Хозяйка заброшенного поместья (СИ) - Шнейдер Наталья "Емелюшка"

Пульс и на запястьях, и на тыле стопы сохранился, и это внушало надежду, что мужик не станет инвалидом.

— Зачесались — значит, начали понемногу отогреваться. Скоро заболят. Знаешь, как когда ногу отсидишь или руку отлежишь?

Петр закивал.

— Вот примерно так же, только намного сильнее. Надо перетерпеть. С этим я ничего поделать не могу.

— Разве у вас уже закончился парегорик? — вмешался вдруг Виктор. — Если уж не побрезговали руки запачкать, так отжалейте и лекарства.

Парегорик? Раствор опиума с камфарой и спиртом? Где ж ты вчера был со своими подсказками, когда я Марье руку без обезболивания вправляла?

Вот только дозировок этакой экзотики я точно не помню, неоткуда. Прошли те времена, когда подобными вещами лечили что угодно, от головной боли до младенческих колик, и хорошо. Может, на этикетке будет прописано, а если нет, рисковать не стану — этак недолго пациента и на тот свет отправить.

12.2

— Да что вы, барин, — опомнился Петр. — Не надо мне этого… горика. Мы люди простые, к барским штукам непривычны. Перетерплю.

Надо все-таки поискать — в сундуках Настеньки было множество коробочек, которые я пока не открыла. Потом порыться в маменькиных журналах: если это модное средство, может, и описание найдется.

Надо, надо, надо… Ежедневник завести, что ли, чтобы в голове все не держать? А то вон поесть некогда.

Поддерживая эту мысль, желудок громко заурчал.

— Вы сами тоже собирались есть на кухне? — поинтересовался Виктор.

— Нет, в столовой. Стоя, как лошадь! — не удержалась я. Слишком уж много яда было в его голосе.

— Хотел бы я на это посмотреть.

— Хотеть не вредно. —  Нет, мне срочно нужно поесть, мозгу явно не хватает глюкозы. Другого объяснения этому детскому саду у меня не было. И поскольку Виктор убираться не торопился, пришлось добавить. — Но вы можете посмотреть, как я ем на кухне. Приглашение на кашу еще в силе.

Ладно, в конце концов он за доктором скатался, а что не застал, так не его вина. Больного напоить помог.  «Отжалею», как он выразился, миску перловки, не объест.

Зайдя в кухню, Виктор огляделся. Внимательно, будто инспектор из Роспотребнадзора. Лучше бы он так внимательно комнаты оглядывал, где жену оставил!

— Мойте руки, — сухо сказала я, подавая пример. — Перловкой не побрезгуете?

— Перловкой цари не брезговали, а мне и вовсе не по чину, — так же сухо ответил он.

Я поставила перед ним миску с деревянной ложкой. Виктор насупился было, но, когда увидел, что себе я взяла такую же посуду, вытаращил глаза. Я сделала вид, будто не заметила ни его досады, ни изумления. Оправдываться за грехи папеньки, который к тому же и вовсе не мой папенька, я не собиралась. Да и не до того было: каша пахла так, что как бы слюной не захлебнуться. Но пришлось есть чинно, как на званом ужине.

— Передайте Марье мою благодарность, каша выше всяких похвал, — сказал Виктор, попробовав.

— Обязательно. Но вы сами можете ее поблагодарить.

Не стоит ему говорить, кто на самом деле готовил кашу, я же не школьница — хвастаться элементарными вещами.

— Результат будет обратный. Она слишком привязана к вам, чтобы нормально относиться ко мне.

Я пожала плечами, не зная, что сказать. Не спрашивать же прямо, за что он так невзлюбил Настеньку. На самом деле моя предшественница и мне не слишком нравилась, даже со слов бесконечно обожающей ее няньки. Но Виктор-то на ней женился не под дулом пистолета? Должен был знать, кого в жены берет!

— Что у Марьи с рукой?

— Неудачно упала.

— Это может быть перелом. По дороге от вас я еще раз заеду к Евгению Петровичу. Сказали, он на родах, возможно, уже вернулся.

— Она откажется.

Виктор поджал губы.

— Я оплачу его визит.

— Я сказала: «Марья откажется», а не «я не буду платить», — я изо всех сил сдерживала раздражение.

