С. Алесько - Первое звено
— Надо же. Значит, тот сингл был небезнадежен, раз не кастрировал, да еще и организовал случку, — зло буркнул избранный. — А мне, по-твоему, только и дела, что опекать какую-то кошку?
— А может, твоя пара как раз поэтому не появляется? Когда она забеременеет, у тебя тоже найдутся дела поважнее, чем ее опекать.
— Где ковшик? — парень глянул так, что мне стало страшно. — Упустил в речку? Всю ночь будешь нырять, пока не найдешь.
Я опустила кошку на землю и достала посудину, лежавшую на мелководье у самого берега.
Приставать к Алехо с разговорами не хотелось, и он весь вечер молчал, даже не глядел в мою сторону. Было противно и неловко. Я пыталась заставить себя не думать о его неприязни к животине, но мысли то и дело возвращались к этому. Может, оно и глупо, но был у меня на работе один мужик, которому ничего не стоило со всей силы наподдать ногой мирно сидящей и умывающейся кошке. Когда впервые такое увидела, аж глаза на лоб полезли. Со временем убедилась, что человек он дрянной.
С другой стороны, а не много ли хочу от парня? Дурачу его и жду, что он станет моим другом. Понятно, что Алехо на взводе: пророчество и не думает исполняться, ежедневно приходится общаться с несносным синглом, родной дом исчез, теперь еще беременная кошка приблудилась…
Вымыв за собой посуду (Алехо ел прямо со сковородки и мыть ее отправился сам), я достала из повозки свой спальный мешок и стала искать пятачок поровнее. Ночи были теплыми, спать на воздухе оказалось одним удовольствием, да и походное снаряжение в этом мире было на редкость удобным.
Избранный ложиться пока не собирался. Сходил к темневшему в сгущавшихся сумерках леску, вернулся с ворохом сухих веток и сучьев, развел костер. Потом забрал из тележки свой рюкзак и бросил у огня. Я залезла в мешок, сняла штаны, сунула под голову. После отогнула край, приглашая не отходившую от меня кошку, та с охотой устроилась под боком, тут же замурлыкала.
Алехо сидел, глядя в огонь, через некоторое время осторожно обернулся, убедился, что сплю (успела вовремя прикрыть глаза и придать лицу умиротворенное выражение), залез в рюкзак и извлек оттуда какой-то листок, размером, наверное, с тетрадный. Он блестел и выглядел плотным, будто был заламинирован. Наверное, какая-то фотография или картинка.
Парень долго рассматривал ее, но сидел спиной, и проследить за выражением лица не было никакой возможности. От любопытства сон с меня как сдуло — ужасно хотелось глянуть, на что он любуется. Родственников у него быть не может, держать при себе портреты друзей не в правилах дуалов, насколько я сумела понять. Девушки у него тоже нет. И что же там такое? Пейзаж? Натюрморт?
Задавшись целью выяснить это не откладывая, я-таки переупрямила избранного. Он стал клевать носом, понял, что засыпает, спрятал картинку, сходил за спальником и устроился у догорающего костра. Рюкзак вернул в повозку.
Я лежала и, беззвучно проговаривая цифры, чтобы не заснуть, медленно считала до ста. Закончив, тихонько окликнула парня по имени. Ответа не последовало. Окликнула погромче с тем же результатом. И кто-то хвастал, что чутко спит! Одна надежда на лошадку — учует хищников, забеспокоится и хоть нас с кошкой разбудит.
Осторожно выбравшись из мешка, как была босиком и без штанов, прокралась к фургончику. Откинула полог, зажгла крохотный фонарик, который всегда держала при себе, и полезла в рюкзак спящего товарища. Блестящий ламинированный уголок торчал из внутреннего кармана на обращенной к спине стенке. Я вытащила листок.
Это оказалась репродукция какой-то картины, напомнившей мне «Рождение Венеры» Ботичелли с той разницей, что девушка стояла не в раковине на фоне моря, а в чашечке цветка на фоне лесной чащи, пронизанной солнцем. С покровами к ней летели не боги и богини, выглядящие вполне по-человечески, а чудные бабочки и птицы. Героиня картины даже внешне походила на известную мне Венеру, и, пожалуй, была красивее, во всяком случае, по части фигуры.
Я продолжала с интересом рассматривать очередное произведение искусства этого мира, как вдруг мое ухо пребольно сжали железные пальцы.
— Ай-яй-яй! — протянул избранный. — Кто это тут у нас разглядывает по ночам картинки с голыми женщинами?
Ну каков мерзавец?! Значит, он притворялся, что спит, а я, дура, поверила! И подкрался-то как неслышно, охотник!
Алехо тем временем отнял у меня фонарик и посветил в лицо синглу-проныре.
— Неужели у дуалов порицаются такие шалости? — огрызнулась я, щурясь от направленного прямо в глаза света и пытаясь высвободить несчастное ухо.
— Напротив, примерно с твоего возраста даже поощряются, — физиономии его я не видела, но тон был наглый и самодовольный. Бесстыжий негодяй! — А тебя в интернате по головке не погладили б.
— Отпусти ухо! — мне очень хотелось пнуть или ударить его поощутимей, но я боялась выдать себя неумелыми действиями. Черт этих дуалов знает, может, они практиковали какую-нибудь технику рукопашного боя, и Алехо отлично представляет, как должен ощущаться мужской удар. А тут я со своими маленькими кулачками и слабенькими конечностями.
— Имей в виду, мелочь, — парень еще сильнее сжал пальцы, удерживающие очень незначительную, но весьма болезненную часть меня. Аж слезы на глаза навернулись! — Я умею воспитывать сопляков вроде тебя.
— Своих заведешь, и воспитывай! — заорала, отскакивая подальше, стоило тискам разжаться. Луч фонарика метнулся за мной, скользнул по голым ногам, прикрытым футболкой примерно до середины бедра, и тут же погас. Алехо глухо выругался.
— Если ты еще хоть раз помянешь пророчество, мою женщину или будущую жизнь с ней, я за себя не ручаюсь, — раздалось из темноты, хорошо, не зловещим шепотом. — Может, мне действительно нужно пройти испытание? Собственноручно прикончить последнего сингла, а? Как тебе такая версия, теоретик?
Я промолчала, кляня собственное любопытство. И зачем полезла в рюкзак? Парень же предупреждал, что чутко спит. Правильнее было подождать удобного случая и спросить, что он такое рассматривал. Может, он и сам бы показал. Или просто повесил картинку на стену в этом самом старинном доме, куда мы собрались. Если дом, конечно, по-прежнему существует.
Коли разобраться, веду я себя нечестно: правды не говорю, да еще и пытаюсь вызнать подноготную Алехо весьма неприглядными способами. И ведь сама рассуждала, что нужно постараться вызвать его симпатию, а не усугублять неприязнь.
— Вон твой мешок. Топай, — луч фонарика выхватил бежевую подкладку откинутого уголка спальника и жмурящуюся от света кошку. — Не удивительно, что вы понравились друг другу. Морды совершенно одинаковые.
