Татьяна Шмидко - Дежавю
С Эдуардом мы тоже часто общались. Он понимал мое состояние и позволил мне прочитать его воспоминания о том, что он почувствовал, когда думал, что Бэль мертва. Это было так обжигающе больно, что я несколько дней не мог прийти в себя. Эдуард уговаривал меня прекратить поиски, потому что не желал мне пережить то же самое. Я знал, что пока не узнаю правду о ее судьбе, – она жива в моих воспоминаниях. Она жива! И я с остервенением берсекера продолжал изучение архивов. Алиса же была уверена, что это мне необходимо, чтобы завершить мою личную драму, длящуюся уже пять веков. Она спорила с Диксоном, доказывая, что только так я смогу избавиться от горечи потери и начать жизнь с чистого листа. Это будет освобождением через боль.
Если поиски в Европе прошли удачно, то об этом я узнаю сегодня.
Я ехал по одной из улиц Нью-Йорка, лавируя на своем байке между автомобилями. Людские мысли, словно гул прибоя, окружали меня со всех сторон привычной суетливостью. Это было так уютно и привычно.
Я ехал на встречу с подставным лицом, который был моим человеческим альтер-эго – на его имя были зарегистрированы многочисленные компании и фонды, недвижимость по всему миру и редкие коллекции, принадлежащие мне на самом деле. Мы встречались с ним, как всегда, в фешенебельном здании на Манхэттене, принадлежащем одной из моих компаний. Охранник у входа не заметил меня – я слегка ударил его забвением, а камеры слежения были выключены еще до моего появления. Лифт быстро поднял меня на последний этаж.
В просторном кабинете с изысканной обстановкой в кресле сидел мой поверенный. На столе перед ним лежала папка с документами. Он настороженно наблюдал за тем, как носки моих тяжелых ботинок остановились как раз на границе света и тени.
Тод заметно сдал в последние годы. Когда мы познакомились с ним двадцать лет назад, он был полон сил и энергии. По желтоватому цвету лица и тяжелой одышке я понял, что его мучает астма. Этот неровный ритм сердцебиения… Тод был болен, это очевидно. Да еще мысли, суетливые, злобные. Удивительно, сколько бы денег не было у человека – это не даст ему счастья. Я это знал всегда и наблюдал одну и ту же картину из века в век: сначала мои поверенные чувствовали себя королями мира, имея такой капитал на руках, потом, из года в год, они исправно приумножали его. А к старости становились издерганными невротиками.
С Тодом произошло то же – он был на пределе. А жаль, я выбрал его именно за непоколебимый альтруизм и безразличие к деньгам. Он относился к ним, как к удобному инструменту для развития цивилизации. Простой идейный революционер и упрямый идеалист. И все. А теперь мой друг стар и недоволен. Пора ему на отдых.
Тод же жадно смотрел на мои ботинки. Он видел только свет на них. И тут я прочитал в его мыслях, что он знал обо мне! Это шокировало меня! Откуда? Я увидел четкое намерение в его глазах.
– Тод! Не стоит так поступать! – сказал я ему.
Он торопливо поднялся с места и подошел к окну.
– Я хочу знать! – возбужденно прошептал он. – Ты ни чуть не постарел, пока я годами работал на тебя! Я потратил свою жизнь на тебя! А теперь хочу получить ответы и… компенсацию! – сказал он, дрожа.
Я молча смотрел на него из тени.
– Не надо, Тод. Я благодарен тебе. И ты должен тоже быть мне благодарен. Насколько я понимаю, ты имел неплохую работу и не просыпался в холодном поту от мысли, чем же завтра кормить свою семью. Дорис и Вэлл учатся в престижном университете, у тебя есть дома и машины, у жены есть драгоценности, и даже внуки могут не бояться за завтрашний день. О какой компенсации можно говорить? И что ты хочешь знать?
– Это все не то! Не то! – он смотрел на меня мутными глазами, поправляя дрожащими пальцами очки. – Я тоже хочу быть бессмертным! Это самый большой твой капитал, это настоящая ценность, которая мне нужна! Да спроси любого! Кто откажется? – спросил он с вызовом.
– Ты удивишься, но я знаю пару таких людей.
Он хмыкнул и недоверчиво посмотрел на меня. Как же меняются люди в старости! Не многим удается сохранить себя такими, какими они были в молодости. Тод – не исключение.
Я отрицательно покачал головой. Тод в ответ достал из кармана зажигалку и, став в защитном круге света, поднес ее к папке.
– Здесь все, что ты хотел знать! Эта папка стоит несколько миллионов долларов! Я знаю, что случилось с ней! Ты получишь эту папку, если ты только ответишь мне на один вопрос…
– Как стать таким, как я?
Тод быстро кивнул головой.
– И ты тогда не сожжешь документы? Думаешь, что я боюсь солнечного света и сделаю что угодно ради этой папки?
– Да, ты угадал.
– До чего же печальная ситуация… Ты прав и не прав одновременно. Только вот в чем вопрос: в чем именно ты ошибся?
Я осторожно поставил ногу на освещенную часть ковра, и Тод побледнел еще больше. Я сделал еще пару шагов, и только лицо осталось в тени. Потом шагнул дальше и распростер руки в стороны. В глазах Тода отразились огненные всполохи солнца на моей коже. Я спокойно забрал папку из его рук и увидел его разочарованное лицо. Он на секунду пожалел о том, что устроил такую безобразную сцену. И понял, что ему конец. Он обреченно смотрел на меня. Я же подумал, что это печальный финал нашего знакомства.
– Как ты был прекрасен, Тод! Столько надежд и планов, столько идей! Я выбрал тебя за то, что ты не был зациклен на деньгах и власти. И я ошибся – человеческая природа все-таки берет свое – она отвратительно взаимодействует с богатством.
Он осел на пол, прислонившись спиной к стеклу. Я тоже опустился рядом.
– Бессмертие не сделает тебя молодым. Ты будешь вечно таким, как сейчас… Сила будет, болеть не будешь, но молодость не вернется. Мне жаль, поверь…
Тод кивнул головой и подавленно спросил, не глядя в глаза:
– И что теперь? Ты убьешь меня? Выпьешь мою кровь?
– Нет. Зачем мне это? Ты же мой друг… – ответил я просто.
– Но я знаю твой секрет…
– Да, и это проблема. Но мне не нужно убивать тебя, чтобы ты не раскрыл его.
– Тогда что?
Я положил руки ему на виски и сказал:
– Просто попрощаюсь с тобой. Тебе пора на покой.
Ты передашь все дела своему заместителю и выйдешь в отставку. И забудешь обо мне. Навсегда.
Я вышел из кабинета, в углу которого, у большого окна, уставший человек приходил в себя после гипноза.
У меня под мышкой был пакет с ответом на вопрос, который мучал меня долгие годы. Я боялся своей реакции на прочитанное, поэтому положил папку себе за пазуху. Не стану читать ее на людях – кто знает, чем это может кончиться? Я помню воспоминания Эдуарда – чистая ярость и невыразимое горе одновременно, и полное безразличие ко всему – я смогу разрушить половину города и не заметить… Поэтому несколько мрачных дней я гнал свой байк на запад, туда, где этот континент встречается с водами Тихого океана.
