Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома (СИ) - Фрес Константин

— Эй! — взвился тот в своем углу. — Это воловьи жилы! Знаете, сколько стоит такой материал?!

— Рози, — велела я, — поищи у меня в корзинке серебряный и дай этому господину. И пусть заткнется и не говорит под руку.

— На, жадина! — выкрикнула Рози.

— А вы, надеюсь, — продолжила я, спиртом заливая все инструменты, — не будете нам мешать? У мальчишки есть все шансы выкарабкаться, если оказать ему помощь. Так что я была бы признательна, если б вы не стали звать на помощь.

— О, не беспокойтесь, — любезно ответил посетитель. — Я вам даже могу помочь, если нужно.

— Господин Кристиан?! — возмущенно выдохнул изумленный врач.

— Что? Не могу же я обречь молодого пациента на смерть, — возразил тот, кого называли Кристианом. — Придется делать за вас вашу работу!

А я, приготовив все необходимое, обернулась к отцу.

— Ну, а теперь придется дать ему наркоз, — сказала я. — Будете… гхм… анестезиологом. Дайте ему по голове киянкой, чтоб потерял сознание.

— Что?! — ахнул отец.

— Вырубите его. Вы же мясник, полагаю? Значит, знаете, куда надо бить. Только аккуратно. Оберните киянку полотенцем.

— А иначе нельзя?

Я указала на мальчишку.

— Ему итак больно. А мы будем тыкать в него иглой. Это еще больнее. Он будет дергаться и может серьезно себе повредить. Ну?

Отец не решался. Глаза его бегали.

— Можете потренироваться на докторе, — вдруг предложил тот, кого называли Кристианом.

А мне нравится этот парень!

Я обернулась, чтобы посмотреть на этого находчивого человека…

И обмерла.

Синие-синие глаза.

Это первое, что я увидела.

Невероятной красоты синие глаза под черными-черными ресницами.

Мне показалось, что у меня кружится голова, и миры стремительно перемешиваются в голове.

Я испытывала острое желания тотчас бежать куда-то с воплем, полным восторга и невероятного потрясения. И одновременно с этим не могла и пальцем пошевелить.

Резко захотелось хлебнуть спирта из докторской бутылки. Почему-то.

«В руки! — резко велела я себе. — Возьми себя в руки и подтяни слетевшие трусы, дурочка! Стыдоба какая! Хотя, конечно, господин Кристиан — этот тот мужчина, при взгляде на которого можно умереть!»

И это было правдой.

Кроме ослепительных синих глаз господин Кристиан был обладателем не менее ослепительных черных роскошных блестящих волос, умопомрачительной красоты лица с тонкими благородными чертами, и роскошной атлетической фигуры.

— По команде «анестезия» будете бить, — велела я отцу мальчишки, как только мой пересохший от волнения язык согласился ворочаться.

Тот вдруг подскочил к доктору и неожиданно тюкнул его киянкой.

Доктор молча сполз по стене.

Он был в добротной, хорошей такой и глубокой отключке.

— Отличная работа, — похвалила я доморощенного растерянного анестезиолога. — Кстати, если не надо держать доктора, то может, выведете вон мать? Это зрелище не для ее глаз.

Работник подчинился.

А мы подступили к мальчишке.

— Все будет отлично, — пообещала я ему. — Анестезия!

***

Мясник тюкнул как надо. Мальчишка был вырублен моментально и надежно.

Как в старые добрые времена до Пирогова, который научил врачей в полевых условиях пользоваться наркозом!

И я сейчас тоже была практически в полевых условиях...

— Вот и отлично, — приговаривала я, уже без опаски щупая рану. — Вот и славно. Сестра, бинтов!

Рози на удивление не боялась крови. И не задавала ни единого вопроса. Все-таки, мачеха здорово вышколила ее, как прислугу…

Она тотчас прискакала с бинтом наперевес. И не спросила, почему я называю ее сестрой.

Я, смочив его в спирту, как следует оттерла кожу мальчишки от крови.

— Отлично!

Кишечник был не поврежден. Это самое главное.

Рана большая, длинная. Но ровная. Бык словно решил мальчишке аппендикс удалить, полоснул внизу живота.

Вправить кишечник было делом минуты.

— Сестра, спирта!

Я подставила Рози окровавленные руки, и она щедро плеснула спирта мне в ладони.

