Кристина Камаева - Последняя принцесса Нуменора
— Лодку и весла! — ахнула потрясенная Фрида, ей никогда не приходилось плавать в море на лодке. — А мы не перевернемся?
— Не знаю, — Буги тоже не был любителем путешествий на лодках, — но если мы хотим бежать, надо бежать!
— Что ж, бежать так бежать, — вздохнул Вилли, и решение было принято.
Братья Громилло и Слютко выстроили себе внушительный особняк неподалеку от Черного храма. Их дом никогда не был пуст. Первый этаж братья отвели для развлечений и веселились там с дружками, памятуя о том, что Мелкор — снисходительный бог, который позволяет все.
В тот вечер Громилло вышел, пошатываясь, из дома, из потно-пивного смрада еженощного пиршества просто для того, чтобы продохнуть.
— Цок-цок, — услышал он звуки шагов где-то впереди и, приглядевшись, распознал, что по улице идет одинокая девушка. Громилло усмехнулся и последовал за ней. Девушка шла медленно, но ему никак не удавалось нагнать ее.
— Эй! — крикнул он, потеряв терпение. — Эй, ты там, стой!
Но она не откликнулась. Громилло рассвирепел и почти побежал за ней.
— Ты кто такая? Стой, кому говорят! Ты кто?
Тут девушка неожиданно резко повернулась и сказала:
— Твоя смерть!
Громилло остановился как вкопанный. Даже в слабом свете уличных фонарей он узнал ее. Это была та колдунья, за которой они охотились с Сауроном, которая разрушила маяк на набережной. Но сейчас жреца не было рядом. Громилло покрылся холодным потом и пожалел о том, что кинулся преследовать ее так опрометчиво. Он хотел бежать, но ноги не повиновались ему.
— Что, страшно, палач? — услышал он сладкий, пробирающий до дрожи шепот и упал перед нею на колени.
— О, пощади! — взмолился Выдрыч.
— Сам-то ты многих щадил, а?
— Сам… нет… но я могу быть полезным, — у Громиллы перехватило дыхание, его трясло. «Только не смерть! Не сейчас. Как спастись? Что она делает?»
— Мне ни к чему услуги палача, — она явно получала удовольствие от его беспомощности.
— Я… я… — задыхался Громилло, — твой друг еще жив. Я помогу тебе вызволить его из темницы Саурона. Я все сделаю! Не убивай.
Лицо принцессы окаменело, а глаза пронзили его до самого дна. Громилло считал, что только жрец способен на такое, но даже Саурон не был ему так страшен.
— Так это ты убил эльфа, ублюдок, — прочла принцесса то, что хотела знать, в его душе, и Громилло понял, что пощады ему не будет.
— Нет, — захрипел он.
— Умри же! И пусть Моргот сожрет тебя в царстве тьмы, куда ты вошел еще при жизни.
Не смея отвести взгляд от ее гневного лица, Громилло почувствовал, как последний воздух оставляет его легкие, и старался схватить себя за горло толстыми пальцами, чтобы не дать жизни уйти. Но вот все поплыло перед гаснущим взором: светильники, звезды, глаза. Глаза ненавидящие, глаза молящие, недоумевающие, укоряющие. Глаза всех его жертв, которых он мучил, истязал, убивал, вдруг привиделись ему. Понял палач, что они ждут его, что ему не избежать их суда, и что смерть — это не страшно. Страшно то, что наступит потом.
Несколько позже похолодевшее тело нашли друзья и занесли в дом. Ужас застыл на его лице, а язык вывалился от удушья.
— Наверное, парень выпил лишку, — предположил кто-то.
Слютко загрустил, голова, и так тяжелая от хмеля, показалась чугунным ядром. Накатило одиночество. «Какая все-таки нелепица эта жизнь, — подумал он, — вот был человек — и нет его, ничего после него не осталось». До утра он просидел за столом в оцепенении, путаясь в непонятных и неприятных мыслях. Ему казалось, что смерть сидит напротив, на месте покинувших дом собутыльников, бряцает костьми и принуждает его к изнурительному диалогу.
На рассвете дружки заглянули к нему, чтобы проверить, очнулся ли он от удара, и обнаружили в доме два трупа вместо одного. Растолкали спящего слугу. Слуга клялся, что он знать ничего не знает, что он устал, задремал и не видел, что делал в это время хозяин. От него отстали, хотя кое-кто подозревал, что слуга воспользовался случаем и подсыпал Слютко в питье сильного яду, чтобы избавиться от него раз и навсегда. Никто не любил братьев, и почти все их боялись.
Так в одну ночь загадочным образом умерли оба брата, чужаки в Нуменоре. Никто не оплакивал их кончину.
Расквитавшись с Громилло, принцесса отправилась в замок. То, что Юниэр попал в плен к жрецу, сильно ее встревожило. Она почувствовала запоздалый укол совести. Видимо, это случилось в тот день, когда она, ослепленная его предательством — она по-прежнему расценивала его поступок как предательство — лишила его сознания и бросила в башне беззащитного и безоружного. Что же, сама хороша! Даже не подумала, что все это обернется для него таким образом. Теперь, когда он попал в беду, все в душе ее перевернулось, она почувствовала, как он ей дорог. Всегда был дорог, самый близкий человек. Без него она просто умрет. Мириэль ощутила внезапный жар, охвативший ее изнутри, и была вынуждена остановиться, прислониться к прохладной каменной стене. Голова кружилась. Потом она заплакала безудержно, рыдания сотрясали ее, она плакала, пока боль не стеснила грудь, пока не осталось слез.
«Что происходит со мной? Как я живу?» — думала принцесса. Когда-то давно маленькая девочка решила во что бы то ни стало стать сильной, встретить своих врагов лицом к лицу и победить их. День настал, она подняла свой меч, но противник не испугался, не был повержен. Враги множатся и окружают ее, она бьется, но все понапрасну, только теряет близких. Она думала, что настанет время, когда ей не надо будет прятаться и убегать, но приходится таиться и рассчитывать каждый шаг. Разве она защитила свою землю? Люди восстали против стихий, судьба Нуменора повисла на волоске. Когда Илуватар будет вершить суд, он не прислушается к ее желанию спасти эту землю, не дать Нуменору исчезнуть. О, как ты терпелив, вечный Эру! Как милостив к своим детям! Они отворачиваются от тебя, возводят на тебя хулу и поступают наперекор законам, по которым ты учил их жить. Ты безмолвствуешь и никак не предостерегаешь их. Почему невнятен людям завет любить этот мир и любить друг друга? О Эру! Дай мне знать, зачем ты терпишь на земле этого кровопийцу, иссушающего наши души, ввергающего нас в безумства, превращающего надежды в прах? Скажи, как еще должен досадить тебе жрец, чтобы меч твоего возмездия настиг его наконец? Я знаю, ты прозорлив и вездесущ и ты можешь ждать вечность. Но каково терпеть его нам — людям? Нам не по силам это бремя. Ты несправедлив, Эру.
Принцесса еще немного постояла у стены, ощутив вдруг страшную усталость.
— Что ж, — сказала она себе, — я больше не буду таиться и придумывать разные хитрости. Будь что будет.
