Ольга Резниченко - Игрушка
— Эмиль любил Матильду?
— Если честно, то было у него к ней какое-то чувство. Интерес, привычка, не знаю… Но он так и не смог сделать первый шаг вовремя, а затем, затем… она стала меняться, портиться… и тем вовсе отпугнула Эмиля от себя. Меняться, или просто раскрылась с настоящей стороны. А затем появилась ты. Так резко, неожиданно и все перевернула в его жизни с ног на голову. И те твои нападения на Игрушку. Ты причиняла ей боль, и тем самым причиняла неудобства Ромулу. Ты напомнила ему о его кукле. И вот Ромул приехал. Что, в принципе, и ожидалось, судя по последним событиям. Но он не приехал ее спасать или оберегать. Нет. Зная Стефано, я готов клясться, что он приехал освободиться от своего груза. Прикончит… и все.
— Прикончит?
— Да, как хозяин, он имеет на это право.
— А что… иначе никак…. никак не освободишься?
— Есть. Всего три способа, как снять клеймо — смерть Игрушки, смерть Хозяина или целый ритуал, болезненный для двоих.
— Но не смертельный?
— Не смертельный.
Облегченно хмыкнула.
— Но Ромул не из тех, кто будит напрягаться ради кого-то. Ни друзей, ни любви. Там просто нечего искать. Одна чернота. Чернота и Ложь.
Ясно.
— Но почему Эмиль…. почему меня бросил? Что я сделала не так? Он уехал из-за Матильды?
Насмешливая улыбка коснулась его губ. Пухленький бантик в миг превратился в красивую змейку.
— Нет. Он понимал, что едва Ромул вернется, едва увидит тебя, тебя, Игрушку врага, то снова загорится желанием воевать, соперничать и сражаться. Предотвратить его приезд Эмиль не мог, а потому решил поступить иначе. Решил сам исчезнуть. На время. Пусть все кажется так, как будь-то ты ему не нужна. Просто забава. Кукла. Подобно тому, что Матильда значит для Ромула. Стефано покрутиться, повертится вокруг тебя, а затем, не имея больше интереса, драйва, азарта и соблазна, снова исчезнет в свой мирок политики, властвования над людьми и их использования. В свою Италию.
— И Эмиль вернется?
— Да. По крайней мере, на это рассчитывает.
— И он вот так пересидит все где-то там, неизвестно где, пересидит, позволив Ромулу убить Матильду?
Снова улыбка.
— А ты ее уже жалеешь?
— Нет, не то что бы, но… Она… она же — человек. Она живая.
— Габи, ему предстоял выбор. Нелегкий выбор. И догадайся, кого он выбрал.
Меня.
— А он не пытался его… убить?
Последнее слово мне тяжело далось, но все же выскользнуло из меня на волю.
Снова усмешка.
— И не раз. Но они стоят друг друга. И пока счет ноль-ноль. Я знаю, о чем ты, наверняка, подумала, почему я не помогу Эму, или почему сам не убью. Я слишком молод, что бы пытаться быть наравне с такими вампирами, как они, а на счет помощи… Не будь наш парень Эмилем Готье, если в бою примет помощь. В общем, в этот тупик мы с ним не раз заходили. Я готов, давно готов рискнуть существованием ради всего, но вот курносая гордость нашего Эмиля это не переживет.
Понимаю.
Понимаю.
* * *Я лежала на кровати, всматривалась в потолок.
В моей голове еще никогда не было такого бардака. Еще никогда не казался мир, в котором я живу, настолько абсурдным и дурным.
Я бы не поверила в слова Гудвина. Нет. Не смогла бы.
Но поступок Ромула перечеркнул все "не".
Перечеркнул, вырвав на корню.
Теперь лишь оставалось все разложить по полочкам и переварить.
Переварить, принять и свыкнуться.
— Габи, — робко позвала Мел. — Ты спишь?
Вырвалась из сумасшествия мыслей.
— Нет.
Тишина.
— Мел, я слушаю, — перевернулась набок. Уставилась на нее.
Девушка все еще лежала на кровати, боясь пошевелиться. Всматривалась в потолок.
— Габи, — снова робко позвала.
— Да.
— Я… я снова была с Браяном.
Ну да. Ой. Ай.
— Янова я ним переспала.
— Ясно.
— И я думаю, что… ну, что…. что я… мы… что у нас…
— Вы не пользовались презервативом?
Тяжело сглотнула, так что я даже это услышала.
Я понимала, как ей сейчас тяжело, тяжело все это вспоминать, понимать, произносить, признаваться. Тем более в силу ее скромности, воспитанности и некой замкнутости.
— Пользовались.
— Порвался?
— Нет. Не то…
— А что?
— Я… я н-не, — нервный смешок вырвался из ее груди.
— Не бойся, можешь мне рассказать, все как есть. Ты же знаешь, я никогда над этим не буду смеяться или осуждать. Мел.
— В общем, он спал.
— Спал?
— Слез, провалился. Ну, я не знаю.
— Вы его достали?
— Да, но только…
— Ясно, ты думаешь, что все равно все, что нужно и не нужно попало вовнутрь?
— Да.
— И это была средина цикла?
— Средина. Вот именно, что средина. Блин, вот я — дура…
— Перестань. Никакая ты — не дура. А задержка?
— Пока еще рано говорить. Может, я успею еще какие-нибудь таблетки выпить? Что бы… не…
— А когда это было?
— Шесть дней назад… Уже семь.
— Не знаю даже, я схожу завтра к нашему гинекологу. Спрошу.
— Спасибо.
— Да не за что.
Мне то уже точно не будет стыдно показаться там. Единственный, с кем я и могла все "это" замутить, сбежал от меня в неизвестном направлении.
Так что без лишних покраснений смогу расспрашивать врача на эту больную тему.
Урод.
Я перевернулась на спину. Снова в потолок. Снова дурные мысли.
— Но ты не переживай, все будет хорошо. Я верю, что обойдется.
— Надеюсь.
Да уж, Мелани — мама. Нет, это нормально, логично и даже очень-очень правильно. С ее характером это будет превосходно.
Но Браян? Браян — отец? Нет уж, это будет полный залет.
Его самого нужно пеленать… лет так десять еще, как минимум…
Я в шоке.
Долбаный кроль.
Глава восьмая
Верю. Не верю
Утонув в своих мыслях и переживаниях, я брела по узкой тропинке к медкорпусу.