— Шипцы и иголку!

Ужасно неудобно работать без перчаток. Руки скользят.

Но я утешала себя тем, что швов надо совсем немного.

— Нет крючков, вот черт… Вымойте руки спиртом, — резко велела я отцу мальчишки, — и вставьте пальцы в рану. Вот тут и тут.

— З… зачем?! — выдохнул он.

— Мне надо сшить мышцы. Их нужно видеть. Поэтому кожу следует оттянуть.

— Н… не могу!

— Эх вы! Вы же мясник!

— Не могу!!!

— Я могу, — тут же вклинился Кристиан. — Покажете, как надо?

— Валяй, Синеглазка, — рыкнула я. — Только живо!

Руки у него были красивые. Пальцы длинные, холеные. Тонкие, но сильные. Белые манжеты, дорогие запонки. Дорогой костюм.

— Сейчас будешь как мясник на бойне, красавчик…

— Переживу, — ответил он кратко.

Когда я брала его за руку, показывая, что надо делать, я ощутила его силу и уверенность.

И страха в нем не было. То, что надо.

Когда он растянул рану, края ее сошлись, и я взялась за иглу с нитками из воловьих жил.

Игла была не очень удобная. Недостаточно изогнутая. Вместо зажима — допотопные неудобные щипцы.

Но я умудрилась воткнуть иглу с первого раза куда надо и протянуть первый стежок.

— Держи ровно, Синеглазка. Не двигай руками. И даже не дыши.

Завязывать узел тоже пришлось руками. Вторых щипцов для этого у горе-доктора в коробке не оказалось.

— Он вообще ими пользуется?! — рычала я. — Или это такой экзотический жилой комплекс для пауков?!

Пот градом катился от напряжения у меня по лбу. Но первый узел я завязала мастерски!

— Сестра!

Я склонилась к Рози.

У меня все лицо просто плыло.

И девочке не надо было пояснять, что делать. Она сама, без подсказок, быстро отерла мне лоб куском бинта.

И снова плеснула спирта на мои руки, смыть липкую кровь.

— Спасибо, Рози. Второй стежок. Синеглазка, пальцы шире, кому было сказано! И не дышать!

Да, язвить и обзываться — это моя операционная привычка. Словно пар лишний выпускаю…

Кристиан молча подчинился.

После второго стежка я пришла в себя окончательно.

Ослепившая меня красота Кристиана отошла на второй план.

Включилась и заработала на полную мощь профессиональная внимательность. Даже пойманный синий любопытный взгляд не поколебал моего спокойствия.

— Не глазеть, Синеглазка! Смотри на рабочее поле! Все, что важно — там, а не то, что у меня на лбу!

После третьего стежка я пощупала у мальчишки пульс, и четвертый стежок был уже почти идеальным.

— Ох, парень. Живот у тебя будет похож на вспаханное поле. Извини, но чем могу…

Пятый стежок.

Неудобно. Руки скользкие.

— Сильнее, — рычу я на помощника, стараясь добраться до места, где следует сделать прокол. Кристиан натягивает кожу, я колю. Тяну нить, осторожно, чтоб не порвалась, и облегченно выдыхаю, когда понимаю, что живот мальчишки закрыт.

— Хорошо. Кетгут можно убрать. Берем шелк. Руки из пациента уберите! В этом больше нет нужды.

Кристиан вынимает пальцы, растягивавшие прежде рану. Краем глаза замечаю, как Рози дает ему бинты, и он неспешно ими оттирается.

Никакой брезгливости в жестах.

Никакой спешки.

По-деловому и спокойно.

Ай, какой молодец Кристиан! Еще очко в копилку твоей неотразимости. Хотя неотразимее больше некуда!

Шелковые нити у докторишки черные. Не отбеленные хлором.

— Прочные, ну, надо же…

Шить кожу намного легче.

Крови уже нет.

Рози по моему кивку то и дело промокала рану, и к концу операции та была почти суха.

— А из тебя будет толк! — привычно снисходительно хвалю я ребенка.

И только потом спохватываюсь.

Словно вываливаюсь из своей операционной и снова оказываюсь тут.

В кабинете трусливого врача, где-то на границе дичайшего темного средневековья.

И со мной только ребенок и случайный человек вместо операционной бригады.