Ольга Гусейнова - Сумеречный мир
Один из них, пшеничный блондин, клыкасто улыбнувшись, заметил:
— Детка, ты невероятно вкусно пахнешь.
— Поработайте на кухне и будете благоухать также, уважаемые! — я привычно попыталась отшутиться, ошеломленная приходом гостей-кровососов. — Что изволите заказать?
— Тебя! — мерзко хохотнул второй — жгучий брюнет с перебитым носом.
— Я в меню не вхожу, — рыкнула я, едва сдерживаясь от оборота.
Видимо, мое состояние не осталось для них незамеченным. Блондинчик, примирительно подняв руки и выставив ладони, насмешливо посоветовал:
— Оу, детка, расслабься. Не надо нервничать. Успокой свою кису и принеси мятного чая, у Меланьи всегда хороший бывает.
Я механически кивала, на одеревеневших ногах отступая на кухню. В заторможенном состоянии передала заказ ежихе:
— Мятный чай, — и заодно поинтересовалась. — Неужели кровососы едят что-то помимо крови?
Мели, что-то напевавшая себе под, занимаясь пирогами, повернула голову, замерла, напряженно разглядывая меня:
— Мятный? Наверное, Броник пришел с другом? — я пожала плечами, а она продолжила. — Вампиры не едят твердую пищу, но могут жидкую... особенно когда ранены или нет... крови. А напитки — кому какие нравятся, разные: от алкоголя до чая с мятой. Марк, например, наш верховой, предпочитает топленое молоко с пенками.
— Я не пойду туда сейчас, — всхлипнула, не в силах сдержать дрожь от страха. — Я туда не пойду...
— Хорошо, хорошо, Ксенечка, иди обожди где-нибудь. Они долго не засиживаются...
— Они сказали, что я вкусно пахну, а если...
Мели, выглянув из кухни в зал, кивнула головой своим мыслям и, утешающе погладив меня по спине, шепнула:
— Девочка моя, не бойся, это Бронислав с другом. Шалопаи еще те, но довольно безобидные. Здесь тебя никто не тронет и на улице тоже, — она сунула мне в руки чашку с горячим чаем, усадила на стул и, подхватив поднос, посеменила обслуживать посетителей.
А я, услышав громкий мужской смех из зала, вздрогнув, юркнула в кладовку. Впервые ощутила свою рысь чем-то обособленным. Как будто мое сознание раздвоилось, и внутри, прямо в груди, завелся кто-то чужой. И пока я — человек — тряслась от страха, рысь настойчиво скреблась, желая выбраться наружу и сбежать от трусливой истерички, позорящей хищницу. Даже чашку с чаем держали почти пушистые когтистые лапы, а под юбкой бился короткий хвостик.
— Ксения, успокойся, я тебя прошу, — раздраженно начала Меланья, рывком открыв дверь, затем, отметив мой жалкий вид, умоляюще тихо пояснила. — Из-за тебя скоро все наши покупатели в панике разбегутся... или напьются с горя.
— Да-да, я сейчас, я...
— Так, срочно нужно поправлять дело, — озабоченно нахмурилась ежиха, тем не менее, вымученно улыбаясь. Откат моих эмоций и на нее, несомненно, повлиял. — Где у меня тут… — она зашуршала чем-то на полке, раздался щелчок, повеяло вишневым ароматом, и протянула мне рюмочку с ликером. — На-ка, Ксенечка, прими пятьдесят грамм на счастье.
Я залпом выпила, поморщилась.
— Что? — удивилась Мели. — Он же сладкий? И дорогой, между прочим, я его, только когда любимое шоу смотрю, принимаю как лекарство, успокоительное.
Нервно хихикнув, я призналась:
— Знаете, кроме пива, ничего алкогольного я не пью. Не люблю, да и не умею.
— Светлые, что с вас взять, — буркнул проходивший по коридору Меркул. — Даже пить не умеют.
Тем не менее, благодаря заботе доброй женщины, а возможно и ликеру, приятно разливавшемуся внутри теплом, я успокоилась, взяла под жесткий контроль свои эмоции. Глубоко вдохнув, вышла из кладовой, и мы втроем направились в зал. Супруги тихонько уговаривали меня больше не волноваться.
Увы, мои хозяева ошиблись. Стоило нам выйти к посетителям, Меркул резко толкнул меня с Мели в сторону с траектории летящего в нас стула. Я уставилась на оборотня-ежа, изумленно наблюдая, как менялось его лицо — вытягивалось, становилось более узким, звериным. Одновременно волосы превращались в колючие иглы, вылезавшие даже вокруг глаз и на лбу. Устрашающее зрелище!
А в зале тем временем творилось невообразимое: напугавшие меня вампиры сцепилась с тремя парнями, выглядевшими гораздо серьезнее — магами, потому что с их рук срывались и летели в соперников голубые молнии. Потасовка стремительно набирала обороты, кровососы спрятались за столами, парочка соседей — зайцев, ежедневно приходивших за свежей выпечкой, — испуганно пища, ринулась к выходу. Трое завсегдатаев, до этого мирно обедавших, распластались на полу, закрыв головы руками.
Меланья, сжав кулаки, кричала, насылая на головы погромщиков прокисшую опару, с сожалением оглядывая перевернутую мебель, битую посуду, испорченные огнем скатерти и другое пострадавшее добро. Меркул кинулся на мага, попытавшегося добить раненного Броника, навалился ему на спину всем своим весом, чтобы не допустить убийства.
Не знаю, чем бы дело закончилось, если бы мне в голову не пришла подходящая идея. Я полностью раскрылась, представила родной дом, родителей, даривших столько тепла и счастья… Выпустила на свободу радость, умиротворение, любовь, которые испытывала сама...
Драка неожиданно прекратилась. Буквально несколько секунд назад вовсю кипели страсти. Грохот, злоба, крики, ругательства; раз — участники и зрители застыли, недоуменно оглядывая друг друга, а их лица… отражали самые разные эмоции, кроме негативных; вампирам и магам, кажется, даже стыдно стало.
Наконец, раньше других «отмерший» хозяин заведения, благодушно улыбаясь во весь рот, радостно рявкнул:
— Пошли вон отсюда, мои убытки оплатите, завтра пришлю счет, иначе будете отвечать перед верховым! — смысл сказанного совершенно не вязался со счастливой миной на его лице, еще покрытом кое-где иглами.
Участники драки, не менее довольно улыбаясь, надо думать, сами себе поражаясь, спешно покинули кафе. Прекратив «эмоциональную трансляцию», я устало выдохнула. Хоть и тренировалась ежедневно на посетителях кафе контролировать и совершенствовать свои способности, но настолько впервые разошлась.
— Спасибо, — с облегчением кивнули супруги Зотовы, поднимая с пола стулья и устало плюхаясь на них, затем приуныли, оглядев пострадавшее помещение. — Уборки теперь...
— Вот ироды, пожгли своими молниями, — чуть не плача, пожаловалась Мели, поднимая обожженную тряпку, бывшую несколько минут назад скатертью.
— Что случилось-то, скажите на милость? — осторожно спросила я, опасаясь, что виной происшествия стала сама, устроив дурацкую истерику.
