Перебежчик (ЛП) - Андрижески Дж. С.
После долгой паузы глаза Ревика сфокусировались.
Только тогда он понял, насколько полностью закрыл свой свет от другого мужчины. На лице видящего он видел не опасение, а что-то более близкое к осторожности, приправленной сочувствием, которое отчётливо читалось в этих нефритово-фиолетовых глазах.
— С тобой всё в порядке? — спросил Даледжем.
Ревик осознал, что продолжает прижимать к груди собственную рубашку. Он продолжал дышать с трудом, обливаясь потом и задыхаясь, как будто бежал. Он чувствовал головокружение, чрезмерное тепло, но в то же время как будто его бил озноб.
Казалось, что в его крови было мало сахара. Такое ощущение, что он упал в обморок.
Он осознал, что действительно упал в обморок.
Бл*дь.
— Да. Я в порядке, — теперь он смотрел не на Даледжема, а на свою собственную руку, ту, что поддерживала его тело на одном из обнажённых округлых корней бразильского орехового дерева. Его рука каким-то образом до сих пор сжимала Глок, и ему пришло в голову, что эта штука заряжена, и в ней всё ещё были патроны. Он машинально щёлкнул предохранителем спускового крючка, опуская оружие на землю.
Это чудо, что он не подстрелил себя.
И ещё большее чудо, что он не подстрелил Даледжема.
— Я в порядке, — тупо повторил Ревик.
Он сел и снова замер, испытывая лёгкое головокружение. Он вытер пот со лба, только тогда осознав, что у него дрожат руки.
— Прости. Боги, — он поднял глаза на другого мужчину, и его голос прозвучал неохотно. — С тобой всё в порядке? Я… ничего не сделал. Ведь нет?
Даледжем криво улыбнулся ему, но беспокойство по-прежнему читалось в его зелёных глазах.
— Ты упал как подкошенный, брат. Это считается?
Ревик не ответил. Он всё ещё силился обрести контроль над своим светом и телом. Он задумался, не стоит ли ему рискнуть и попытаться встать.
— Я должен был предупредить тебя, брат, — произнёс Даледжем мягким тоном. — Прошлой ночью Балидор подключил к ней нашу конструкцию.
Ревик ничего не сказал, но почувствовал, как напряглось его тело.
Он боролся с той частью себя, которая хотела отрицать это как причину того, что он сейчас сделал, как безумно он себя вёл, но ему не удавалось это отрицать.
К сожалению, Даледжем, похоже, не собирался так легко сдаваться.
— Значит, Балидор прав? Ты зафиксировался на ней? — спросил он.
Голос другого мужчины звучал обманчиво небрежным.
Ревик почувствовал, как его челюсти напряглись ещё сильнее, настолько, что заболело лицо.
— Я не пытаюсь смутить тебя, брат, — сказал Даледжем. — Но мы должны поговорить об этом. У Балидора имелись опасения по этому поводу в отношении тебя. Так что мы можем либо поговорить об этом здесь, ты и я… либо ты можешь вернуться в лагерь, и Балидор сам осмотрит твой свет. Ты можешь обсудить это с ним наедине. Или мы можем поговорить об этом втроём, если ты предпочитаешь такой вариант.
Ревик поднял глаза, чувствуя, как свет в его груди становится всё тусклее.
— Это настоящая причина, по которой ты привёл меня сюда? — спросил он.
Его голос прозвучал холодно. Он пожалел о своих словах почти в тот же миг, как произнёс их, но, казалось, не мог заставить себя взять их обратно.
Даледжем покачал головой.
— Нет, брат, — он сделал паузу, всё ещё оценивая лицо Ревика и, похоже, теперь и его свет. — Значит, ты не собираешься со мной разговаривать?
Ревик уставился на ствол дерева, не видя его, борясь со своими эмоциональными реакциями, со стыдом, который до сих пор хотел завладеть его светом, с более глубоким чувством гнева и обиды.
Какого чёрта они не оставили его в той пещере? Он не должен находиться здесь. Его, бл*дь, не должно быть здесь, и он сказал им это. Но они всё равно притащили его сюда, а теперь хотят наподдать ему за то, что он не смог с этим справиться?
— Никто не винит тебя, брат, — сказал Даледжем тише. — Я всего лишь спрашиваю. Неужели ты не хочешь этого признавать? Ты зафиксировался.
