Мара Вульф - Лунный серебряный свет
— И? Сейчас ты передумал?
— Именно, — ответил он, освобождая меня и отворачиваясь к рамам.
Я с недоверием смотрела на него. Всё-таки сейчас он не был готов продолжить объяснять свои перемены настроения.
— Почему ты не живёшь со своими родителями? — спросила я.
Он покачал головой и ответил без каких-либо церемоний:
— Я никогда не знал своих родителей. — Его тон не терпел никаких дальнейших вопросов на эту тему. — Мне кажется, эта картина самая красивая, — сказал он, и я посмотрела на рисунок перед ним. — Я тут подумал… — он медлил.
— М-м?
— Подаришь мне её?
Я уставилась на него. Он это серьёзно?
— Я бы повесил её в своей комнате. — Его голос звучал немного нервно.
— Конечно, если она тебе так нравится, — ответила я, смущённая его неожиданной похвалой.
Он взял белую раму, осмотрел её и отложил в сторону. Затем он проложил себе дорогу к стопке картинных рам и некоторое время капался в них. Наконец он вытащил простую светло-серую деревянную раму и, рассмотрев её, остался довольным. Картина испытала на себе такую же тщательную заботу, что и портрет моей матери. Я молча сидела рядом, предаваясь своим мыслям.
— Уже поздно, — сказал Кэлам, когда закончил. — Остальные картины я обрамлю в следующий раз, если ты хочешь?
— Если я смогу наблюдать за процессом?
— С удовольствием.
Он обхватил рукой мою талию и опустил с верстака. По телу побежало покалывание от его прикосновения. Он позволил скользнуть мне на пол, и его непосредственная близость как всегда сводила меня с ума. Мне пришлось сдерживаться, чтобы не положить свою голову на его мускулистую грудь, которая была ко мне так близко. Тут он отошёл в сторону и взял картины.
— Пора ужинать.
Мы молча вошли в дом. Дистанция, которую он соблюдал, наверняка была намеренной. Софи и доктор Эриксон любовались обрамлёнными картинами.
— Я хотел показать портрет твоей матери, который я нарисовал, — сказал доктор Эриксон.
Мы с Кэламом последовали за ним в соседнюю комнату, которая оказалась чем-то вроде библиотеки, хотя это определение подходило для всего дома. У стен стояли книжные стеллажи, достававшие до тёмно-синих потолков, а на столах, которые были расставлены по комнате, также лежали стопки книг. Уютные кресла, покрытые клетчатым материалом, и лампы для чтения дополняли обстановку.
Пока доктор Эриксон рылся в своих папках с рисунками, Кэлам подошёл ко мне.
— Его семья уже вечность собирает старые книги. Ты найдёшь здесь такие сокровища, за которые многие коллекционеры отдали бы целое состояние. У него бесчисленное множество первых изданий.
Теперь я была удивлена ещё больше.
— А, вот он! — воскликнул доктор Эриксон и достал пожелтевший лист из одной из папок.
Он поднёс его к лампе, и мы подошли ближе. Это был рисунок карандашом.
— Здесь ей примерно столько же лет, сколько и тебе сейчас. Она часто приходила к нам рисовать. Я показывал ей разные техники. Она была талантливой.
Я озадачено посмотрела на него. Моя мама рисовала. Кэлам осмотрел меня и осторожно подтолкнул к креслу.
— Она никогда не рассказывала мне этого. — Я взглянула на доктора Эриксона.
— Очень похоже на неё. Тогда она хотела оставить всё позади. Не думаю, что это было верным решением. Но она была упряма. Если она приняла решение, её невозможно было переубедить.
Я точно знала, что он имеет в виду.
Доктор Эриксон отвернулся к своим папкам.
— У меня ещё осталась её последняя картина, которую она нарисовала у нас. В целом, она готова. Твоя мама хотела лишь поработать над некоторыми деталями. В этих вещах она была перфекционисткой.
Он достал лист, и я уставилась на картину, которая выглядела слишком реалистичной, а не так, будто она была нарисована. На рисунке был изображён сад Эриксонов в своём полном великолепии. Каждый отдельный цветок был нарисован с любовью. Старая обвитая вьюном мастерская выглядела так естественно, что можно было подумать, вот-вот кто-то побежит по картине и потянет за дверь.
— Можешь забрать рисунок, теперь он принадлежит тебе.
Я сглотнула.
Кэлам сел на подлокотник кресла и взял меня за руку.
— Ужинать! — Послышался голос Софи за дверью. Я с облегчением покинула комнату, которая была наполнена воспоминаниями о моей матери.
— Мне уже пора собираться домой, — неуверенно сказала после ужина.
— Уже поздно, — ответила Софи. — Кэлам, проводи, пожалуйста, Эмму домой. Мы не можем позволить ей пойти одной.
— Да что может случиться? — возразила я без особого энтузиазма в надежде, что Кэлам меня всё-таки проводит.
Он не отреагировал на моё возражение и взял картину в раме со стола.
— Идём?
— Всё было прекрасно, — я поблагодарила Эриксонов.
— Приходи к нам ещё.
Они улыбаясь попрощались со мной.
Мы тихо шли рядом друг с другом.
— Ты задумывалась, какие ещё тайны скрывала от тебя твоя мама? — Кэлам прервал молчание.
— Очевидно, имеются вещи, которых я о ней не знала.
— Ты знаешь своего отца?
Я покачала головой.
— Нет. Она никогда мне о нём не рассказывала, и однажды я просто перестала спрашивать. Она всегда расстраивалась, когда я начинала задавать вопросы.
Он понимающе кивнул. Я кинула на него взгляд со стороны.
— Где ты жил, прежде чем переехать к Эриксонам?
Он с усмешкой взглянул на меня.
Я не хотела настаивать, поэтому закусила губу и предалась своим мыслям, которые Кэлам больше не прерывал.
— Хочешь зайти? — спросила я, когда мы подошли к моему дому. Он слегка качнул головой и вручил мне картину.
— Было здорово, что ты пришла. Я буду ждать с другими картинами, когда ты снова заглянешь. — Он посмотрел мне в глаза. Со знакомым чувством в животе я развернулась и зашла в дом.
Глава 7
— Эмма?
Итан вернулся домой, когда уже совсем стемнело. Я сделала домашнее задание и написала Дженне электронное письмо, в котором подробно рассказала о Кэламе. Её интересовало всё, вплоть до мельчайших подробностей, и моё сердце билось в два раза быстрее, пока я описывала каждый его взгляд, каждое его слово.
Я сбежала вниз по лестнице и споткнулась на последней ступеньке, когда увидела, кто стоял рядом с Итаном. Мне улыбался Кэлам. Итан, казалось, не заметил моего замешательства и как ни в чём не было повесил своё пальто в шкаф, продолжая говорить:
— Сегодня я был у доктора Эриксона, ну, знаешь, чтобы поспрашивать, знает ли он кого-нибудь, кто бы мог дать тебе уроки игры на гитаре. К сожалению, по близости никого нет. Но Кэлам оказался так любезен, что предложил свои услуги. Он хорошо играет, но это ты уже знаешь. Если у тебя есть желание, он может заниматься с тобой раз в неделю. Что скажешь? — Теперь он наконец посмотрел на меня.
