Джанин Фрост - На дне могилы
Только не после этой истории! Но если она думает, что я подожму хвост, то ошибается.
— С удовольствием!
Давай неси, королева вуду!
— Жак!
Появился гуль:
— Любимая?
Я, вспомнив, что значит это имя, едва удержалась, чтобы не фыркнуть.
Да уж, шуточки у тебя, подружка. Ручаюсь, ты каждый год отмечаешь дату, а?
— Принеси мне вина, Жак, а что предпочитает наша гостья, нам известно, не так ли?
Он быстро вернулся, с поклоном вручил Мари высокий бокал с красной жидкостью, а мне круглый — с прозрачной. Я приветственно подняла бокал и осушила одним длинным глотком. Джин с тоником — здесь без сюрпризов.
Мари, только пригубившая свой бокал, внимательно наблюдала за мной. Я, закончив, протянула пустой бокал Жаку:
— Замечательно. Я бы выпила еще.
Мари, поставив вино, махнула Жаку рукой, и тот, взяв у меня бокал, исчез.
— Происхождение не обеспечит тебе иммунитета ко всему, Смерть.
— Верно. Однако, как я слышала, вы убиваете людей согласно особому этикету, так что я свободно выпью все, что у вас подают. И меня зовут Кэт.
— У тебя не было мысли превратиться в гуля? — спросила Мари.
Вопрос застал меня врасплох, и я запнулась на ответе:
— Нет, а что?
Мари снова бросила на меня взгляд из-под век:
— Ты живешь с вампиром. Твоей жизни часто грозит опасность, а как полукровка, ты не так уж сильна, однако в вампира не превратилась. Я слышала, что причина этому в том, что ты собираешься сочетать возможности полукровки с силой гуля, став первым метисом вампира и вурдалака.
«Что же это она пьет?» — подумала я. А вслух сказала:
— Вот уж в голову не приходило.
— Вампир не может превратиться в гуля. Только человек. Так что никто, кроме тебя, полукровки, не мог бы приобрести способностей вампира, не отягощенных уязвимостью перед серебром. Ты бы обладала неограниченной властью. И ты никогда об этом не думала?
В ее голосе звучал открытый вызов. Мне вспомнился рассказ Фабиана о стекающихся в Новый Орлеан вурдалаках, о слухах, будто возникла новая угроза в их роду. Что же это? Неужто в самом деле верят, что я пойду на такое ради извращенной жажды власти?
— Когда отец разорвал мне глотку, Кости мне говорил, что, если бы его кровь не успела меня исцелить, он бы поднял меня как гуля. Тогда я единственный раз задумалась насчет того, чтобы превратиться в гуля. Если я когда и захочу перейти, Мари, то только в вампира. Так что передайте тому, кто распространяет слухи, что я собираюсь стать еще слабее, чем есть.
Вошел Жак с новой порцией джина, но Мари властно щелкнула пальцами:
— Наша гостья уходит.
Я встала. В голове проносились бесконечные упреки самой себе: «Недурно, Кэт. Взбесила ее всего за десять минут. Пожалуй, это тебе предстоит прыгать по лестнице через две ступеньки с воплем: „Быстро в машину!“».
— Всегда рада познакомиться с исторической знаменитостью, — проговорила я.
Мари тоже встала. Она оказалась высокой — на каблуках больше шести футов. Статная фигура и странное сочетание угрозы и материнской заботы.
— Ты не то, что я думала.
Она протянула руку — кофе со сливками, сама мягкость. Я пожала и с трудом удержалась, чтобы не встряхнуть свою руку, онемевшую от вибраций силы.
— И вы тоже. Я была так уверена насчет безголового цыпленка.
Почему бы и не сказать? Когда кто-то хочет тебя убить, сильнее его уже не разозлишь.
Она улыбнулась:
— Из всего, что ты мне сказала, я меньше всего ожидала цитаты из моего любимого фильма. Иди с миром, Кэт.
Жак открыл передо мной дверь в туннель. Длинные изогнутые клинки с шелестом скользнули в стены. В конце туннеля я уловила призрачное свечение. Фабиан на страже. Он исчез прежде, чем Жак вышел в туннель вслед за мной.
На обратном пути мой сопровождающий молчал. Мы добрались до двери склепа, и крышка со стоном открылась. Жак протянул руку, чтобы помочь мне подняться, но я отмахнулась:
— Спасибо, не беспокойтесь. Я сама.
Резко согнула колени, сконцентрировалась и подскочила на двадцать футов. Развивающаяся способность к прыжкам увеличивала мое сходство с тезкой из семейства кошачьих. А если отказаться от пульса, высокие прыжки покажутся мелочью.
Кости ждал у ворот кладбища. Когда он улыбнулся, прислонившись к решетке, я внезапно забыла обо всем, кроме его губ. Плавный изгиб, бледно-розовый оттенок. Сильная челюсть и глубоко вырезанные скулы. Темные, карие, все замечающие глаза. Когда ворота открылись, его руки метнулись навстречу моим, излучая силу, не меньшую, чем у Мари, но после их пожатия не оставалось онемения. Я почувствовала себя в безопасности.
— Неплохо бы запастись булочками на дорогу, — начала я.
Он сжал мои руки:
— Не дергайся. Я догадывался, что вы не поладите. Все уже собрано, Лиза ждет в машине.
С приближением к Кварталу нас встретил поток красных и белых огоньков фар. Этот город к полуночи не засыпал, а пробуждался. Жак отстал, как видно не собираясь провожать нас с Кости до дому.
— Что сказала тебе Мари на прощание? — спросил Кости, не дав мне заговорить.
— «Иди с миром». В этом есть тайный смысл?
Кости остановился посреди улицы. Раздался рев гудка. Кости на пальцах выразил водителю свое мнение о нем и потянул меня к тротуару.
— Ты уверена? Она именно так сказала?
— Если я не оглохла. Так плохо?
Его улыбка сменилась громким хохотом.
— О чем именно ты с ней говорила, милая? Я знаком с Мари сотню лет, а слышал от нее только: «Будь осторожен в пути», а это «береги задницу, дружок» в вежливой форме. «Иди с миром» означает, что она тебя поддерживает. Ты провела внизу всего полчаса. Ради бога, о чем вы говорили?
Меня охватило облегчение.
— О кино. О выпивке, о безголовых цыплятах… Ну, знаешь, о девичьем.
У него брови взлетели вверх.
— Правда?
Мы свернули за угол. Еще четыре квартала до дому.
— Нам повезло, что она поклонница «Матрицы»…
Голос у меня сорвался, и я замерла на полушаге. Кости озабоченно взглянул на меня, а потом тоже окаменел. Наверняка почувствовал, хотя мне человек за три квартала от нас был едва виден. «Я бы его не узнала, даже сбив машиной…»
Но я узнала Грегора. С первого взгляда. И не во сне.
8
Взгляд Грегора будто прожигал меня. С такого расстояния я не видела, какого цвета его глаза, но знала: они серовато-зеленые. В его золотистой шевелюре были более темные пряди, что придавало цвету его волос пепельный оттенок. Как будто кто-то, сочтя Грегора слишком ярким, опрыскал его притушившей цвет краской.
