богам во всех мирах, там все осталось прежним. Ни волосы не побелели, ни чешуя не проступила, и даже ночнушка моя драгоценная оказалась целой, хотя я уже была готова поверить, что ее не вернуть.
Неужто всего лишь сон?
Дрожащей рукой кинув в лицо пару пригоршней холодной воды, я вдруг наткнулась взглядом на ожог и вздрогнула, обнаружив, как на нем медленно гаснут пылающие багровым светом письмена. А затем, похолодев от страшного подозрения, заглянула под ворот рубахи и обмерла, обнаружив под ней все до единого следы пережитого кошмара.
— Хель, ну что ты там застыла? — нетерпеливо крикнула снаружи Улька, гремя табуреткой и что‑то шумно волоча по полу. — Скорее одевайся! Занятие через час, а нам еще до кладбища пилить и пилить!
— Сейчас, — деревянным голосом ответила я, обессиленно опускаясь на пол и закрывая глаза. — Сейчас, только приду в себя…
Глава 5
Охотящаяся суккуба — как зеркало, в котором отражаются мужские эмоции. Желания, которые она умело вызывает, а затем ловко использует, превращая в оружие для любовных побед.
Но мало кто знает, что для точного удара суккубе необходимо увидеть цель — тот самый образ идеальной Женщины, который есть в душе у каждого мужчины. Этот образ нелегко отыскать — наши жертвы берегут его очень тщательно, порой запирая на сотни замков и храня в самой далекой пещере, какую только могут найти. Самые отчаянные даже рвут драгоценный портрет на части, а затем сжигают обрывки, развеивая пепел по ветру. И идут на все, лишь бы не показать свою единственную слабость, потому что знают: малейшая промашка будет стоить им не просто жизни — свободы, которую большинство мужчин не готовы потерять.
Подобраться к такому портрету — вот главная задача суккубы. Обойти все ловушки, вынудить жертву раскрыться, а затем примерить на себя вожделенный образ и заставить неосторожного самца пасть на колени. Для этого природа одарила нас всем необходимым: голосом, способным выбирать наиболее приятный для жертвы тембр; телом, умеющим принимать любую форму, и разумом, с помощью которого успешная охотница закрепляет результат.
Однако есть мужчины, на которых не действует наша женская магия. В чьих сердцах не пылает страсть, чьи тела безответны к ласкам, а души укутаны плотной оболочкой равнодушия. Растопить этот лед невозможно — безразличный разум неуязвим. И подобному противнику даже опытная суккуба не осмелится бросить вызов…
Темный Князь — именно такой противник: опасный, жестокий и предусмотрительный. Один из элиты демонов Преисподней, который просто не мог себе позволить иметь даже крохотной слабости. По этой причине его Образ давным — давно уничтожен, а то, что осталось, похоронено настолько глубоко, что воскресить его не удалось бы ни одной, даже самой могущественной охотнице…
Князь ошибся только в одном: я никогда не была охотницей. И то, что он посчитал моей настоящей целью, в действительности ею не являлось…