Ладно, Виктор женился на больших… глазах и тонкой талии, но Настенька-то зачем пошла за человека, который каждое слово вывернет в какую-нибудь гадость? Драгоценностей ради? И ведь не спросишь.

— Я вчера собиралась сбегать за доктором. Она не позволила. Боится. Возможно, не зря.

— Деревенские предрассудки, — проворчал Виктор. — К слову, откуда вы знаете, как обходиться с обмороженным? Вы действовали и говорили слишком уверенно для наития.

— Чай будете? — спросила я, поднимаясь. — С медом или несладкий?

— Я пью несладкий.

Опять прокололась! Ладно, если что, и тут буду ссылаться на частичную потерю памяти после «нервной горячки». Я налила чай нам обоим, вернулась за стол.

— Из маменькиных журналов.

— Что, простите? — Виктор, кажется, потерял мысль. Вот только смотрел он не мне в декольте — сейчас на мне и декольте-то не было — а на кружку с чаем, что я поднесла ко рту. Что опять не так?

— О том, как отогревать обмороженного, я узнала из маменькиных журналов.

— В самом деле?

— Журнал ветеринарии, медицины и скотоводства.

Кажется, я за всю жизнь столько не сочиняла, сколько за последние сутки!

— Удивительно, — покачал он головой.

Надеюсь, Виктор не потребует пустить его в будуар проверить подшивки. А и потребует — выставлю из дома, и все!

— Вы начали читать что-то кроме любовных романов и перестали сластить свой чай. Как меняется женщина, когда ее капризы ни на кого не действуют.

Я аккуратно поставила на стол кружку. Улыбнулась.

— Блюду фигуру. Раз уж я скоро стану свободной женщиной, придется следить за собой. И, если женщина так сильно меняется всего за один день вдали от мужа, может, дело не в женщине, а в муже?

Виктор дернул щекой. Но, вместо того чтобы разораться, подался вперед. Поставил локти на стол, пристроив на них подбородок. Нехорошо оскалился.

— У вас появилось время для семейных сцен? Хотите рассказать, что я был плохим мужем и потому вы… — Он осекся, лицо стало жестким.

— Я — что?

— Сами знаете «что». Вам мало было снисходительности к капризам, модных шляпок и драгоценностей для спокойной и счастливой жизни?

— Вы это всерьез? — Изумление пересилило даже любопытство. — Всерьез считаете, что достаточно шляпок и драгоценностей, чтобы женщина была счастлива с кем угодно?

— А что еще? — так же изумленно уставился на меня он. — Чего вам еще надо?

Да мне много чего надо! Возможность заниматься любимым делом. Интересные книги и дружеское общение. Нормальные лекарства и инструменты, если уж всем вокруг внезапно стала нужна медицинская помощь. Водопровод и канализацию. А если не мечтать, а трезво смотреть на мир…

— В данный момент — гашеную известь, прочные ставни и умение обращаться с пистолетами.

13.1

— Это ваш очередной милый розыгрыш? — выдавил Виктор после долгого молчания.

Я всплеснула руками, точь-в-точь как Марья.

— В самом деле, чего же мне надо! Дом на отшибе, ни одного засова на дверях; внутри старуха с рукой на перевязи, молодая женщина и лежачий, который, возможно, вовсе инвалидом останется. Самое же место и время выгуливать новые шляпки, устраивать сцены и затевать розыгрыши!

— Вы сами виноваты, что оказались здесь, — сухо произнес он.

— Да мне плевать, кто виноват, главное — что теперь делать! — Я поднялась из-за стола. — Не смею вас больше задерживать. Справлюсь сама. Может, в батюшкиных книгах найдется инструкция, как заряжать оружие. Спасибо, что привезли Петра, я бы расстроилась, если бы он погиб.

Виктор поднялся вслед за мной, поклонился, когда я начала прощаться, но, услышав про оружие, подпрыгнул.

— Не вздумайте сами лезть в пистолеты! Это опасно.

— Какая вам разница? Меньше возни будет с разводом.

— Не хочу, чтобы Марья потом на вашей могиле рыдала. Она вас любит, непонятно за что. — Он помолчал. — Спасибо за кашу. И за чай. Покажите мне пистолеты; если они исправны, я научу, как с ними обращаться. А то у вас действительно хватит дурости полезть в них самостоятельно.