Ревик покачал головой, но не в знак отрицания.
Даледжем всё равно слегка нахмурился, оглядывая тело Ревика и снова проводя, должно быть, беглый осмотр его света.
— Ты не зафиксировался? — переспросил Даледжем.
Ревик выдохнул, чувствуя, как гнев в его свете усиливается, даже когда он заставил свой кулак разжаться, чтобы пальцы выпустили его собственную рубашку. Уставившись вниз, на то место, где пот с ладони пропитал ткань спереди, оставляя странный узор из-за силы его хватки, он почувствовал, как стыд всё глубже скручивает его нутро, но заставил себя заговорить.
— Честно говоря, я не знаю, — сказал он. — Я не знаю, что это такое.
— Ты раньше фиксировался на ком-то?
Ревик поднял голову. Он прикусил язык, достаточно сильно, чтобы причинить боль.
— Да.
— Когда?
— На моей жене, — сказал он, снова отводя взгляд. — Во время войны.
Он снова заскользил глазами по земле и папоротникам, но остановился, когда у него закружилась голова. Когда его глаза вновь нашли Даледжема, другой видящий только кивнул.
— Это отличается? — подтолкнул он.
Ревик кивнул.
— Да.
— Каким образом?
Ревик выдохнул, позволив своему раздражению отразиться в голосе.
— Я не знаю. Я, бл*дь, не знаю. Это касается скорее света. На этот раз всё ещё хуже. Хуже, чем было, когда я впервые встретил Кали во Вьетнаме. Раньше я так не реагировал, — он уставился на землю и невесело усмехнулся. — Чёрт. Я не делал этого раньше. Я просто хотел её.
— Секса, имеешь в виду?
Ревик свирепо уставился на него.
— Да, секса. Я чуть не изнасиловал её. Я сказал ей, чтобы она уезжала из Сайгона, или я изнасилую её. Это была не пустая угроза.
Даледжем и глазом не моргнул, услышав эту новость.
— Ты бы всё равно изнасиловал её сейчас? — нейтрально произнёс он. — Даже учитывая, что она беременна?
При этой мысли Ревик испытал нечто сродни ужасу.
Он отпрянул, и физически, и своим светом. Вместе с этим пришла тошнота, чувство, которое не имело ничего общего с болью разделения, а скорее с отвращением. Это не было осознанной мыслью, но когда он поднял взгляд, то увидел облегчение в глазах другого мужчины.
— Что ж, это хорошо, — сказал Даледжем, выдохнув. Он откинулся на пятки, так что оказался сидящим более или менее на коленях в грязи и папоротнике. — Так что же только что произошло?
Ревик огляделся по сторонам.
Сделав это, он понял, что не только Даледжем спрашивал об этом.
Он чувствовал остальных членов отряда Адипана, с которыми путешествовал последние два дня. Он сильнее всего ощущал свет Балидора, но улавливал там и других. Он чувствовал на себе их взгляды, их aleimi.
Он чувствовал, как они взвешивают его, пытаясь решить, могут ли доверять ему. Пытаясь решить, должен ли он, в конце концов, находиться с ними в этом деле, независимо от того, что сказала Кали или что она позвала его лично.
— Кали думала, что я реагирую не на неё, — выпалил Ревик.
Он сказал это, не подумав, не решив, хочет ли он сообщать им и это тоже. И всё же было слишком поздно притворяться, что с ним всё в порядке. Может быть, они даже сумеют помочь, если будут знать, чем это вызвано.
Сделав ещё один вдох, Ревик попытался открыть свой свет, показать им, хотя бы отчасти, о чём он говорит, что он вспоминает.
— …Я многое плохо помню, — признался он. — Вэш и Организация многое стёрли, когда я ушёл. Но я помню, как вернулся в лагерь в Сиртауне. Я помню, что произошло в Сайгоне до того, как я дезертировал.
— Так расскажи нам об этом, брат.
Ревик покачал головой, но опять-таки не в знак отрицания.
— Я уже сказал тебе. Я хотел её. Я сказал ей, чтобы она уезжала из Сайгона. Но потом грёбаные Териан и Рейвен забрали её после того, как я попытался её отпустить. Они связали её, и Галейт хотел, чтобы я убил её. Поэтому я дезертировал… и забрал с собой Кали. По крайней мере, временно. Я вёз с собой её почти всю дорогу до Пномпеня.