Уберегу тебя от жизни (СИ) - Климова Маргарита Аркадьевна

Странности происходили и с Ингой. Она с нетерпением ждала следующего дня, следующей встречи с Костей, следующей прогулки среди сосен. И каждый раз, прощаясь с мужчиной, она переживала, что ему надоест, что он потеряется в круговороте вселенной, задержится на работе, увлечётся другой женщиной.

Если раньше Машкова считала, что испытывает сильное, неизведанное чувство к Алексу, то выжигающая кислота, затапливающая сердце в отсутствии Кости, напрочь стёрла те воспоминания. Ингу штормило между вдолбленной воспитанием нравственности и между беспечностью и безрассудством.

Вина, что так скоро откликнулась на внимание мужчины вместо того, чтобы убиваться о потери малыша, и трепет от мимолётных касаний, от черноты во взгляде, от хрипловатого голоса, задевающего струны в груди. Легкомысленная? Наверное… Но сейчас хотелось быть именно такой. Зачарованной, растерянной, чуточку влюблённой. Или не чуточку.

Инга навещала Тимофея, старалась развлечь его, вроде, говорила о чём-то, но ни одна тема не цепляла, не привлекала внимание, в отличии от незначимых, подчас даже пустых разговоров под крышей беседки. Инге не важно было о чём она спорит с Константином. С ним слова сами лились, складывались в умозаключения, оборачивались в продолжительные обсуждения.

Ещё Машкова готовилась к встрече, тщательно причёсывалась, затирала тональником оставшиеся разводы синяков, подмахивала ресницы тушью и размазывала капельку духов по запястьям. Ей хотелось быть красивой, заинтересовать Костю, перейти на новый уровень отношений.

Дни Инга проводила в ожидание и в прогулках, а ночами ей снились бои на мечах, маленькие ангелочки, Константин, расправляющий большие, чёрные крылья, и огонь, пожирающий, лижущий языками пламени эту картинку. Она ощущала себя на месте той бойни, как будто находилась в самом эпицентре сражения. Просыпалась Инга встревоженная, в слезах, и успокаивалась только, увидев Костю.

Ей бы поведать о таких навязчивых и не совсем привычных снах, но она боялась показаться неуравновешенной, ненормальной, боялась оттолкнуть мужчину своими странностями, боялась, что он больше не придёт.

Тимофей всё понял по её отсутствующему выражению лица, пока она сидела возле его кровати, и по лихорадочному блеску в глазах, стоило ей проститься и побежать на выход. Артюшин знал, кто ждёт Ингу за дверью, ревновал, злился, но ни на что не мог повлиять. Машкова сделала свой выбор. Что тогда, забеременев от неизвестного мужчины, что теперь, безрассудно несясь к мутному типу.

Тим не понимал, почему Инга выбирает кого угодно, только не его. Вроде не урод, при деньгах, способен бросить к её ногам мир, готов всю жизнь носить на руках, а она нос воротит. Строптива, принципиальна, забила свою голову романтической чушью. Всё искру ждала, забывая о более важных чувствах в браке. Уважение, преданность, забота. На них держится основная масса семей, если туда не вмешивается жалость.

А он вызывал в Инге именно её. Тим тоже боялся скатиться до саможаления. Мерзкое чувство, червём проникающее в душу.

Странно, но после смерти Тимофей ощущал что-то потустороннее в себе. Сначала привидевшиеся крылья на стене, потом клубящийся дым в углу, а сейчас у него было ощущение, что в груди всё искромсали когтями, хотя рентген не показал отметин. Правда, сердце стало работать с перебоями, но врачи пеняли на интоксикацию.

С отравлением тоже было не всё понятно. Следователь завёл дело, два раза приходил взять показания, настаивал на продуманности произошедшего, а зацепок совсем не было. Тим склонялся к случайности, не желая разочаровываться в окружение. Не хватало подозревать каждого, кто имел доступ в кабинет.

А кто имел? Кто варил ему кофе? Приносил доставку из ресторана? Занимался снабжением офиса? Мог затаить обиду? Столько лет держать её в себе, взращивать, подкармливать, разжирать до неприличных размеров, притворяясь, что не имеет претензий.

Стоило Тиму подумать в этом ключе, как картинка из пазлов сложилась. Сразу вспомнился тот кофе. Слишком сладкий, с горьким послевкусием, вяжущим язык. То дерьмо не мог перебить даже коньяк, заправленный на половину чашки.

