Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц
Десяток футов.
И огонь.
Собственная тень навстречу, а может не тень, но отражение в озере лавы. И вновь земля, сухая, истрескавшаяся, пламенем изможденная. Мертвые башни подъемных кранов. Туша баржи, медленно проседающей. И новые окна, что раскрываются то тут, то там…
- Брокк! - человеческое тело не слушается, и Кэри падает, рассаживая колени о сухую землю и ржавый металл. Останки его торчат из-под земли желтыми зубами. - Брокк!
Не отзовется.
Воздух горячий какой, и волосы закручиваются от жара, запах их перебивает прочие. Но Брокк где-то здесь… где?
…он стоял на коленях, прижав железную руку к груди. На живой ладони лежал черный камень.
- Брокк!
- Знаешь, - он обернулся. - А у меня не хватает сил его вскрыть. Я все рассчитал, кроме того, что у меня не хватит сил вскрыть его…
Ледяные плечи. И ссадина эта… по металлу кровь ползет, по коже - масло. А камень на ладони холоден. Брокк позволяет взять его, он смотрит на Кэри снизу вверх и во взгляде - пустота.
- Я отдал все, а ему мало…
Все? Все. Он придерживает мертвую руку локтем, и оттого кажется, что рука эта еще жива. Он сам еще жив, пусть и дышит через раз. Он стоит на коленях, потому что, если шелохнется, то упадет.
- Я не справился.
Холодный какой.
И на шее ржавые пятна… саднящие колени касаются горячего металла… и по деревянным влажным бортам баржи расползается характерная чернота.
…шипит.
…скулит огонь, просится в руки.
А земля медленно проседает.
- Может, - Кэри убрала влажную прядь, - мы вместе попробуем?
Камень на ладони.
Холод
Какие мертвые руки, которые не согреть, пусть Кэри и пытается. Не важно, что сам воздух вот-вот полыхнет, они все равно замерзают, если в одиночку… а часы остановились.
И времени не стало.
Здесь. Никогда. Наверное, это больно, сгорать, пусть и вдвоем, но больше она не останется одна. А воздух пахнет лилиями… невозможно подобное, но он все равно пахнет.
Белыми.
…лилиями.
- Кэри, уходи, - жесткие пальцы, родные…
- Нет.
…перчатки на кровати, и дурной тягучий запах крови. Страх, что живет в животе, заставляя притвориться спящей.
Отвращение.
…шаги в темноте, шорох, шелест… старый шкаф.
Раз-два-три-четыре-пять.
…камень забирает дыхание.
Тепло.
Память, но Кэри делится, силясь напоить черную бездну. Ей нужно горе? Пускай, у Кэри есть черные дни, целая бездна черных дней. Себе она оставит ромашки и поле. Сверра на берегу реки, серьезного и хмурого. Его же, склонившегося над распоротой ступней… и того, что прогонял чудовищ из шкафа.
…а камень, камню нужно иное, чтобы до края, ведь и у бездны есть края.
Боль?
И страх?
И ненависть, неужели она, Кэри способна была ненавидеть?
Раз-два…
…камень раскрывался, грань за гранью…
- три-четыре… - шепот на ладони Брокка, и теперь уже он не позволяет Кэри упасть.
…чернота расплывается, вихрями, лентами, потоком льда, который наполняет изящный контур чужого творения…
- …пять… я иду… тебя искать…
Оно летит с ладони, перегоревшее сердца первого короля. И замирает, останавливая время.
- Я тебя…
…расплывается мир, исчезает, не оставляя ничего, кроме пальцев на ее щеке.
- …я тебя нашла…
- Неправда, - шепот, и родной близкий запах. - Это я тебя нашел…
…а размытый мир застывает, чтобы вздрогнуть под эхом нового удара.
Глава 40
…темнота.
…пласты черно-красного базальта.
…гранит, который трещит, но держит, заслоняя от натянутой до предела жилы тонкий земляной пласт. Он прошит нитями корней, и обглоданные добела кости отмечают вехи чужой, инаковой жизни. И кости эти вспыхивают и сгорают.
Пепел к пеплу.
Плачет пламя, там, наверху, и чужая воля, стреножившая жилу, слетает.
Воли больше нет.
И базальта.
И гранита… и сама земля плавится, сродняясь с предвечным огнем.
…многие лица.
…многие жизни, собранные в месте, где жила родилась. Она не просто помнила - она существовала в том, запретном времени.
Искрой на ладони.
Лепестком умирающего мира, пламенем, которое не способно было согреть и камня. Она помнит и камень, и руки, заслонившие ее от ветра. Нежный шепот того, кто поил своей силой, зная, что не напоит досыта…
…было.
…огонь к огню… не сгореть, но выжить, сроднится с миром и, насытившись, пусть ненадолго, ответить на зов того, кто ждал. Верный… нет, жила не знала, что значит это слово, она просто слышала его и спешила, прорвалась, расплескивая новообретенную силу, делясь ей щедро.
И он, ее вечный стражник, омытый огнем, кричал.
Ему было больно, но жила забрала боль.
И страх.
И разум тоже, потому что разум рождал иные страхи. Зачем? И он, тот, кто отдал жиле свое сердце, остался с нею навсегда. Или очень надолго, в конце концов, там, у сердца мира, время ничего не значит.
Но мир в очередной раз изменился. Он сам, спеша выплеснуть избыток сил, сдвигал базальтовые плиты, рушил древние русла, каменной крошкой забивая протоки. И лава наполняла, переполняла пустоты, и стены древних пещер плавились. Вскипали известковые зубы сталактитов, расплывались от жара сталагмиты. Умирала вода, гневным паром взрывая гранит, пробивая путь наверх.
Туда, где плакало, умирая, истинное пламя.
…огонь к огню…
…и голос крови, близкой… знакомой…
Выше.
Замирая под куполом мира. И в зазоре между двумя ударами далекого сердца отступить. Расправить кольца, медленно, с каждым разворотом усиливая нажим на стенки базальтовой тюрьмы. И вслушиваясь в нежный шепот трещин.
Земля скулит, сгорая…
…вверх.
По нитям корней.
Жадно глотая древние кости, подтапливая фундамент домов. Камень плавится и плывет. И северные ветра, опаливши крылья, поднимаются к небесам. Жила помнит чуждую их синеву, пусть и заемной, чужой памятью…
…своей, того, кто остался при ней навек.
Он просит уйти, и этому голосу вторит другой, чье право говорить подтверждено кровью. Он больше не пытается оседлать пламя.
…назад.
…нет.
…назад…
…сердце мира подстегивает, удар за ударом, в новом, шальном ритме.
…назад.
Голос-плеть. И пламя замирает. Ему тоже нравится играть. Оно знает, что тот, кто говорит с огнем, слишком слаб. Он не способен приказать, но пытается…
…пускай.
Игра.
Игра-игра-игра.
…огонь к огню…
…кровь к крови… крови не было давно… она собирает, по капле, по жизни, тем, кто готов вернуться. Так ведь лучше, когда вместе. Она дарит вечность, а они, глупые дети ее, боятся.
