Кристина Лорен - Совершенство
«Этого человека мы выслеживаем вот уже восемь лет. Стольким семьям по всей стране он причинил невыразимую боль. И вполне возможно, что он продолжил бы совершать преступления в нашей школе, если бы не храбрость мальчика, позвавшего на помощь, – сказал Мо Рокфорд, шериф Кер Д’Алена, на пресс-конференции в пятницу утром. – Захват Херба Миллера снял огромный груз с плеч правоохранительных органов, и наш город в долгу перед мальчиком и перед работником школы, совершившим звонок.
Миллеру предъявлены обвинения в семи случаях убийства первой степени. Штат будет выступать за вынесение смертного приговора в свете отягчающих обстоятельств – жестоких пыток и последующего расчленения жертв. Семнадцатилетняя Грей была самой юной среди убитых Миллером.
Это не первая трагедия в истории школы, выстроенной на месте захоронения первых поселенцев, двигавшихся на Запад; стоит вспомнить и пожар 1814 года, унесший жизни двух детей через два дня после того, как школа была открыта. Несчастья преследовали школу Св. Осанны многие годы: еще несколько человек из учеников школы и ее посетителей стали жертвами глухих лесов, ледниковых озер и сурового климата здешних мест.
Колин прекращает читать и закрывает окно браузера, чтобы никто не мог проследить историю его поисков.
– Люсия Рейн Грей, – вслух произносит он. Позволяет сердцу завладеть всеми чувствами тела, слушает неистовый грохот в груди, в горле, в ушах. Люси говорила правду.
Весь день ее нет. Она не появляется на уроке истории, и на ланче Колин не встретил ее. Он не может найти Люси нигде на территории школы, и его тревога постепенно растет, пока он обходит каждый корпус, заглядывает в каждый кабинет. Он говорит себе, что перестанет искать после этого первого обхода, но после урока физкультуры сдается, быстро одевается и уходит с намерением до седьмого урока прочесать прилегающий к школе лес.
Дни проходят один за другим, и Джей рассказывает ему, что она перестала ходить и на английский тоже. Парта, за которую она села в тот первый день, остается пустой. Непонятно почему, но для Колина – это как удар под дых. Если эта ситуация настолько безумна, как он не устает себе повторять, почему тогда ему не все равно? Почему он не может перестать тереть ладонь, пытаясь вспомнить, каково это – касаться ее? Почему он хочет повторить это?
Ему хочется помнить: ее кожа – теплее, чем воздух, но лишь чуть-чуть. Ее глаза переменчивы, как озерная гладь. Ей никогда не холодно, даже на самом сильном ветру. Он ни разу не видел, чтобы она к чему-либо прикасалась, только к тому карандашу в первый день. И даже карандаш держать ей, кажется, было непросто. Выглядело так, будто ей для этого требовались определенные усилия. Ее глаза, когда она спросила о Джо, поменяли цвет – от темно-серого до пронзительного искреннего синего.
Он раздумывает, не продолжить ли поиски за пределами школы, но совершенно непонятно, куда она уходит, когда ее здесь нет. Растворяется в воздухе?
К вечеру пятницы состояние у Колина такое же, как бывает, когда он подолгу не ездит на своем байке: ему не сидится, и ощущение, будто внутри что-то растет, задвигая жизненно важные органы в крошечный уголок внутри грудной клетки. Он боится, что Люси ушла, но еще страшнее то, что она могла просто испариться. Что, обратившись к нему и получив отказ, она каким-то образом была вынуждена вернуться. Он ездит на велосипеде по лесу, по тропинкам, по хлипким узеньким доскам, которые они с Джеем накидали еще несколько лет назад. Он прыгает через камни, через ручьи, обрушивается вниз со склонов. Проверяет на прочность и байк, и себя, пока весь не покрывается синяками и ссадинами. Делает все, чтобы прочистить мозги, но ничего не работает. Обедает, не чувствует вкуса. Комната в общаге кажется удушливо жаркой и тесной.
Сидя на кровати, он, не глядя, пролистывает велосипедный журнал, швыряет на пол и падает на спину, прижав кулаки к глазам.
На другой стороне комнаты Джей прекращает кидать теннисный мячик о стену.
– Ты хоть примерно представляешь, где она может быть?
– Нет. В последний раз я видел ее… – тут он замолкает: ему приходит в голову, что, может, не так уж важно, где он ее видел в последний раз. Может, важнее, где все это для нее началось.
– Колин?
– Думаю, мне кажется – я знаю. Увидимся.
Джей бросает обеспокоенный взгляд в окно – на улице уже темнеет, – но свои возражения оставляет при себе.
– Ладно, просто поосторожней там, чувак.
Колин идет по тропинке к парку, потом ныряет в дыру в заборе, проделанную им и Джеем еще года два назад и до сих пор не обнаруженную сторожами. И вскоре он уже на том месте, где, как он думает, Люси впервые очнулась у озера.
Идти пришлось всего около пары километров, но к тому времени, как он добирается до места, у него стучат зубы. Теперь, когда он знает, что по крайней мере часть легенд может быть правдой, к воде подходить страшновато. Когда замирает шорох гравия под подошвами его кроссовок, наступает жутковатая тишина. Мысль о том, что Люси сидит где-то здесь совсем одна, заставляет его руки трястись – совсем не от холода. Может, это от того, что он боится не найти ее и здесь.
Он оглядывается, сутулясь на сильном ветру. Над головой низко нависает тусклое небо, облака настолько густые, что невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое.
Неподалеку от того места, где тропинка упирается в воду, сохранился старый причал. Досок кое-где не хватает, а те, что остались, наполовину сгнили. Несмотря на то, что к озеру подходить запрещено, самые отчаянные сорвиголовы проникают сюда летом, чтобы подурачиться. Сейчас старые доски припорошены тонким слоем снега, но почему-то Колин совсем не удивляется, увидев Люси: она сидит на самом краю, на обломанных, ненадежных досках. Длинные светлые волосы падают ниже пояса, и ледяной ветер с озера перебирает их, играя прядями.
Старые доски поскрипывают под его осторожными шагами. Она переоделась, но ее «фирменные» ботинки, расшнурованные, стоят на причале рядом с ней. Его куртка лежит у нее на коленях.
Теперь, когда он здесь, он вдруг понимает, что все это время думал о том, как ее найти, а не о том, что он ей скажет.
Глядя ей в спину, Колин лихорадочно ищет подходящую фразу. Ему нужно попросить прощения, сказать, что он – глупый подросток, который не знает, как вести себя и с живыми девушками, не говоря уж о мертвых. Может, стоит сказать ей, что он сирота, и опора в этом мире нужна ему не меньше, чем ей.
Он медленно подходит к ней.
– Люси? – говорит он и замолкает, пытаясь переварить то, что он видит. Она подтянула юбку повыше коленей, и ее кожа кажется абсолютно белой, безупречной в угасающем свете – нигде ни шрама, ни родинки.