Тимофей стянул с тумбочки телефон, открыл список контактов, отыскал «Света секретарь» и нажал на вызов.

Глава 23

— Я не хотела. Не специально. Это всё Агата. Ведьма не предупредила о возможности отравления. Приворотное зелье… Настой на травах.

Светлана рыдала, громко шмыгая носом и растирая сжатыми кулаками слёзы по щекам. Что только за прошедшую неделю она не передумала. Вроде бы босс пришёл в себя, его жизни ничего больше не угрожает, но стоило прийти следователю и устроить опрос сотрудников, как Света осознала своё шаткое положение. Её посадят или уволят, и всё из-за старой ведьмы.

Господи, да Светке уже было всё равно на стремление заполучить Артюшина. Зачем? Вынудить жениться, а потом всю жизнь ждать вечерами, ревновать к каждой юбке, переживать, что морок от зелья пройдёт и вместе с ним семья будет спущена в канализацию. А если родятся дети? Остаться одной с прицепом, никому не нужной, замотанной бытом и работой бабой?

Следователь ходил по офису, заглядывал в шкафчики и в ящики, параллельно задавая наводящие вопросы. От напряжения у Светика лопалась голова, немели конечности, а спина заливалась мерзким, холодным потом, от которого блузка противно липла к коже.

Она боялась сказать что-то лишнее, заглотить крючок и признаться в содеянном. А что потом? Камера предварительного заключения? Суд? Колония? Хорошо, если свободного поселения. А вдруг общего режима содержания, где шконки занимают отвязные зечки?

Мужчина при исполнении ушёл, а одежду на Светке, в том числе и нижнее бельё, можно было выжимать. Она испытала такой стресс, что впору было ложиться рядом с Тимофеем, подключив вспомогательные аппараты. Не дышалось, грудную клетку распирало от чего-то большого, объёмного, щёки жгло от румянца.

А через день снова допрос, снова хождение по офису, снова пот, тахикардия, парализующий страх. Сколько раз Света собирала чемоданы и изучала, в какую жопу мира можно сбежать и спрятаться, но утром ехала на работу, крутя трясущимися руками руль и давя такими же ногами на педали.

И когда следователь вроде успокоился, перестал сыпать путанными вопросами, шманать по тумбочкам и прищуриваться при взгляде, экран телефона вспыхнул предательским именем, а сердце свалилось куда-то в область матки, истерично пульсируя от ужаса.

— Света, можешь привезти красную папку с документами? — без приветствия рубанул голос Тимофея. — Надо срочно.

И вот она сидела на кончике стула, исходила крупной дрожью, закусывала губы и размазывала по лицу сопли.

— Я правда не знала, — выла, заламывая руки. — Я бы никогда…

— Жду от тебя заявление по собственному, и чтобы духа твоего не было в компании, — вынес приговор Артюшин, демонстративно отворачиваясь от Светланы.

— Меня посадят? Я не хочу в тюрьму. Умоляю, не губи, — сползла Света на колени и вцепилась в край одеяла.

— Проваливай. И из моей жизни, и из города, — процедил сквозь зубы Тим. — Увижу, засажу.

Светлане понадобилось несколько секунд, чтобы перемолоть разочарование, облегчение, досаду и злость. Потеряла всё. Высокооплачиваемую работу, роскошного мужчину с деньгами, возможность приобщиться к обеспеченной жизни. И виновата в этом старая ведьма.

Тимофей пялился в стену и ждал, когда бывшая любовница, и уже бывшая сотрудница оставит его одного. Послышался шорох, торопливые шаги, пауза на выходе и, наконец, хлопок двери. Правильно ли он поступил, отпустив женщину, чуть не убившую его? Отбитую дуру, пытавшуюся приворожить какой-то дрянью? Просто так, без наказания, без возмещения ущерба? А какой ущерб она может возместить? Вернуть здоровье? Отмотать время назад и предотвратить клиническую смерть? Избавить от постоянных капельниц, от обследований и проверок?

А на следующий день Инга с радостной улыбкой сообщила, что её выписывают, и Тим оставался в больничных стена совсем один. Несмотря на очевидную потерю любимой женщины, Тимофей всё равно получал удовольствие от её недолгих посещений. Как свежий глоток воздуха, словно пока она рядом — остаётся маленький шанс.