Айви Девлин - Красная луна
Обойдя весь дом, я направилась в свою комнату. Будильник остановился, но я все равно взяла его в руки, представляя, что он светится, как раньше, как будто я только что проснулась и решила посмотреть, сколько времени. Потом выглянула из окна, за которым было темно, посмотрела на лес и легла на кровать. Пахло домом.
Наконец-то.
Я не собиралась плакать, чтобы не испортить момент. Просто покрепче обняла подушку, вдыхая аромат выстиранного белья, пахнувшего ополаскивателем, позволяя запаху прошлой жизни заполнить меня. Потом осмотрела комнату, глядя на пустые места, где раньше лежали мои вещи. Сейчас они дома у Рене, хотя их место здесь. И мое место здесь.
Я хотела остаться тут. Остаться жить дома. У меня получится. Я разберусь, как пользоваться генератором, и в доме снова будет электричество. Может, Тантосы знают. Я ничего не буду тут менять.
Наконец оказавшись дома, я не собиралась отсюда уходить.
Но вдруг я услышала какой-то звук. Очень тихий, но он мне не почудился.
Свой дом я знала хорошо, а этот звук показался мне незнакомым. Я такого раньше не слышала.
Но о страхе у меня даже мысли не возникло. Я ни о чем не думала, кроме того, что я наконец дома и хочу быть тут, где хоть что-то осталось от моей прошлой жизни, от родителей.
Мне так этого хотелось, что ни о чем другом я не могла думать. Так что я встала и, не рассуждая, пошла на звук. Я уже все потеряла, разве может случиться что-то еще более страшное?
Я вышла на террасу, которую отец так и не достроил. Но ее дострою я, завершу то, что он начал.
Я увидела силуэт у окна, в котором все еще не было стекла. Папа собирался вставить, но его убили.
Там темнел силуэт, и…
Это было оно, то, что лишило меня родителей.
Я сразу поняла. Уж не знаю как, но я поняла, что это оно, и оно хотело…
Сложно сказать. Я ничего не помнила. Но если оно хотело забрать и меня, я готова была сдаться. Может, тогда ко мне вернутся воспоминания. И наверняка тогда я встречусь с родителями.
Я стояла и смотрела на эту тень без какого-либо страха. Не дрожала. И ничего не говорила.
Ждала, что будет.
Силуэт сдвинулся с места.
И тут мне стало страшно. Я не хотела испытывать страх, но все же он охватил меня.
Я сделала шаг назад.
— Эйвери, — сказал силуэт. Голос показался мне знакомым.
— Бен? — спросила я.
12
Силуэт, то есть Бен, ответил:
— Да.
Я покачала головой, удивившись и слегка смутившись из-за того, что навыдумывала тут. Но он даже не объяснил, что делает в доме моих родителей, один и в такое время. Он вообще ничего не сказал.
Бен просто стоял и пристально смотрел на меня.
А потом сделал шаг вперед.
— Я же говорил тебе, что в лесу небезопасно, — напомнил он. — Я… чувствую это.
— Чувствуешь? — спросила я.
Теперь я его видела. Он подошел к самому окну, светила луна, и стало ясно, что Бен смотрит на меня. Его волосы блестели, худенькое тело, как обычно, было облачено в джинсы с майкой, на ногах мокасины.
Он был таким красивым.
Хотя про парней не говорят «красивый». Про них говорят «симпатичный». Кирста сказала бы, что Бен «секси». Я попыталась произнести это слово про себя, но поняла, что у меня это не выйдет естественно.
Потому что я не такая. Я шестнадцать лет прожила в лесу.
Но у меня не было и тени сомнения, что Бен не «симпатичный» и не «секси». Он красивый. Кожа бледная, но не неприятно. Не болезненно бледная. Он не выглядел так, будто он откуда-то не отсюда. С другой планеты, например. Он стоял прямо передо мной, такой настоящий, такой божественный.
Его кожа светилась. Он сам светился в лунном свете, который подчеркивал совершенные черты его лица. Высокие и острые скулы. Нос. Тоже идеальный. Губы… Когда я посмотрела на его губы, у меня в животе что-то сжалось и по телу разлилось тепло.
— Наверное, тебе лучше уйти отсюда, — сказал он, пристально глядя на меня своими темными глазами.
Я вспомнила дом Рене, кровать в гостевой комнате, которая стала теперь моей комнатой, о том, что она меня ждет. Когда встанет солнце, начнется новый день, и мне надо будет идти в школу. Следовало возвращаться домой.
Но дом Рене — не мой дом. Я уже у себя дома, тут мое место. А вот Бену здесь делать нечего.
— Это тебе, наверное, лучше уйти отсюда, — повторила я. — Это все-таки мой дом.
— Ты не хочешь вернуться? — В его голосе я уловила удивление.
— Нет, не хочу, — ответила я. — Ты как знаешь, но все же не тебе указывать мне, что делать и куда идти, к тому же ты так и не сказал, что ты сам тут делаешь. Ты у меня дома, и если сейчас же не объяснишься, я вызову полицию.
Я просто пугала его. У нас был телефон, но я уже обратила внимание, что холодильник работает от солнечной батареи, значит, света нет. А это говорило о том, что и телефон — он у нас был, как говорил папа, «капризный» — тоже отключен. Тантосы на телефон плюнули давно — у них он постоянно отрубался.
— Ты правда не собираешься возвращаться? — спросил Бен.
Похоже, он был настолько удивлен, что я ответила:
— Ты что, не понимаешь, что это не твой дом?
— Я знаю, — чересчур серьезно произнес он. — Эйвери, я пришел сюда, потому что чу… — Он смолк.
— Чувствуешь? — повторила я.
— Тут произошло нечто ужасное, — сказал Бен, словно и не слышал моего вопроса или не хотел акцентировать внимание на том, что чуть не сказал «чувствую». — И все еще не… Тот, кто это сделал, на этом не остановится. Нет, он не собирается этого делать. Это еще не конец, и ты в опасности. Поэтому я сказал, что тебе лучше уйти.
— И как именно ты все это чувствуешь? — спросила я.
Бен отвернулся:
— Я… просто чувствую. Ага? — Он распрямился, словно чего-то ждал.
Может, моих обвинений в том, что он спятил. Наверное, если бы он сказал такое кому-то другому, именно это и услышал бы. Но мои родители учили меня, что мир не ограничивается тем, что видят люди, что в нем возможно все. Я жила в лесу, самые главные тайны которого оставались непостижимы для большинства. Я сидела рядом с разодранными телами собственных родителей — их уничтожили, словно они вообще были ничем. Сделать такое с человеком другой человек не мог. И я ничего не помнила, или помнила недостаточно, и не знала, что же именно с ними случилось.
Так почему не поверить в то, что он мог что-то чувствовать? Знать, что тут стряслось нечто ужасное. А если он мог…
— Ты знаешь, кто убил моих родителей? — прошептала я. — Или… хотя бы почему?
