Держите фармацевта! или Лавка в захолустье (СИ) - Шаль Вероника

Глава 17

Не приходившая мне прежде в голову мысль о возможной беременности обрушилась ушатом холодной воды, мелким тремором растеклась по коже.

Не успев отдышаться после ловли куриц, я обессиленно прислонилась к стене. Пульс, набирая обороты и заглушая все звуки, зашелестел в ушах. Онемевшими руками я принялась торопливо себя ощупывать, как будто интересное положение можно определить тактильно.

Утром меня не мутило, фигура в порядке, грудь не болит — подвела я итог осмотру, что ничуть меня не успокоило. Внешних признаков до поры до времени может и не быть, а потом получай, Ася, сюрприз…

От перспективы быть связанной с вымогателем общим ребенком холодок прошелся по позвоночнику. Тело меня, может, и предавало, напоминая, какие чувства Настя питала к шантажисту, а вот мозги оставались на месте. Поэтому держаться от него я собиралась как можно дальше.

Через две закрытые двери послышался раскатистый храп. А у меня сна не было ни в одном глазу. И сердце колотилось как сумасшедшее: то ли от моего страха, то ли это эмоции Насти его разогнали.

Сейчас бы валерьянки, но, чтобы приготовить отвар, нужен керосин, которого нет. И печь топить рано: в доме еще тепло и сухо.

Самое время прибегнуть к еще одному способу успокоения нервов — к уборке. Тем более — я глянула на пол — насвинячили куры сильно, а навести чистоту во всем доме я собираюсь со вчерашнего дня.

Ну и что, что сейчас глубокая ночь? Правда, скрип колодезного журавля в окружающем безмолвии оказался особенно громким, и мне пришлось каждую минуту оглядываться по сторонам, проверяя, не разбудила ли я сельчан.

Заполнив водой четыре таза, я вооружилась отваром мыльнянки и взялась за дело. Начала с кухни и шкафчика, служившего одновременно столом. Вытащила из него всю посуду, а уложенные на полки газеты забросила в печь. И сразу же пожалела, что нет у меня перчаток, хоть резиновых, хоть нитриловых. Потому что таких гор мышиного помета я в жизни своей не видела. Но жаловаться некому, и я принялась мыть, изо всех сил натирая полки и стенки мыльнянкой.

Завершив мытье шкафчика, я перемыла посуду — старую, но из добротного стекла — и вернула ее на прежнее место. Завершающим штрихом прошлась мыльной тряпкой по стенам и полу.

А потом остановилась и посмотрела на результат работы. Сказать, что кухня блестела, было нельзя. Но лишь потому, что все ее поверхности были матовые. Прислушалась к сердцу и довольно кивнула: оно не частило и шума в ушах больше не было.

Хорошая замена валерьянке, обрадовалась я и быстро повернулась на месте. Слишком быстро: плечо зацепилось за висевшую на стене подставку с тарелками. Громкий дребезг — и я напряглась всем телом, готовая услышать грохот падающей на пол посуды. Но вместо этого из глубины моего сознания прорвался резкий оклик:

— Стой, куда идешь!

Следом стала прорисовываться и стремительно наполняться деталями живая картина, на которой я стою перед огромными коваными воротами.

— Документы!

Я вздрагиваю и посильнее сжимаю корзинку в своей руке. Протягиваю пожелтевшие бумажки и удивляюсь, что руки не трясутся. И что внешне я выгляжу спокойной. А вот внутри… Сердце опять подпрыгивает к горлу, гоняя горячую кровь по венам.

Страж заглядывает в бумаги, потом на корзинку, наполненную ягодами, а я умираю от страха. Что, если не удержу личину и меня схватят? Стараюсь смотреть безразлично мимо синеватых, бархатного оттенка ягод голубики. Мимо стража и мимо дворца герцога.

А еще стараюсь не думать, что прячется под этими вкусными изысканными ягодами. Потому что менталистов герцог особо почитает и во дворце они на каждом шагу. А у меня личина слабая. От ментальной магии она меня не защитит.

— Проходи, — страж отходит в сторону, освобождая мне путь.

Напряжение отпускает мое тело. И я не могу удержаться от улыбки. Зря я боялась: Артур был прав, когда убеждал меня, что план безупречен. Я бросаю последний взгляд на стража, и теперь его форма и головной убор кажутся мне смешными. Кто только придумал перья к нему крепить?

