Дарья Кузнецова - Модус вивенди (СИ)
— Не имею привычки копаться в чужой жизни. А ты, стало быть, с моей биографией ознакомилась? — язвительно уточнил он. — И как?
— Полностью соответствует моим личным наблюдениям. Правда, ваша избирательная вежливость там не указана, — всё тем же ровным тоном парировала я. Ухмылка Ветрова приобрела угрожающе-хищный оттенок, но высказаться он не успел: всеобщее внимание привлёк наследник, вновь подошедший ближе к нам.
— Дамы и господа, прошу минуточку внимания! Я бы хотел начать этот небольшой дружеский вечер с приятного, а именно — высказать своё восхищение и уважение прекрасной мужественной женщине, на чьи хрупкие плечи я так бесцеремонно взваливаю тяжёлую ношу, оказавшуюся не по силам многим мужчинам: Её Светлости Вете Аркадьевне Чаловой. Но мне почему-то кажется, что она единственная способна решить эту сложную важную задачу и найти общий язык с такими загадочными и необычными существами, как вары. Считайте это интуицией. Ну, а если предчувствия окажутся ошибочными, я очень надеюсь, что моя самонадеянность не будет стоить Империи столь ценного специалиста и очаровательной женщины, и господин гвардии ротмистр Ветров сумеет её защитить и спасти. Игорь Владимирович, я также очень на вас рассчитываю, — прижав ладонь к груди, с жаром проговорил наследник и несколько раз хлопнул в ладоши. Короткие сдержанные аплодисменты Одержимый встретил совершенно зверской гримасой, очень мрачно и неодобрительно глядя на цесаревича, а я — всё той же вежливой сдержанной улыбкой. — Дамы и господа, вальс! — кажется, великий князь понял по лицу ротмистра гораздо больше, чем все остальные, заметно стушевался и поспешил сгладить неловкость.
Ах да, об этой маленькой невинной слабости цесаревича я постоянно забывала: Владимир Алексеевич очень любил танцевать. Честно говоря, эту его склонность я вполне разделяла, и даже на какое-то мгновение обрадовалась. До тех пор, пока меня не вернул в реальность кажется ещё более раздражённый, а то и вовсе — откровенно злой Ветров.
— Пошли, — мрачно буркнул он. Бросив на него взгляд, я глубоко вздохнула и вложила свою руку в ладонь мужчины, затянутую в белую перчатку. Морально я была готова к чему угодно, вплоть до бесцеремонного рывка и утаскивания меня в тот самый тёмный угол, помянутый наследником.
Однако Ветрову удалось меня удивить. Не тем фактом, что он умел танцевать, — в конце концов, это входило в обязательную программу обучения молодых офицеров, — а тем, что явно собирался это делать. Правда, с таким видом, как будто ему это не то что не нравится, но причиняет вполне физическую муку. А потом зазвучала музыка, и всё остальное отошло на второй план.
Я люблю танцевать. Наверное, отсутствие подобной возможности — единственное, что расстраивает меня в недостатке времени на светскую жизнь. Не знаю, почему, но из всех искусств именно танцы давались мне легче всего и доставляли самое большое удовольствие. Может быть, потому, что я люблю свою работу, а танец — это тоже своего рода разговор? Честный и гораздо более откровенный, чем это возможно на словах, разговор двух человек.
Насколько трудно было разговаривать с Одержимым, настолько легко с ним оказалось танцевать. Уже через несколько мгновений я сумела полностью расслабиться, довериться рукам партнёра и его чувству музыки: и то, и другое было безупречно. Сильный, спокойный, уверенный, надёжный, бережно направляющий и поддерживающий. Фигуры сменяли друг друга, бордо и позолота отделки стен кружились вокруг, бликами сотен огней дробясь в зеркалах. Паркет под ногами не то что не скользил — даже как будто слегка пружинил, делая шаги лёгкими, летящими.
Должно быть, мы очень эффектно смотрелись со стороны: высокий статный офицер и кажущаяся в его руках ещё более невесомой и хрупкой женщина.
Музыка закончилась, танцующие раскланялись друг перед другом. Ветров был всё так же мрачен, как и в начале танца, только уже не зол, а, скорее, задумчив и сосредоточен. Он даже сумел промолчать и не испортить мне настроение какими-нибудь собственными комментариями.
В итоге вечер прошёл даже лучше, чем я могла надеяться. Много танцевали, много смеялись (особенно благодаря наследнику и нескольким молодым офицерам, видимо, его друзьям), да и вообще атмосфера царила весьма непринуждённая. Одержимый оказался предсказуемо плохим кавалером, но по крайней мере в основном молчал, чему я только радовалась и, несмотря на просьбу цесаревича, бороться с чем даже не пыталась. К моему удовольствию мы очень быстро оказались втянуты в ту самую молодую жизнерадостную компанию (я догадывалась, что за это стоило поблагодарить хозяина приёма), и маячить тенью в углу Одержимому не удалось. Но зато не пришлось больше танцевать: кажется, он совершенно не горел желанием это делать, и тоже был благодарен цесаревичу за своевременно исправленную оплошность с попыткой поручить нас заботам друг друга.
Нашлось время и на то, чтобы обсудить дела. Великий князь живо интересовался ходом подготовки, искренне желал успехов и велел беречь себя. Удалось побеседовать и с графом Веселовым, моим предшественником, потерпевшим с варами неудачу. Этот пожилой умный мужчина специализировался на гуманоидах нечеловеческого происхождения, и провал с плащами вызывал в нём чувство глубокой досады. Правда, мне он краха не предрекал, а, наоборот, наказывал «расковырять этот орешек».
В конце вечера Ветров вызвался проводить меня, и тут я уже не стала возражать. Хотя высказано это было в привычном приказном тоне и с таким видом, будто я чем-то очень сильно перед Одержимым провинилась.
Не пожалела уже хотя бы потому, что с этим провожатым я не рисковала заблудиться и забрести не туда: во дворце мужчина ориентировался удивительно уверенно.
— Вы очень хорошо танцуете, — решила я всё-таки попытаться завязать разговор. Ротмистр шагал совершенно бесшумно, и тишина, нарушаемая только стуком моих каблуков, сейчас почему-то раздражала. Очень хотелось спросить про неожиданно всплывшее знакомство Одержимого с наследником престола, но я догадывалась, какой ответ получу, поэтому предпочла более нейтральную тему.
— Дурное дело не хитрое, — поморщился он.
— Не скажите, здесь, как и везде, нужен либо талант, либо долгие тренировки, — мягко возразила я.
— Бесполезное и совершенно бессмысленное занятие, — огрызнулся он.
— А гадости вы говорите исключительно с великим смыслом? — уточнила я, не удержавшись от сокрушённого вздоха.
— Не хочешь слышать гадостей — не говори глупостей! — не глядя в мою сторону, буркнул ротмистр. Пришлось внять совету и замолчать: неловкая тишина в самом деле была предпочтительней брюзжания Ветрова.
