Карен Монинг - В оковах льда
А может, они и правда мертвы.
Как почти половина мира. Я знаю, что он считает их погибшими. Мы об этом не говорим. Я знаю это по тому, как он молчит на определенные темы.
Танцор приехал в Дублин, чтобы посмотреть кафедру физики в Тринити-колледже и решить, хочет ли туда поступать. Но тут рухнули стены, оставив его отрезанным от всего и одиноким. Он учился дома с разными учителями, и он умнее всех, кого я знаю. Полгода назад он окончил колледж, бегло говорит на четырех языках и может читать еще на трех или четырех. Его родители гуманитарии, чертовски богатые по старым меркам. Его папа работает или работал каким-то послом, мама — врач, она проводила все время, организуя бесплатную медицинскую помощь в странах третьего мира. Танцор рос, разъезжая по свету. Мне сложно представить себе такую семью. И поверить, что он так круто адаптировался. Он меня впечатляет.
Иногда я наблюдаю за ним, когда он не смотрит. Сейчас он ловит меня на этом.
— Думаешь, какой я горячий парень, а, Мега? — дразнится он. Я закатываю глаза. Между нами ничего такого нет. Мы просто тусуемся вместе. — Кстати о горячем…
Я еще больше закатываю глаза, потому что если он наконец что-то скажет о том, насколько круче я выгляжу после того, как Серая Женщина украла мою внешность, а потом вернула с процентами, то я отсюда свалю. До сих пор он был крут и не комментировал. Мне это нравилось. Танцор, он… Танцор. Моя зона безопасности. Никакого давления. Мы просто двое ребят в развалившемся мире.
— …Воспользуйся горячей водой. Мега, ты жутко выглядишь. А я снова наладил душ. Так что иди прими.
— Всего лишь немного крови…
— Ведро. А то и два.
— …И пара синяков.
— Которые выглядят так, словно тебя сшиб грузовик. А еще ты воняешь.
— Неправда! — возмущенно говорю я. — Я бы знала. У меня супернюх.
Он внимательно на меня смотрит.
— Мега, мне кажется, у тебя кишки в волосах.
Я беспокойно тянусь к волосам. А ведь я думала, что выбрала все по пути сюда. Копаюсь в кудряшках, вытаскиваю длинный скользкий кусок.
Я смотрю на него с отвращением, размышляю о том, что стоит, наверное, коротко постричься или носить бейсболку не снимая, потом смотрю на Танцора, а он смотрит на меня так, словно его сейчас стошнит, и вдруг нас обоих прорывает.
Мы хохочем до потери дыхания. Валяемся на полу и держимся за бока.
Кишки в моих волосах. В каком мире я живу? Даже при том, что я всегда была непохожа на других и видела вещи, недоступные людям, я никогда не думала, что буду сидеть на диване в настоящем подземном бомбоубежище, где повсюду натыканы камеры наблюдения, потайные ходы и ловушки, и тусоваться с семнадцатилетним (классным!) гением, который заботится о том, чтобы я ела не только шоколадные батончики (он говорит, что я не получаю нужных витаминов и минералов для здоровья костей), и знает, как устроить работающий душ в Дублине После Падения Стен.
А еще он здорово играет в шахматы.
Когда я иду в душ, он ставит фильм на паузу. По пути я хватаю сменную одежду.
Это убежище Танцора, не мое. Но он держит для меня запас нужных вещей на случай, если я заскочу. У него, как и у меня, много других нор. В этом городе нужно постоянно перемещаться, чтобы увеличить свои шансы на выживание, а после ухода все очень тщательно обрабатывать, чтобы знать, был ли кто у тебя в твое отсутствие. В этом мире все друг другу волки. Люди убивают друг друга за молоко.
Горячей воды хватает на четыре потрясающих минуты. Я вытираю волосы, накручиваю на них полотенце и изучаю свое лицо в запотевшем зеркале. Сплошные синяки. Я знаю, что будет: черное превратится в пурпурное, пурпурное сменится зеленым, а потом через некоторое время становишься словно желтушным. Но я смотрю глубже, под синяки. Сцепляюсь взглядом со своим отражением и не отвожу глаз. В день, когда ты отворачиваешься от себя, начинаешь себя терять. Я никогда себя не потеряю. Ты то, что ты есть. Смирись или изменись.
Я сбрасываю полотенце, расчесываю волосы пальцами, натягиваю джинсы, футболку и размышляю о паре военных сапог. Танцор подобрал их мне. Сказал, что эти подошвы я так быстро не протру. И я решаю попробовать.
По дороге обратно к дивану я цапаю еще одну жестянку крошечных оранжевых долек, открываю банку с зефирным кремом, размазываю его толстым слоем по мандаринам и сверху засыпаю шоколадом.
Мы с Танцором возвращаемся к делу. Он снова запускает фильм, а я достаю игральную доску. В прошлый раз он несколько часов кряду обставлял меня в гомоку[8], но сегодня я чувствую, что мне повезет. И даже великодушно разрешаю ему запрещенный второй ход, после того как побеждаю в первой партии.
Я делаю то, чего уже очень давно себе не позволяла. Я ослабляю бдительность. Я опьянела от фруктов и зефирного крема, от радости, что выиграла в гомоку. Прошлую ночь я совсем не спала, а день выдался длинный и загруженный.
К тому же у Танцора повсюду натыканы ловушки, которые почти не хуже моих.
Так что я сталкиваю рюкзак и падаю спать на его диване, сунув кулак под щеку и не выпуская меча.
Не знаю, что меня будит, но что-то будит, и я приподнимаю голову на пару дюймов, приоткрываю щелки глаз и оглядываюсь.
Меня окружают большие и страшные люди.
Я моргаю, пытаясь прочистить зрение. Это довольно сложно, потому что глаза заплыли еще больше.
Я смутно осознаю, что нахожусь в центре круга из автоматных дул.
Рывком сажусь, чтобы уйти в стоп-кадр, но чужая рука бьет меня по спине с такой силой, что деревянная рама дивана трескается под моими лопатками.
Я рвусь вверх, а меня снова сбивают обратно.
Один из мужчин смеется.
— Детка просто не знает, когда нужно перестать дергаться.
— Научится.
— Ставлю что угодно. Если он позволит ей выжить.
— А ни хрена бы не должен. После того, что она сделала.
— Дэни, Дэни, Дэни…
Я вздрагиваю. Никогда не слышала, чтобы мое имя произносили так мягко. Пугает это просто до жути.
Он возвышается надо мной, скрестив на груди руки, — покрытые шрамами запястья кажутся темными по сравнению с белизной закатанных рукавов рубашки. На обоих запястьях блестят тяжелые серебряные браслеты. Свет, как всегда, падает на него сзади.
— Ты ведь не думала, что я спущу тебе это с рук, — говорит Риодан.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«Я порву эти цепи, что сковали меня»[9]
— Боль — забавная штука, — говорит Риодан.
Я не отвечаю. Все силы уходят на то, чтобы стоять, несмотря не удерживающие меня цепи. Я где-то в Честерсе, в комнате с каменными стенами. Я чувствую далекий ритм басов, ощущаю его коленями. Не будь у меня суперчувств, я бы его вообще не уловила. По тому, насколько слабое это ощущение, я понимаю, что нахожусь глубоко, пожалуй, в самом низу клуба. А это значит, что нижние этажи не так пострадали от вчерашнего взрыва, как мне бы того хотелось.