Сказки Королевства. Часть 2 (СИ) - Добрынина Елена

Глаза Аодхана, впившиеся в белку, остекленели, по лицу прошла судорога. Риан, по общему возмущенному фону, понявший, чем может дело обернуться, резко приказал Бранну отпустить животное, и успел выставить щит. Младший же внезапно — откуда только силы взялись — взвился, вырвался из рук отца и подбежал к отброшенному в угол зверьку… и, казалось, ничего вокруг не замечал — ни того, как заверещала Дирла, ни того, как схватился за виски Бранн, ни окриков отца, чуть ли не за шкирку выставляющего старших детей из комнаты. Он склонился над тоненько попискивающим животным и принялся поглаживать его, шепча, словно умалишенный: «Тихо, маленький, тихо, я здесь… давай вот так… лучше? Да? Вот видишь..» А через некоторое время повернул к замершему отцу мокрое от слез лицо, улыбаясь робкой и вместе с тем счастливой улыбкой

— Папа! У меня, кажется, получилось..

Камхен же еле сдерживал ликование: ментальный дар… вот это удача! Пусть и с некоторой примесью целительского… этого ничего, развеется со временем при должном воспитании. Нужно очень тщательно обдумать, как распорядиться таким щедрым подарком.

Белку приказано было выкинуть на улицу, несмотря на яростные протесты и крики со стороны Аодхана. Больше младший сын отцу не улыбался.

Риан уже видел сына будущим служащим Особого отдела самого высокого ранга или военачальником. Развитый ментальный дар вполне мог этому поспособствовать. Целительство же он считал делом, несомненно, нужным, но гораздо более низким. Что тут, скажите на милость, почетного — копаться в чужой требухе и лечить всякие болячки? Поэтому для него дело было предельно ясным: дисциплина, учеба и никаких разговоров о лечебном деле. А что мальчишка против… кто ж его спрашивать будет? Что он может понимать в таком возрасте? Подрастет — еще спасибо скажет.

Но если риан Ибдрахрд ожидал, что с течением времени Аодхан станет более сговорчив, то он явно ошибался. Ни разговоры «по душам», ни наказания, ни даже обучение в школе для будущих военных не уняли характера мальчишки. Скорее наоборот: тот стал ершист, научился огрызаться, а затем понабрался откуда-то такого чистейшего ехидства, что разговаривать с ним стало просто невозможно. Если в семь лет он стоял перед отцом молча, опустив глаза, то в восемнадцать, сидя в кресле, издевательски осведомлялся, за каким таким виверном папенька изволил вспомнить о его существовании, чем доводил отца до белого каления.

Единственное, чем можно было пронять этого упрямца — угрозами нажаловаться на него матери. Ее он расстраивать очень не хотел. И частенько после подобного хлопал дверью, ругался хуже черни, но шел на уступки. Другим веским доводом, который Камхен применял при первом же удобном случае, было напоминание о деньгах и наследстве. Обучение стоило немало, а тратить деньги на всякую «целительскую чушь» (эти мысли сын так из головы и не выкинул) отец не собирался.

Год, когда Аодхан заканчивал школу, выдался просто отвратным. Сначала дело сильно осложнила Аеринн — умудрилась подцепить тяжелую форму лихорадки и сгорела чуть ли не за месяц. Даже нанятые рианом целители не помогли. Сыну Ибдхард сообщать о болезни матери долго не хотел, предчувствуя сложности, и откладывал это до последнего. Дооткладывался до того, что сердобольные соседи или дальние какие-то родственники отослали сообщение прямо в школу, где Аодхан в это время учился. Дескать, так и так, госпожа Аеринн Файонн при смерти, приезжайте скорее. Естественно, тот все бросил и поспешил к ней. Повидать мать успел, но и только.

А после смерти ее словно с цепи сорвался. В лицо отцу бросал обвинения, орал так, что во всем доме слышно было, и наговорил столько, что Камхен не выдержал и отвесил-таки этому паршивцу пощечину.

— Достаточно, — сказал холодно, — в тебя, неблагодарный, столько вложено, что ты не смеешь меня разочаровывать. Иначе вернешься туда, откуда и был взят. Терпение мое небезгранично.

