Татьяна Шмидко - Дежавю
Все ахнули от такой новости. Это было прямое доказательство того, что Адель вышла замуж, родила сына и назвала его моим именем. А потом что произошло?
Диксон стал рыться в бумагах и нашел запись из регистрационной книги церковного прихода Барселоны, в которой было написано напротив имени Адель: «Пропала без вести».
Как пропала? А как же их сын? Я схватил документы из рук Диксона и стал жадно искать хоть какую-то информацию об Адель. Это было бесполезно – далее следовали документы о ее ребенке и его потомках. Одной из живущих была Бэль и ее родственники по отцу в Юте. Я разочарованно опустил документы.
– Прайм, ты же знаешь, что тогда черная смерть была повсюду…
Значит, она умерла… тени вокруг меня вдруг показались темнее, ветер стал холоднее, и казалось, что кто-то выкачал из мира все тепло и радость. А чего я хотел?
Я оставил ее одну, наивно полагая, что с ней все будет в порядке, что я вернусь на крыльях победы. Я был в слепой уверенности, что наша любовь – гарантия счастливого будущего.
– Ты не виноват, – сказал, было, Эдуард, но это только усилило мое горе.
«Я же говорил: пусть загадка Адель останется в прошлом. Зачем было ее беспокоить?» – мысленно спросил Эдуард.
– Так правильно. Теперь ты знаешь правду и сможешь освободиться от этой трагедии, – мягко сказала Бэль.
Я слабо улыбнулся ей, понимая, что она хочет помочь мне.
Я десятилетиями искал Адель, не зная, что она прожила всего-то пару лет после нашего расставания! Я не вполне себя контролировал, поэтому был опасен для Ричардсонов. Я был благодарен им за помощь, но для их же блага мне нужно было уходить как можно дальше. Думаю, что озера Канады мне подойдут. Но я почувствовал себя очень старым и одиноким… Впервые мой возраст навалился на мои плечи, и все занервничали, ощущая это вместе со мной. Я вернул документы Диксону и сидел, стараясь не показывать свое состояние ни в чем не повинным Ричардсонам. Внутри образовалась какая-то немая пустота, я тупо смотрел на свои ботинки и думал, сколько же дорог прошагал я по этой Земле. И сколько пройду, и главное – зачем? Со всей своей силой и непобедимостью я толкнул ту, которую должен был хранить как величайший дар Небес, на опаснейшее путешествие по континенту, в результате которого она скиталась с бродячими артистами, прошла через ад агонирующей Европы и, в конце концов, умерла от чумы. Было бы намного легче узнать, что она прожила в счастливом браке до старости… Я закрыл глаза и мои плечи опустились вниз. Не было сил для маскарада – я был раздавлен.
Вдруг теплая ладошка опустилась на мой сжатый кулак. Я открыл глаза и увидел Ханну, которая с сочувствием мягко улыбалась мне. И она произнесла, наверное, самые правильные слова:
– Я здесь, Прайм! С тобой!
Она просто хотела подержать меня в тяжелый момент, но сама не поняла до конца, что сказала. Понимание пришло, ошеломило меня – да, Адель здесь, все еще со мной. Она в Бэль, Генри и Ханне. Так и должно быть, только так можно сделать человеческую жизнь на этой Земле вечной – через детей. Это прощальный дар мне от моей возлюбленной. Я уцепился за эти слова, словно утопающий за спасательный круг, и увидел, что в моей жизни снова появился смысл. Обстоятельства связали меня с Ханной и Эдуардом, Бэль и остальными Ричардсонами. Они – моя семья, и я им не чужой. Я искал любимую, а нашел себе семью. Как бы мне хотелось иметь право так их называть… Я посмотрел на прекрасные глаза Ханны, потом мать и отца. Он молча улыбался, обнимая за талию свою любимую жену, а Диксон все еще читал бумаги. Это было так уютно и… по-семейному. Он перебирал в памяти свои воспоминания. Это был ярчайший калейдоскоп. Я знал, что ничего так не бодрит и занимает, как неразгаданная тайна.
Бэль подошла ко мне и сказала:
– Думаю, что тебе важно это видеть. Вот, я дарю их тебе, – сказала она и уверенно протянула руку, на которой лежали два серебряных гребня, которые я когда-то подарил Адель. – Только камни были другими, – добавила Бэль.
Я осторожно провел пальцем по узору – с металлом ничего не произошло за столько столетий. Гребни остались практически такими же. Но не моя любимая… Не знаю, почему, но я улыбнулся. Это было нереально – держать в руках вещь, попавшую в руки из далекого прошлого. Тяжесть в груди стала потихоньку исчезать.
– Я рад, что они ко мне вернулись. Жаль, что медальон не удалось сохранить.
– Медальон? Я ничего о нем не слышала, – сказала Бэль. – А что за медальон?
– Медальон, который я подарил Адель вместо обручального кольца. Золотая монета из Вавилона, на витой цепочке.
Бэль нахмурилась немного, но отрицательно покачала головой.
– Ничего о нем не слышала. Но я спрошу у матери, если хочешь, – сказала она серьезно.
– Да, буду тебе благодарен, – сказал я и попытался улыбнуться.
Вдруг в воспоминаниях Диксона я увидел неясную картинку – золотая монетка на цепочке. Которая сверкает на маленькой ладони. Это же мой медальон! Мы с Диксоном переглянулись. Он, немного подумав, сказал:
– Думаю, это была Италия, примерно сто пятьдесят лет назад.
Повисла тишина. Я вскочил с камня и сказал:
– Привезу вам оттуда сувениры!
Бэль недовольно нахмурилась, потому что она желала бы, чтобы я прекратил поиски, и сказала:
– Да уж. Но помни, ты обещал вернуться на наш выпускной! Все-таки мы первый раз заканчиваем второй курс университета!
Я пожал руку молчаливому Эдуарду, который переживал за меня больше, чем хотел показать. Диксон отдал мне документы и сказал:
– Когда выяснишь все для себя, возвращайся к нам.
Мы всегда рады тебя видеть.
– Это будет честь для меня, – ответил я.
Это были те слова, которые я хотел от него услышать.
Я помахал им рукой на прощание и уже через пять минут мчался на своем байке на восток земного шара. Свои поиски начну, пожалуй, с Неаполя, там сейчас мало туристов и много музеев и архивов.
* * *Да что же это такое?! Ни одна блузка не застегивается! Особенно моя любимая – зеленая, с желтыми вышитыми цветами. Я все-таки заставила упрямую пуговицу влезть в петлю, отчего стало неудобно дышать, стоять, а наклониться, чтобы завязать кеды, было вообще нереально! Вот бы Брукса попросить помочь с кедами. При упоминании о нем уголки губ сами как-то поползли вниз. В нашей с ним идиллии настали смутные времена. Что-то любовь начала давать сбои! Алиса с тревогой, исподтишка, как всегда, наблюдала за нами, а Джек волновался и бросал предупредительные взгляды на Брукса. Хотя, не это главное! Потому что они почти всегда так себя вели, наблюдая за нами. Но Брукс! Нет, ну как можно постоянно молчать, хмуриться и вообще стараться как можно меньше времени проводить со мной? Он мнется, заикается, отвечает невпопад и старается поскорее улизнуть в свои дурацкие леса! Ну а я остаюсь одна, под присмотром Алисы, Джека, Лили и Келлана, потому что мама с папой усердно учатся в далеком Принстоне.
