Царица Теней: возвращение Персефоны (СИ) - Ласточка Инна "Ness Quik"

Геката поджала губы.

— Когда мы заберём Софию сюда, у меня и Коры будет не один ребёнок, а двое.

Гермес так растерялся от её слов, что даже не сразу понял, о чём она говорит, а потом рассмеялся.

— Ну, нет, дорогая, — он снова оказался у неё за спиной, убрал выпавший локон с правой стороны и коснулся губами уха, — я не ребёнок.

— Да неужели? — серьёзно уточнила Геката, никак не отреагировав на поцелуй.

Гермес взял её за плечи и развернул к себе, забывая дышать от её серьёзного тёмного взгляда.

— Я могу доказать тебе это прямо сейчас, — серьёзно сказал он и потянулся к её губам, намеренно нежно коснувшись носом её носа.

Она невесомо коснулась его губ и обняла, прижимаясь щекой к его плечу.

— Ты доказал это в Обители Мойр, Гермес, — прошептала Геката, — я тебя люблю.

***

Серое море бушевало, огромные волны набегали на каменистый берег и разбивались о скалы, утаскивая за собой мелкую гальку и проросшую траву, ветер стенал в ущелье, распугивая чаек. Там, у самых Тёмных Врат происходило нечто необычное: порывы ветра трепали не по погоде лёгкую одежду нескольких человек. Одна из них — худая бледная женщина с выцветшими волосами — была похожа на смертельно больную, которая вот-вот отойдёт в мир иной. Остальные стояли к ней лицом, будто прощаясь.

Это на самом деле было прощание, и хотя они расставались не навсегда, каждый из них ощущал момент, как похороны. Двое мужчин с одинаково золотыми завитками волос смотрели на женщину, их лица такие разные и всё же неуловимо похожие, были отмечены печатью скорби. Ещё один мужчина стоял позади: на нём от горя не было лица, он словно пытался удержать часть собственной души, которая вот-вот исчезнет навеки. Новый порыв ветра принёс слабый голос женщины.

— Я поверила Аресу, но, когда всё поняла, было слишком поздно, — Макс и Гефест уже знали это, Афродита объясняла Эросу, — он мучил меня, пока я не поняла, что мириться больше нельзя, и тогда он придумал новую игру. Он сказал, что я должна пойти к Гефесту и шпионить за ним, не позволить ему нарушить планы... Я отказалась, но и подумать не могла, что он прикажет убить одного из наших сыновей, свалит вину на меня и не оставит никакого выбора. Я сбежала... Он гнал меня по всем царствам, пока я, в конце концов, действительно не пришла к Гефесту... И всё же я смогла обмануть Ареса, обойти хотя бы на шаг...

— Только всё это не имело никакого смысла! — воскликнул Гефест. — Гера сказала, ты переродишься смертной, и я должен буду возвести тебя на Олимп... Афродита, — он растолкал её сыновей, и обнял, едва не лишив её способности дышать, — почему ты мне не сказала! Мы могли всё решить, эта ситуация не была подвластна Мойрам, она ни на что не влияла?

— Не влияла? — возмутилась Афродита, отталкивая его. — Как бы тогда Макария попала, куда нужно? Ты подумал?

— Я не хочу тебя отпускать, я всё прощу, только... — он снова хотел поймать её, но она увернулась, и Макс остановил его.

— Отец, ты сам сказал мне однажды эту фразу, теперь мой черёд говорить её тебе, — он настойчиво потянул его за руку, заставляя встать рядом. — Она теперь смертная, и мы... не можем отобрать у неё смерть.

Афродита благодарно кивнула.

— Это не конец, моя линия власти остаётся при мне, и однажды всё станет как прежде, — она отступила назад к Тёмным Вратам, и Эрос потянулся к ней, в надежде задержать ещё на чуть-чуть.

— Мне нужен последний совет, мама, — он сказал это не ради себя, а потому что не хотел ничего утаивать от неё в такой момент.

— Конечно, ты можешь использовать нашу божественную силу как тебе угодно, на некоторое время вся ответственность ложится на твои плечи.

— Нет, — поспешно возразил он, — дело в том, что... — он окинул взглядом Макса и Гефеста и, приняв для себя какое-то решение, наконец, сказал: — Гея призвала меня в свою обитель.

Афродита издала вздох удивления и взволновано сглотнула.

