Синтия Хэнд - Безграничная (ЛП)
— Вот. Поэтому я тебе написала, — говорит Анжела, ее плечи напряжены. — У меня есть слова. — Я удивленно смотрю на нее. Она вскидывает руки в раздраженном жесте.
— Слова! Слова! Все это время, Клара, годами, я вижу это место и знаю, что должна кому-то что-то сказать, но ни разу не слышала, что именно. Это сводило меня с ума, особенно теперь, когда я здесь, и знаю, что это должно произойти довольно скоро, думаю, в течение нескольких лет. Я должна стать посланником, как мне кажется, но до сих пор я не знала, чего. — Она делает вдох, затем выдыхает. Закрывает глаза. — Слова.
— И какие же?
Она распахивает глаза, ее радужка сияет золотом. — Наш — седьмой, — говорит она.
Окей. — И что это означает?
Ее лицо мрачнеет, словно она ожидала, что буду знать ответ и поделюсь с ней. — Ну, я знаю, что число семь — самое значимое из всех чисел.
— Почему? Потому что в неделе семь дней?
— Да, — говорит она с непроницаемым лицом. — Семь дней в неделе. Семь нот. Семь цветов радуги.
Это действительно ее поглотило. Но, думаю, это не так уж неожиданно. Это же Анжела.
— Хм. Итак, твое видение показывает нам число семь, — шучу я. Почему-то это напоминает мне Улицу Сезам. Этот эпизод показывает нам номер двенадцать и букву З.
— Клар, это серьезно, — говорит она. — Семь — это число совершенства и божественной завершенности. Это божественное число.
— Божественное число, — повторяю я. — Но, Анжи, что это значит? «Наш — седьмой»?
— Не знаю, — хмуро признает она. — Я подумала, что это может быть какой-то объект. Или дата. Но… — она хватает меня за руку. — Иди за мной.
Она снова тащит меня через двор, повторяя маршрут, по которому я пришла, мы проходим под аркадой, к группе черных скульптур, репродукции роденовских Граждан Кале: шесть угрюмых мужчин с веревками вокруг шеи. Я не знаю историю того, какая и ожидает судьба, но ясно, что они идут на смерть. Мне всегда казалось странным ставить такую скульптуру посреди оживленного Стэнфордского кампуса. Нагоняет тоску.
— Я вижу их в видениях. — Анжела тащит меня мимо граждан, пока мы не оказываемся на вершине лестницы, глядя на овальную площадь и «Палм драйв» — длинную улицу, вдоль которой высятся огромные пальмы и где начинается официальный вход в университет. Солнце садится. Студенты играют на траве в фрисби, на большинстве надеты шорты, майки, солнечные очки и сланцы. Другие учат, растянувшись под деревьями. Поют птицы, проносятся велосипеды. Машина с серфингом на крыше пытается проехать через эту суматоху.
Дамы и господа, думаю я, Октябрь в Калифорнии.
— Все происходит здесь. — Анжела останавливается и топает ногой. — Прямо тут. — Я смотрю вниз. — Что, то есть где мы сейчас стоим?
Она кивает. — Я прихожу с той стороны. — Она указывает вправо. — Поднимаюсь по этим пяти ступеням, и меня здесь уже кто-то ждет.
— Человек в сером костюме. — Она мне уже рассказывала.
— Да. И я говорю ему «Наш — седьмой».
— Ты знаешь кто он?
Она издает сердитый горловой звук, будто я порчу ее историю «смотри, какая я крутая», спрашивая о том, чего она не знает.
— Я чувствую, что знаю его, но он стоит спиной ко мне. Я даже лица не вижу.
— Ааа, одно из таких. — Я вспоминаю то время, когда у меня было первое видение: лесной пожар, смотрящий на него парень, и то, что я не могла разглядеть его лицо ужасно разочаровывало. Понадобилось время, чтобы после всего привыкнуть смотреть на Кристиана спереди.
— Очевидно, скоро я это выясню, — говорит она, будто это не так уж важно. — Но это случится. Прямо здесь. На этом самом месте.
— Очень впечатляюще, — говорю я, потому что это то, что она хочет слышать.
Она кивает, но лицо выражает беспокойство. Она кусает губу, затем вздыхает.
— Ты в порядке? — спрашиваю я.
Она берет себя в руки. — Прямо здесь, — повторяет она, словно у этого места появились магические способности.
— Прямо здесь, — соглашаюсь я.
— Наш — седьмой, — шепчет она.
Возвращаясь в общежитие, мы срезаем путь через сад скульптур Папуа Новая Гвинея. Среди высоких деревьев расставлено множество скульптурных деревянных кольев и больших камней с резьбой в этническом стиле. Мои глаза останавливаются на примитивной версии «Мыслителя», согнувшийся мужчина, подпирающий руками голову, созерцающий мир. Прямо у него на голове примостился огромный черный ворон. Когда мы подходим, он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. Каркает.
Я останавливаюсь.
— Что такое? — спрашивает Анжела.
— Птица, — говорю я, голос подрагивает от смущения от того, как глупо это звучит. — С тех пор, как я здесь, я вижу ее уже в четвертый раз. Думаю, она следит за мной. — Она бросает взгляд на птицу через плечо.
— Откуда ты знаешь, что это одна и та же птица? — спрашивает она. — Клар, тут много птиц, а рядом с нами они начинают вести себя странно. Это уже данность.
— Не знаю. Думаю, это просто ощущения.
Ее глаза слегка расширяются. — «Думаешь, Семъйяза мог тебя выследить?» — молча спрашивает она, и это пугает меня. Я забыла, что она умеет мысленно разговаривать. –« Ты чувствуешь скорбь?»
И я тут же чувствую себя глупо, потому что даже не задумывалась об этом раньше. Обычно меня просто переполняет скорбь, доводя до изнеможения, если Сэм рядом. Я поднимаю глаза на птицу, медленно открываю дверцу в свой разум, ожидая почувствовать грусть, сладкое отчаяние. Но прежде чем я успеваю рассмотреть что-либо, кроме собственного страха, птица почти насмешливо вскрикивает и скрывается в гуще деревьев.
Мы с Анжелой провожаем ее взглядами.
— Наверное, это просто птица, — говорю я. Меня пробирает дрожь.
— Конечно, — говорит она голосом, доказывающим, что она не верит мне ни на миг. — Ладно, ничего не поделаешь. Уверена, если это Черное Крыло, ты скоро об этом узнаешь.
Думаю, так и будет.
— Надо сказать об этом Билли, — говорит Анжела. — Вдруг у нее есть, ну, не знаю, совет для тебя. Может, какое-нибудь средство от птиц.
Хочется рассмеяться ее выбору слов, но почему-то это не кажется мне смешным. Я киваю. — Да, я позвоню Билли, — говорю я. — Мы уже давно не созванивались.
Ненавижу это.
Я сижу на краю кровати с зажатым в руке сотовым. Не знаю, как Билли отреагирует на новость, что я могла видеть Черное Крыло, но с огромной вероятностью она скажет, что мне нужно бежать — это то, что делает каждый, когда видит Черное Крыло, нас постоянно этому учили. Ты убегаешь. Идешь в любое освященное место. Прячешься. С ними не сражаются. Они слишком сильны. Непобедимы. В прошлом году, когда Семъйяза начал появляться неподалеку от школы, взрослые стали охранять нас. Они испугались.
