Марта Акоста - Ночной полдник
Освальд и его отец сидели на улице и пили кофе. Я обвила шею Освальда руками и поцеловала его.
— Доброе утро.
— Доброе утро, детка. Я решил, что ты должна поспать подольше. В кофейнике свежий кофе.
Я вошла в дом и наполнила свою кружку.
— А где Гэбриел? — спросила я у Эдны.
— Ему пришлось кое-чем заняться, — ответила она.
Родственники обсуждали план осмотра местных достопримечательностей. Поскольку они собирались прихватить с собой и Либби, я взяла ее из рук Уинни и понесла в кабинет, чтобы провести немного времени наедине с малышкой. Мы устроились в офисном кресле, при этом я положила ноги на стол. Либби одарила меня беззубой улыбкой и попыталась схватить за волосы.
Глядя в ее огромные карие глаза, я видела всего-навсего свою любимую малышку.
— Ты обычная девочка, — сказала ей я. — Хоть и особенная, но обычная.
— Нет, не обычная.
Мама Освальда, Эвелина, зашла в кабинет и закрыла за собой дверь.
Я убрала ноги со стола и выпрямилась.
— Она необычный ребенок, и жизнь ее обычной тоже не будет. — Госпожа Грант села на диван.
У меня все опустилось; так чувствуешь себя после фразы типа: «Мисс Де Лос Сантос, с вами хочет побеседовать декан».
— У нее всего лишь генетическое заболевание, — возразила я. — Многие страдают от подобных болезней.
— Но не от таких, как у нас, — продолжила Эвелина и, вздохнув, добавила: — Думаю, мой сын считает, что любит вас, Милагро, но вы-то любите его или вас привлекают деньги и положение в обществе?
— Госпожа Грант, я влюбилась в Освальда, считая его безработным бездельником. На богача я не охотилась.
— Ну, скажем, вы любите его. А если вы не сможете иметь общих детей, вы все равно останетесь с ним?
Это еще неизвестно. — Мы с Освальдом ни разу не касались вопроса женитьбы.
Эвелина повторила все то, что я уже слышала от Уинни: на протяжении нескольких столетий умерло много детей, рожденных от смешанных браков.
— Вы сможете пережить смерть своего ребенка? — поинтересовалась она. — А Освальд сможет? Долго ли вы протянете без взаимных обвинений и ненависти?
В моих глазах стояли слезы; я снова наклонилась к малышке.
— Дайте ему уйти, Милагро. Позвольте ему иметь собственную семью.
«А моя семья — это он, — хотелось сказать мне. — Моя семья здесь». Но это не соответствовало действительности. Они по-прежнему многое скрывали от меня и не считались со мной.
— Мы счастливы вместе, — выговорила я хрипло.
— Не будьте эгоисткой. Если вы любите его, вы сделаете так, чтобы ему было хорошо. Вы молоды и, насколько я могу судить, вполне привлекательны. Вы выйдете замуж, нарожаете детей и позабудете об Освальде.
— Мы можем усыновить ребенка, — не унималась я. — Или найти донора спермы.
«Зачем я вообще это с ней обсуждаю?» — мелькнуло у меня в голове.
— Мы можем взять ребенка, брошенного где-нибудь в торговом центре.
Через год после смерти бабушки моя мать Регина забыла меня в торговом центре. Я сидела на скамейке, окрыленная безумной надеждой, что какая-нибудь хорошая семья заберет меня к себе. Нашедшая меня уборщица не поверила, что я сирота.
— Вы, конечно, стали любимицей мамы Эдны, но я вовсе не считаю вас забавной, — призналась Эвелина. — Когда с Освальдом была Уинни, он знал, что его будущая жена умеет вести себя в обществе. А потом вы с вашим отвратным поведением украли его у Уинни.
— Освальд никогда не любил Уинни. Он любит меня. Вы это знаете, а если нет, спросите у него.
Эвелина взглянула мне прямо в глаза.
— Конечно же, я говорила с ним, Милагро. Я посоветовала ему дать вам денег, чтобы вы могли снять себе где-нибудь квартиру, и покрывать все ваши расходы, пока вы не найдете нормальную работу. Надеюсь, он подумает об этом, когда будет в отъезде. Так лучше для всех, даже для вас. — Эвелина встала. — Не сомневайтесь, я пойду на все, чтобы мой сын был счастлив. — Она вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Мне было тяжело сдержаться, когда я отдавала Либби ее маме, и возвращаться в хижину так, чтобы меня никто не видел.
Освальд как раз забирал из спальни свои чемодан и портфель.
— Мне пора, — сказал он, а потом увидел мое лицо. — Милагро! Что-то не так?
Мое лицо вспыхнуло, а на глаза навернулись слезы.
— Что-то не так? Да все не так! — прокричала я. — Твоя мама ненавидит меня, хочет, чтобы ты дал мне денег и я уехала. Ты пригласил сюда какого-то фанатика и по-прежнему что-то скрываешь от меня.
Освальд покачал головой.
— У меня сейчас нет на это времени.
— У тебя было полно времени, чтобы рассказать мне обо всем этом раньше. Но вместо этого ты говорил, что я понравлюсь твоей маме, и изо всех сил старался удержать меня в хижине, подальше от своих высокопоставленных друзей и родственников.
— Уиллем Данлоп никакой мне не друг. Я терплю его здесь только потому, что это важно для Уинни и родителей Сэма. Что касается моей мамы, то я взрослый мужчина и способен сам принимать решения.
— А как насчет тайн, о которых ты мне даже не обмолвился? Как так получилось, что ты никогда, по сути, не рассказал мне о жизни своих собратьев?
— Просто я не могу рассчитывать на то, что ты проявишь такт, — злобно пояснил он. — Быть вежливой по отношению к моим родителям, всего несколько часов, — ты даже на это неспособна! Нет, на винодельне ты поперлась тусоваться с компанией каких-то придурков в пляжных прикидах!
— Все равно никто из вас не обращал на меня внимания. Я даже на канатке не прокатилась!
— Тебе что, двенадцать лет? — холодно осведомился он. — Все это устраивалось не для тебя, а для моих родителей. А тебе все время надо, чтобы кто-то обращал на тебя внимание. Ты поэтому надела вчера такое платье? Для Иэна? А потом ты говоришь, что между вами ничего нет!
— Освальд, это платье купил мне именно ты. Как и всю остальную развратную одежду. Впрочем, видимо, такой ты меня и считаешь — своей сексуальной игрушкой! — Выйдя за пределы обиды, я впала в откровенную ярость.
— Прекрати говорить глупости. Если бы ты была мне нужна только для секса, я нашел бы кого-нибудь попроще, без твоих закидонов. Моя жизнь гораздо сложнее, чем ты можешь себе представить. Я вынужден разрешать конфликты, удерживать на плаву свой бизнес, ежедневно решать вопросы жизни и смерти, а потом возвращаться домой, к нуждам своих родственников и твоим запросам. А еще я постоянно — постоянно! — должен думать о безопасности семьи.
Мы уже не раз ссорились, но так резко он со мной еще не разговаривал.
— Прощу прощения, доктор Грант, что меня угораздило быть такой требовательной. Простите, я ошибочно полагала, что не напрасно трачу ваше время. — Во всяком случае я пыталась сказать именно это — моя речь искажалась всхлипыванием. — По крайней мере, по моей вине вы никогда не оказывались на пороге смерти. — Как только эти слова сорвались с языка, мне захотелось забрать их назад, вместе с прерывавшими их рыданиями.
