Жена тёмного князя (СИ) - Цветкова Алёна
Стараясь не шуметь, я подкралась к выходу из норы. Прислушалась. Снаружи было совсем тихо. Сердце от страха колотилось где-то в горле. Кусок льда тоненько звенел, ударясь об металлический бок помятой кастрюли, так сильно у меня дрожали руки. Но снаружи было тихо. Никто на меня не кинулся... Хотя может быть нежить притаилась с терпеливо ждет, когда я выйду из этой норы?
Я так старательно всматривалась в окружающие меня кусты, что совсем не заметила, как нежить подкралась ко мне, ткнулась лбом в ноги и жалобно заскулила... От толчка я вздрогнула...
- Пузик, - фыркнула я, - что ты здесь делаешь? Я же велела тебе охранять Бориса! А ты, хулиган, напугал меня до полусмерти. - Я рассмеялась. - Идем...
За время моего отсутствия Борису стало хуже. Он тяжело, с хрипом дышал, а жар был таким, что даже на ощупь я смогла определить: температура близка к критической отметке.
Слишком большой кусок льда нельзя было положить на лоб Борису, поэтому решила его раздробить. Я плюхнулась на землю, схватила валявшийся здесь же камень и принялась долбить лед, превращая его в мелкие крошки. Камень то и дело выскальзывал, острые края ледяных осколков ранили мои руки, волосы, выбившиеся из прически еще при падении, щекотали шею, лезли и в глаза, и рот, вынуждая меня отплевываться. Я пыталась сдуть пряди, но они прилипли к мокрому от пота лицу, раздражая еще больше.
Когда правая рука окончательно замерзла, я перехватила камень левой, и, сунув обледеневшую ладонь себе под мышку, продолжала долбить лед. Я так торопилась помочь умирающему от жара мужу, что совсем не обращала внимания, что ледяная крошка в кастрюле стала бледно-розового цвета. Холод притупил боль...
Наконец, мне удалось справиться с задачей, и я, быстро завернув в обрывки нижней юбки горсть льдинок, приложила холодный компресс на лоб Бориса. Я не ждала, что ему быстро станет лучше, но все же надеялась хотя бы на какой-то результат. Но время шло... мне казалось, я слышу, как бешено тикают часы, отсчитывая секунды... И даже тяжелое дыхание умирающего Бориса не могло заглушить проклятое, тиканье, от которого гудела голова и тошнило.
Интуиция во все горло кричала, что холодного компресса на лоб недостаточно. И на волне поднимающейся паники, не вполне соображая, что именно делаю, я приподняла воротник рубашки Бориса и высыпала остатки ему на грудь...
Как ни странно, моя процедура имела мгновенный эффект. Как только лед вперемешку со льдом попал за пазуху, Борис крупно вздрогнул и задышал гораздо спокойнее, чем до этого...
До вечера я сбегала в пещеру еще несколько раз. Не запомнила сколько. Весь день слился в бесконечную череду перебежек между нашим разбитым рындваном и пещерой.
Первые пару раз я осторожничала, опасаясь нежити, но потом плюнула на все и перестала прятаться, бегала напрямик. Я слишком вымоталась, чтобы думать о безопасности. За весь день я так и не присела, не съела ни крошки еды, а вместо питья сосала кусочки льда, не отвлекаясь от основной своей миссии.
Здесь, на дне оврага, ночь началась как-то очень быстро. Я как раз находилась на середине пути, возвращаясь из пещеры с кастрюлей, полной ледяных обломков. Секунду назад было светло, а потом внезапно тьма поглотила весь мир. Я еще никогда не была на улице ночью, Борис говорил, что это небезопасно. Но сейчас я боялась не нежити, я боялась не дойти до Бориса... заблудиться... или упасть, споткнувшись об узловатые корни деревьев, торчавших из земли.
- Пузик, - тихим, дрожащим то ли от страха, то ли от усталости голосом я позвала псица. Помнится, Борис говорил, что Пузик ночной житель и хорошо видит в темноте. Может быть, он сможет меня довести до места? - Пузик!
Треск веток раздался откуда-то слева. Я застыла без движения, не понимая, псиц это или кто-то другой. В кромешной тьме я не видела даже собственных рук. Только чувствовала, как они дрожат, до боли сжимая ручки помятой кастрюли.
- Пузик, - прошептала я снова и с облегчением ощутила, как зверик, ткнулся мне в ступни и заскулил.
