Пять невест и одна демоница. Трилогия (СИ) - Демина Карина

Ричард закусил губу.

Почему эти строки вызвали такую боль? Почему показалось, будто… будто его предали? Кто? Глупость какая. Несуразная.

«Как бы там ни было, но Ричард появился на свет слабым. Я люблю его, ибо он – моя кровь и плоть. А еще память о женщине, без которой я не мыслю жизни. И даже близкая смерть кажется мне избавлением. Это неимоверно злит Анну. Пускай. Дело в зеркале. Исключительно в нем. Оно попало к Анне. И ожило. А с ним ожила и Анна»

Как?

Или… Ричард потер лоб.

Игра.

Конечно.

Он и Каллен. Каллен… старый приятель. Как можно было забыть о нем? Рыжие вихры. Веснушки. Глаз подбит, а на щеке царапина. Это все дворовой кошак, которого Каллен пытался поймать. И поймал на свою беду. На руке тоже царапины и куда более глубокие.

А еще…

– Я тут такое нашел! – глаза Каллена блестят. И он оглядывается, чтобы никто не подслушал. – Идем…

Замок.

Замок полон людей. И Каллен едва не сбивает слугу. А тот хмурится, он готов высказать наглецу все, о чем думает, но увидев Ричарда, поджимает губы. И кланяется.

Только Каллен дальше тащит.

– Ричард? – демоница не дает полностью провалиться в эту, столь некстати очнувшуюся память. – Ричард…

– Это я, – получается облизать пересохшие губы. – Это я его нашел.

Точнее Каллен.

Подземный ход. Их в Замке не так, чтобы много, но есть. Обычно их охраняют Легионеры. И пускай. Ричард спускался с отцом. Ничего‑то там нет интересного. Камень. Лестницы. Факелы.

Но этот другой.

Он открывается в саду, в той его части, которая уже и не сад вовсе. Здесь пышно расползается плющ, прикрывая остовы древней беседки. Отец Каллена, садовник, все ворчит, что надо бы беседку разобрать, но почему‑то не разбирает. Он вовсе забывает о ней, стоит отвернуться.

А она стоит.

Дерево набрякло, потемнело от дождей и холода. Оно даже теперь, летним полднем, кажется осклизлым и уродливым. И заходить в беседку не хочется.

Совершенно.

Каллен тянет.

Внутрь. Запах земли и прелой листвы. Гнили.

– Смотри, – гулкий шепот заставляет сердце биться чаще. А Каллен руками разгребает мертвые бурые листья. Из‑под них высыпаются жуки, которые спешат расползтись, и от этого тоже мерзко. Но Ричард становится на колени и помогает.

Что бы ни искал Каллен, это важно.

И вообще… он брат.

По крови.

Ричарду мама читала одну книгу, в ней было про кровных братьев. И вот Ричард пересказал Каллену, а тот предложил побрататься. Они и сделали, смешав кровь. Правда, говорить никому не стали, потому что… взрослые вечно заняты.

И еще не понимают детей.

Вот совершенно.

Под листьями уже не дерево – металл. Серая скоба, которую не тронула ржавчина.

– Помоги! – Каллен тянет её. И пыхтит. И Ричард тоже пыхтит. А дверца не поддается. Только когда они почти решаются отступить, на время, само собой, ибо герои не отступают насовсем, скоба вздрагивает. И приподнимается дверца.

Внутри пахнет сыростью.

И темно.

Черная яма в земле. И оба смотрят на неё с ужасом.

– Я это тоже забыл, – Ричард положил тетрадь на пол. – Выходит… я многое забыл.

– Не сам.

Её теплые руки не позволяют провалиться в бездну. А она раскрывается перед Ричардом. Как тогда. И… и Каллен лезет первым. Он всегда и во всем был первым. Ему бы родиться Повелителем, а не Ричарду. Ричард… отец его любит, но Ричард знает, что он слаб.

И еще боится.

Темноты вот.

Ход узкий и тесный, как крысиная нора. Правда, вскоре он становится шире. И выше. Идти приходится наощупь, а потому они далеко не заходят. В темноте Ричард слышит хриплое дыхание друга. И в душе его одно желание – чтобы Каллен остановился.

– Факел нужен, – сказал тот. – А то ничего не видно.

– Или свеча, – поддержал Ричард. – Факел стянуть не выйдет, да и тяжелый он. А вот свечек можно.

Он даже знает, где их хранят, хотя свечами в замке пользуются редко. Но зато Ричард видел, как старый Охрис собирал огарки, складывал в сундук, чтобы потом переплавить на новые свечи.