Он вполне допускал, что щенок может на него и с кулаками броситься, но тот неожиданно притих, только поинтересовался отстранено, сколько именно в него вложено в денежном эквиваленте, потом что-то прикинул про себя, откланялся, и в следующие несколько месяцев вел себя вполне пристойно.

Риан такой внезапной переменой в поведении сына был удивлен, даже раздумывал про себя, не стоило ли и раньше применить эдакое замечательное средство воспитания.

А в начале лета младший сын явился к отцу в кабинет и молча положил тому на стол внушительную стопку ассигнаций и увесистый мешок золотых — все, что Аеринн откладывала для сына все эти годы. И еще копию приказа о зачислении господина Аодхана Ибдхарда на целительский факультет Южной Военной Академии с последующим распределением — заведения, может, и неплохого, но принимающего в свои стены учеников любого происхождения и позволяющего учиться бесплатно при условии дальнейшей службы на благо Королевства, не слишком престижной само собой.

— Здесь все, что у меня есть. Если этого не хватит, чтобы компенсировать ваши неудачные вложения, вам придется немного подождать. Титулы и наследство можете оставить при себе. Мне они без надобности. Я бы и фамилию вам вернул, но… ей обещал. Поверьте, я тоже от этого не в восторге. Прощайте, папенька. — проговорил юноша в ответ на немой вопрос.

И пока Камхен хлопал глазами, не веря ни им, ни ушам своим, покинул дом, не ставший ему родным, так же, как и пришел сюда когда-то — с одним чемоданом и холщовой сумкой.

***

Если вам требовалось срочно найти в Военной академии Сампхала главу нового отделения экспериментальной медицины, в кабинет можно было и не заходить. Туда господин Ибдхард предпочитал заглядывать как можно реже, в идеале — никогда. Как показала практика, самым эффективным способом его отыскать являлся следующий: нужно было дождаться начала очередного занятия, пройтись под окнами одного из корпусов (благо в начале осени на юге Королевства погода стояла теплая, и окна практически все были открыты) и подождать минут пять. Откуда донесется заковыристая ругань — там он и есть.

Как Аодхан позволил посадить себе на шею группу курсантов, было непонятно. То ли просто от скуки, то ли почувствовал в этом общую необходимость, но несколько человек он себе отобрал. Попасть к нему хотели многие: шутка ли, сам избранник Целителя, почетно ведь. И деньги предлагали, и за знакомых многие просили, но не на того напали. В общем, те несчастные, кто в этой группе все-таки оказался, знания получали в весьма интенсивном режиме..

— Это какое же инородное тело вы тут узрели, любезнейший? Я вот перед собой только одно такое вижу, и очень близок к тому, чтобы выгнать его взашей из аудитории… — неслось в данный момент из окна второго этажа. — Что вы мне в лицо конспектами тычете? Будете их предъявлять безутешным родственникам пациента, когда тот загнется от вашего лечения. Их, без сомнения, успокоит тот факт, что вы присутствовали на этой лекции..

Мэб улыбнулась, услышав насмешливые нотки в знакомом мелодичном голосе. Значит, сегодня он в хорошем настроении, что сейчас случалось редко. Она прогуливалась внизу по внутреннему садику и совершенно не по-королевски грызла сорванное с дерева яблоко. Ей, конечно, подобным образом Аодхана искать необходимости не было: его она и так хорошо чувствовала, единственного из всей их пятерки, но способ все равно не подвел ни разу, порекомендовать кому, что ли… Сам Целитель, к слову, Мэб тоже прекрасно ощущал, поэтому словно невзначай подошел к окну и, отыскав Стражницу взглядом, едва-едва покачал головой, потом картинно закатил глаза и снова вернулся к своим ученикам.

Ну да, конечно, надоели они ему, так она и поверила… Будь так, давно бы разогнал их уже, как первый состав своих лаборантов. Тут она не выдержала и фыркнула, посмеиваясь.

С лаборантами история вышла курьезная. Когда месяц назад Аодхан приехал в Сампхал из юго-западных земель на новехонькое отделение, созданное как раз под его исследования, организаторы клятвенно обещали, что о такой мелочи, как пяток запрошенных им лаборантов, ему волноваться не стоит, сами найдут и подберут.