Линн Керланд - С каждым вздохом
К сожалению, он был слишком стар, что бы теперь меняться. Он махнул мужественное «прощай» его здравому смыслу и заглянул за угол того, что выдавало себя за дом, что бы увидеть, что было вокруг Сани.
Ему не пришлось идти далеко, что бы узнать это. Она ругалась, плакала и топала так громко, что он едва ли остановил бы ее, пока она не созвала всех МакЛеодов. Это не хорошо бы прошло для них обоих. Он был Камерон, а она практически обезумела. Она несла какой-то вздор на Гельском, потом что-то, что звучало немного похожим для его уха на французский, потом на идеальный английский. Хорошо, возможно ее английский и не был идеален. Она произносила речь странно, хотя она и была достаточно внятной. Он бросил быстрый взгляд за угол и увидел как она непрерывно перешагивала взад вперед через порог хижины, со всевозрастающим безумием. Камерон отступил и стал осмысливать увиденное. Она, безусловно, ожидала найти внутри что-то, чего там не оказалось. Он понял это, когда заглянул ей через плечо. Он был равным образом поражен как и она, обнаружив, что внутри дом был совершенно пуст.
Но тот, из которого он вытянул ее, не был пуст.
Он размышлял над этим немного дольше, прежде чем понял, что из-за угла больше не раздавались ругательства. Он в панике рванул вперед, только чтобы найти Сани стоящую на коленях перед порогом, раскачивающуюся из стороны в сторону и бормочущую на Гельском вещи о воротах сквозь время, обозначенных Х-ом на карте, и смерти какого-то МакЛеода по имени Джеймс.
Хорошо, с последним он мог полностью согласиться.
Он подошел к ней и остановился рядом.
— Сани?
Она быстро посмотрела на него вверх, ее лицо выражало абсолютную боль. — Моя сестра звала меня так.
Он нахмурился. — Да, ты говорила. Она потеряла сестру, и теперь использование этого имени будет так сильно огорчать ее? Или это было, не приведи господь, что-то от намного женственного характера, который он не мог сразу же предугадать и не будет счастлив знать об этом, если обнаружит? Когда плакала женщина, он был не в лучшей форме в эти моменты.
Но что не говори, трусом его не назовешь, так что он расправил плечи и сел на корточки рядом с ней.
— В чем дело? — оживленно сказа он. — Расскажи мне и позволь об этом позаботиться.
Она смотрела на него несколько секунд, ее рот безрезультатно работал — словно то, что она должна была сказать ему было такого монументального характера, что она просто не могла найти слова, что бы объяснить это.
Камерон собрал волю в кулак, что бы не обращать внимания на ее рот. Он знал, что это чувствовалось желание, и потребовались все его громадное самообладание, что бы не наклониться в перед и снова не попробовать на вкус ее губы.
Он потер руками глаза. Святые угодники, он был столь же безумен как и женщина перед ним. Он был меньше чем в пол лиги от входной двери Малколма МакЛеода и меньше всего думал о своем мече, и больше о губах Саншайн Филипс.
Это — безумие.
Он потянул ее вверх, поставил на ноги и заставил себя сконцентрироваться на насущной проблеме. — Почему обстановка твоего дома исчезла? МакЛеоды украли все твои вещи, пока тебя не было?
Она начала говорить, но потом покачала головой. — Ты не поверишь мне, если я расскажу тебе.
— Конечно поверю, — без колебаний сказал он.
— Не поверишь, — так же твердо сказала она. — И даже если я расскажу тебе, ты не сможешь помочь мне. Думаю, лучшее, что ты можешь сделать это уйти отсюда пока МакЛеоды не обнаружили тебя.
— Я не оставлю тебя здесь одну, — резко сказал он, — и я могу помочь тебе. Ты забыла, кто я.
Она улыбнулась, хотя это была не оскорбляющая улыбка. — Я не забыла, кто ты.
— Тогда ответь на мои вопросы.
Долгий момент или два она смотрела на него, потом кивнула. — Хорошо, я расскажу тебе. Только позволь мне вначале увидеть твои руки.
Он моргнул. — Зачем?
— Хочу, что бы они были благополучно вдалеке от всего с рукоятками.
Он медленно показал руки.
Она посмотрела на них, посмотрела на него, потом глубоко вдохнула. — Очень хорошо, правда здесь. Это не просто порог с улицы внутрь маленького дома. Это проход сквозь время.
Он моргнул. Он слышал слова, смирился с тем, что они вырастут в его бедной голове во что-то походящее на связь между отдельными моментами, а потом нахмурился, когда они не сделали этого. Может, он пропустил что-то где-то. — Не думаю, что правильно тебя расслышал, — сказал он.
Она указала на дверь. — По эту сторону порога идет 1375 год. По ту сторону, через ворота ты не можешь видеть, будущее. Год 2005, что бы быть точной.
Она замолчала, без сомнении, что бы оценить его реакцию. Ему пришлось признать, с неохотой, что он был слишком удивлен, что бы быть кем-то полезным.
— Той ночью, когда ты пришел забрать меня, я стояла по ту сторону двери более чем за шестьсот лет от этого года, — продолжила она. — Я должна была только перешагнуть через этот порог и вернуться в свое время. — она на долго замолчал. — Наверно, ворота не работают.
Он закрыл рот, когда понял, что тот открылся.
Черт! Как могла женщина, которая была такой красивой, которая так вкусно пахла, у которой были такие идеально красивые зубы и яркие глаза, столь абсолютно, полностью, всецело, непреклонно нести бред?
Она должно быть увидела его мысли на его лице, потому что стала медленно отходить назад. Потом резко повернулась и побежала.
Он поймал ее раньше сем она смогла сделать пять шагов. Он обернул одной рукой ее талию, а другой рукой обнял за плечи и притянул к себе.
— Прекрати, — прошептал он, прижавшись к ее уху. — Прекрати бороться со мной. Вдохни, Саншайн, и не кричи, когда будешь выдыхать. У меня нет намерения причинить тебе боль.
— Твоя рука была на мече.
— Не была.
— Была.
— У меня есть скверные привычки, — без колебаний сказа он, понимая, что она была права. — То безумие, что ты извергла, поразило меня, ничего больше. Я не причиню тебе боли.
Она не расслабилась, но он понял это. То же самое случалось с ним, когда он знал, что кто-то был позади него, и готовился нанести ему удар. Он положил подбородок на ее плечо, напевал самую веселенькую любовную песенку, которую он мог вспомнить, и неподвижно держал ее.
— Дыши, — прошептал он. — Вдохни и выдохни.
Она так и сделала, хотя они были неровные, это были вдохи. Наконец, он почувствовал, что ее руки поднялись, что бы лечь на его руку. Всхлип вырвался из нее, но она практически в то же мгновение подавила его. Он был впечатлен. Он не был привыкшим к женщинам, которые могли делать что-то, и тем не менее пронзительно не кричали, когда решали, что было нужно дать выход женственному приступу плача.