Я присела на корточки, только сейчас заметив, как сильно гудят ноги. Одной рукой я нашарила меховой комок, Пузик тотчас принялся вылизывать мои пальцы, погладила щенка и попросила:
- Малыш, отведи меня к Борису... Я ничего не вижу...
Псиц заскулил, исчез из-под моей ладони и через мгновение затявкал чуть впереди, показывая дорогу... К месту нашего падения мне пришлось добираться ползком, тщательно прощупывая каждую пядь пути и толкая тяжелевшую с каждой секундой кастрюлю.
Когда мои пальцы дотронулись до Бориса, я с облегчением выдохнула... Нашла...
- Спасибо, Пузик, - прошептала, благодаря псица за помощь. И принялась ощупывать Бориса, чтобы определить его состояние. Он все еще был жив. И даже температура, с которой я безуспешно боролась весь день, пропала, и дыхание стало тихим, но зато спокойным и равномерным. Я пыталась дозваться его, но ничего не выходило. Борис так и не пришел в себя.
Мне ничего не оставалось сделать, как отодвинуть кастрюлю со льдом в сторону, лечь рядом с Борисом, обнять псица и попробовать заснуть. Ни о нежити, ни о какой другой опасности я даже не думала. И провалилась в сон мгновенно...
За ночь я несколько раз просыпалась, потревоженная скорее внутренним желанием проверить состояние Бориса, а не внешними происшествиями. Лес полный нежити шумел так же, как обычный, а усталость притупила страх.
Псиц, полежав рядом со мной, сбежал на охоту и вернулся только под утро. Его жесткая шерстка была слегка влажной, будто он бегал по мокрой траве. Хотя, возможно, так и было. Я же не знала, где в дикой природе живут псицы, может быть его родина — пойменные луга, которые сейчас, в середине весны должны быть затоплены половодьем. Борис говорил, что снега в этом году было мало, и вода почти не поднялась...
Утро оказалось совсем нерадостным. Я долго лежала, глядя в голубое небо и думала о всякой ерунде. Вставать не хотелось. Стоит подняться, и вчерашний кошмар продолжится. Снова надо будет что-то делать... хотя бы найти какой-нибудь еды. У меня больше суток маковой росинки во рту не было, а я еще не совсем оправилась после тяжелой и продолжительной болезни. И мне нужно обязательно поесть, чтобы не ослабнуть окончательно.
Именно голод и заставил меня встать. Борис дышал. Его нога, которую еще вчера раздуло от отека, выглядела не очень. Нехорошая краснота расползлась от ступни до бедра. Хотя опухоль немного спала. Мне даже пришлось размотать бинты и привязать шины поплотнее. Но саму рану я не трогала. Бурое пятно подсохшей крови на белых полосках ткани вызывало тихий ужас. Я старалась не думать, в каком состоянии может быть рана под повязкой. Все равно я ничего не смогу сделать.
Сам Борис все еще был без сознания. И на мой взгляд, это было скорее хорошо, чем плохо...
Я кое-как, спотыкаясь на каждом шагу, побрела по дну оврага. Мне нужно было найти какие-нибудь съедобные травы.
К моему несчастью, практически вся растительность на дне оврага была мне незнакома. Больше всего здесь было тех самых фиолетовых улиток, похожих на ростки папоротника. Но мне повезло, через несколько десятков метров, на небольшой кочке я нашла крошечный кустик кислицы. Ее листики совсем не утолили голод, только раззадорили. Но зато голова, подстегнутая недовольным ворчанием желудка, начала работать. Я вспомнила, что у нас в рындване, в магическом сундучке-морозильнике, осталась лежать одна рыбина из тех, что мы с Борисом добыли в последний раз. Если ларь не не повредился при падении, то и рыба должна сохраниться...
Я вернулась к рындвану. Еще вчера мне было страшно подойти к обломкам нашего дома, я боялась, что мне на голову упадет кусок стены. Но сегодня меня пугало совсем другое.
Морозильный ларь стоял рядом с входной дверью, и эта часть дома, к счастью, сохранилась лучше всего. Я откинула крышку... рыбка в магическом сундучке лежала целой и невредимой.
Камень-индукционную плиту я нашла еще вчера, кастрюля у меня тоже была, пусть помятая, но зато с водой, получившейся от растаявшего за ночь льда.