По-прежнему улыбаясь, я прохожу главные ворота, открывающие путь во дворец, иду к черному ходу и по большому светлому коридору направляюсь на кухню.

— Что это такое у вас в корзинке? — останавливает меня знакомый голос. Это голос, от которого бросает в оцепенение каждый раз, стоит только его услышать. — Погодите, голубика? Из каких краев?

Вместе с оцепенением накатывает злость. Элиану ли не знать, из каких краев ягода? Конечно, все он знает, но хочет услышать это от меня.

— Из самого приграничья. Из поместья графа Омелькова, — перебарщиваю с кротостью, но и леший с ним. Точнее, его любимый Светлый лес.

— Из хороших мест ягода, — кивает и зачерпывает ладонью целую горсть.

А я опять холодею. Зачерпни он поглубже — и его улов оказался бы другим. И тогда… Но я запрещаю себе думать о плохом, улыбаюсь и припускаюсь в кухню. Там осматриваюсь и, пока кухарка занята готовкой, ставлю корзинку в ящик, извлекаю флакончик с зельем и прячу его в глубине шкафа среди кухонной утвари. И для пущей надежности накрываю его иллюзией. Теперь каждый на его месте увидит никому не нужную щербатую рюмку.

Видение растворилось в воздухе, и я, словно со стороны, услышала, как дрожат мои руки. Убедившись, что тарелки уцелели, я, чтобы ни о чем не думать, схватила тряпку и с небывалым рвением продолжила уборку.

На очереди была гостиная. Провозиться с ней пришлось долго: окна слишком грязные и куриный помет, будь он неладен… Но прошло два часа, и я перебралась с тазами и мыльнянкой в зал.

Игнат продолжал раскатисто храпеть, а я тем временем отмывала стены, окна, полы. Хорошо, что лампочка под потолком сияла ярко. Но в таком состоянии, как сейчас, я работала бы и в темноте.

Первые лучи рассвета, пробившиеся через пожухлые гардины, показались непривычно розовыми. Стекла я намыла тоже от души, и теперь можно было видеть рассвет во всей его красоте.

Неубранной осталась только комнатушка Игната. Я решила дождаться, когда он проснется, и потом заняться ею. А пока можно снова затопить печь: за ночь дом изрядно охладился. Заодно сварю картошку, сделаю отвар валерианы и ромашки.

На пожарище я обнаружила полусгоревшие брикеты торфа. Теперь печь топиться будет дольше, прогреется лучше и тепло сохранится тоже дольше.

Не прошло и часа, как огонь в печи уже вовсю гудел, а я переливала в бутыль готовый отвар валерианы. Окруженная душистыми парами, я почувствовала, как голову снова заволакивает туман, а за ним проступают богатые покои с позолотой на стенах.

Статный мужчина сидит за столом, и я, теперь уже под другой личиной, несу поднос с напитками и едой. Мне страшно. Очень страшно. Но я верю словам Артура, что он позаботился о моей безопасности. Ставлю поднос на стол перед герцогом, кланяюсь и отхожу к двери.

Свою задачу я выполнила, можно и исчезнуть.

Я встрепенулась. Тогда почему этот столичный франт меня шантажирует? Я, вернее Настя, сделала все, что он требовал. Если у него самого не получилось воспользоваться временным помешательством герцога и заставить его подписать нужные бумаги, это не моя проблема.

Так ему и скажу!

В памяти выплыло перекошенное от злости лицо Артура.

— Твое зелье не сработало! Он не потерял рассудок! Слышишь? — И я почувствовала, что меня встряхнули. Сильно.

Но Насте, эмоции которой все еще звучали во мне, это лицо все равно казалось божественно красивым.

Глава 18

Картошка, сваренная на двоих, досталась только Игнату. После ночи, проведенной за уборкой, меня клонило в сон и мутило особенно сильно. От одной только мысли о еде желудок поднимался к горлу и во рту разливалась желчь.

А еще, несмотря на усталость, я не хотела оставлять неубранной комнату Игната даже на пару часов. Хотелось довести уборку до конца и с чувством выполненного долга отдохнуть или переключиться на следующее дело.