– Точно! – Каллен радуется. – Ты голова! Надо будет стащить…

Об этом сложно рассказывать. Каждое слово приходится вытаскивать из себя.

– Мы решили, что вернемся через пару дней. Когда подготовимся. Веревку там. Свечи. Хлеб. Но отец забрал меня. В горы. Ненадолго, нет. А когда вернулись, я узнал, что Каллен исчез. Его искали. В замке. И не нашли. Я… я должен был рассказать про ход. Но я промолчал.

– Сколько тебе было?

– Не помню! Я… знаешь, странно, когда память такая. То ли есть, то ли… но я должен был… я не стал.

– Почему?

– Не хотел делиться? Или… он бы не одобрил. Мы ведь поклялись никому не выдавать тайну. А в детстве к клятвам отношение иное. И я… я просто дождался следующего утра. Набрал свечей. Взял веревку. И спустился туда. Там Каллена и нашел. Он лежал… он просто лежал почти у выхода. Он был жив. Еще был…

Ричард помнил.

Хрип.

И… страх. Даже не страх ужас, который заставил оцепенеть. И то, как он звал Каллена, но почему‑то шепотом. И как пытался растормошить, не способный поверить, что случилось страшное.

Как тащил наверх.

Как…

– Он умер уже к вечеру. А я… я забрал его сумку. Я не знаю, почему. Он… всегда хотел найти сокровища. Чтобы всамделишние. И я подумал, что он нашел. И хотел посмотреть. Просто посмотреть.

– Тише.

– Я должен был отдать все отцу… должен… я рассказал про ход. Пришлось. Он ведь спрашивал. А я… я не сумел промолчать. И вот… отец… он не ругал. Но ход засыпали. А про сумку не сказал. Спрятал. В дупле. Это наше с Калленом место. Мне… мне показалось несправедливым, что сокровища отберут. А их бы отобрали.

Ричард замер. Он, оказывается, раскачивался.

– Я тогда говорил себе, что Каллен поправится, и мы вместе посмотрим… он и я. Хода нет, но сокровища остались.

– А он умер?

– Да. И… и его отец уехал из замка на следующее же утро. Мать Каллена давно умерла… и оказалось, что… сумка… я о ней не сразу и вспомнил. Больно было.

Но любая боль проходит.

А с нею и чувство вины, хотя оно и было‑то смутным. Тогда. Теперь вернулось.

– Я вытащил эту сумку… осень. И дождь. Осенью всегда дожди, становится почти невыносимо.

Даже тогда, когда Замок был полон людей.

– Из‑за них я и вспомнил. Сумка лежала там. Отсырела, конечно. Плесенью покрылась. Хлеб… Каллен брал его с собой. И он сначала высох, потом размок. Все внутри было в этих осклизлых крошках. А я… я вытряхнул. Свечи. Он взял не огарки, украл хорошие. И если бы не умер, быть ему поротым. Но Каллен никогда не думал о последствиях. Мне кажется, он просто не способен был. Не важно…

– Что там нашлось?

– Ничего… пара монет. Древних с виду, – Ричард прикрыл глаза, вспоминая. И монеты он почти увидел. Темные кривоватые кругляши с почти стершимися лицами. – Ладхемские, кажется… то есть, не уверен. Я их отдал. Или потерял? Не помню. Еще проржавевший нож. Он стал тонким, как бумага, и разломался в руках. А вот зеркало показалось красивым. Я еще подумал, что у мамы скоро день рождения. У нее день рождения, а я подарка не придумал! Мы всегда с отцом… то есть, он придумывал. Покупал. Привозил. А мы дарили, как будто это от нас обоих. Но я ведь хотел свой подарок!

– Ты был ребенком.

– Нет… то есть, да. Но… меня ведь учили! Мне с детства говорили, что вокруг опасно. Проклятые земли. Проклятые вещи… что тьма не дремлет. Что у неё множество обличий и… и говорили, а мне даже в голову не пришлос показать это зеркало кому‑то!

– Дети не ищут опасности.

– Нет, но…

– Тебе показывали что‑то из проклятых вещей? Ты вообще понимал, как они могут выглядеть? Или вот тьму. Ты видел её?

– Учился управлять. Но… да… я просто не подумал!

И голос тонет в пустоте.

– Твой отец тоже. Он ведь видел подарок, так?

– Д‑да…

– И мог бы спросить, откуда тот взялся? У тебя. У твоей матери. Он‑то, в отличие от тебя, был взрослым, – демоница говорила спокойно и уверенно. Так, что ей хотелось верить. Хотелось отчаянно. – Но он не спросил. Не поинтересовался, откуда у ребенка взялось недешевое зеркало. Или вот у твоей матери. И… все случилось.