— Что ж... какой совет ты хочешь? Что я могу сказать?

— Мне стоит ответить согласием?

— Боюсь, что это необходимо.

***

Белое сияние на миг охватило ветви дерева на белой террасе над домом Макарии, и она сама появилась там, обеспокоенная и взволнованная одновременно. Её взгляд скользнул по увитым виноградником перилам и остановился на тёмной высокой фигуре — вьющиеся волосы, чёрный плащ и корона поблёскивали, будто он только что вышел из-под сильного ливня, руки, вцепившиеся в перила до побелевших костяшек пальцев, дрожали. Макария сомневалась, не нарушает ли она его одиночества, желает ли он видеть её? Но, если нет, тогда, зачем же он здесь? Она сделала неуверенный шаг вперёд, когда Мёртвый ветер сдул в сторону его волосы и плащ — под ногой хрустнула ветка, и он обернулся. Конечно, Аид сразу почувствовал её, но именно звук вывел его из задумчивости, за гранью которой лишь прошлые чувства имели значение. Их взгляды встретились.

— Ты вернулась? — тихо спросил он.

— Да, — сказала Макария, — отнесла воспоминания, проводила Гекату и отпустила сына Деметры... как и было приказано.

— Приказано... — горько усмехнулся Аид и снова посмотрел на вулканы Тартара. Он долго молчал, и Макария ждала, не зная, может ли начинать разговор сама. — У тебя есть вопросы, — наконец, сказал Аид, — ты можешь их задать.

Вопросы у Макарии действительно были, но она всё ещё сомневалась, готова ли услышать на них ответ. Поразмыслив, она решила, раз представился шанс, его стоило использовать.

— В тот день... на нижнем уровне Тартара... моё предсказание тоже было предопределено?

Аид опустил взгляд на завитки виноградной лозы и расслабил руки, позволяя завиткам свободно обвиваться вокруг пальцев.

— Вероятно. Гея явилась позже, и я не знаю, насколько соответствовали наши действия плану Мойр до этого. Но уверен, что некоторые предсказания и пророчества, сделанные Пифией, исходили вовсе не от Мойр, а от Хаоса, от его силы... до тебя из-за Кристалла Душ он добраться уже не мог.

— А моя смерть? — Макария удивилась собственной смелости, но она действительно хотела это знать.

— Да... — его голос сорвался и охрип, — но видеть это в возможном будущем и на самом деле пережить, даже зная, что ты выживешь, совершенно разные вещи, — Аид сжал виноградную лозу в кулаке и едва не оторвал её. — Прости.

Макария качнула головой и подошла, замирая рядом, как изящная скульптура из льда.

— Я поступила бы так же, — глядя прямо перед собой, сказала она, — но я бы сделала всё, чтобы об этом узнал ещё один человек.

Аид изменился в лице.

— Я не мог ей сказать. Когда я соглашался на это, я понятия не имел, что такое дар Эроса, и представить не мог, что так сильно... — он глубоко вздохнул, — она жива, это главное. На остальное я не могу повлиять... и не хочу.

Ветер сменил направление, и Макария ощутила до боли знакомый запах, который, она была уверена, никогда не слышала в царстве Теней — аромат цветов с мороза, букета, оставленного под дверью в снегу февральским утром. Ей хватило доли секунды, чтобы понять, что так пахнет одежда Аида... одежда её отца. Почему она раньше не чувствовала этого? Почему только теперь? Детство, проведённое в доме Геракла и Деяниры, встало перед глазами так живо — небольшой сад, скамейка, и этот запах, так часто возникающий рядом с ней.

— Так это был ты? — позабыв о том, с кем говорит, воскликнула она. — У дома Геракла и Деяниры, на площади, на поле боя и после... после, когда я принесла жертву царице Теней?

Аид повернулся к ней и без всякого предупреждения обнял — плечи его дрогнули, однако голос, которым он произнёс ответ, остался твёрд:

— Со момента твоего рождения не было и дня, чтобы я не думал о тебе. Ты моя дочь, и я люблю тебя больше всего на свете.

***

Единственный из богов, кто никогда не интересовался Великой Матерью Всего, никогда не видел её и не стремился увидеть, впервые ступил на порог её обители. Она ждала его, а, увидев, почему-то заплакала — крупные золотые слёзы потекли по её лицу, оставляя тонкие дорожки, губы сложились в мягкую улыбку.