Кошка Белого Графа - Калинина Кира Владимировна
Это отвлекло, но ненадолго. Я бежала по санному следу как по битому стеклу, чувствуя, что замерзаю, промерзаю насквозь, не до костей даже, а глубже, хотя, казалось бы, глубже некуда. И впереди по-прежнему ни малейших признаков жилья.
– Свяна! Свен! – позвала я. – Сделайте что-нибудь! Иначе к утру будет все равно, сошла печать или нет.
Вместо слов из горла вырвалось протяжное «Мия-а-а-у-у». Но боги должны понимать любой язык!
Я позвала еще.
И снова – тишина. Боги словно намекали, что укротить стужу, как и вернуть мне тело, не в их власти.
– Снежа!.. Ты сестра им. Помоги!
Все боги – дети Двуликого, братья и сестры, что не мешает им вступать в брак между собой. Людям нельзя, а богам можно. Потому что они боги и потому что у них нет выбора – больше жениться все равно не на ком.
Свяна, о чем я думаю!
Нет, не Свяна… Снежа! Хозяйка Зима! Слышишь меня?
Поднялся ветер, по белой равнине пронеслась поземка, и я задохнулась колючей пылью. Из неплачущих кошачьих глаз брызнули слезы. Было так холодно, что хотелось умереть… но умирать не хотелось!
«Кош-шка, – шелестели снега. Будто сотни змей струились вокруг. – Кош-шка».
Наверно, я сошла с ума…
В снежном вихре соткалась расплывчатая фигура.
«Приди ко мне, Кошка, – прозвучал в голове ясный ледяной голос, – и никогда не будешь знать холода. Не будет боли, не будет мук…»
– Нет! – выкрикнула я. – Нет! Посмотри: на мне печать твоих сестры и брата. Они ждут от меня службы. Я им нужна…
– А мне? – спросила фигура. – Сослужишь службу мне? Тогда помогу.
– Чего ты хочешь?
– Узнаешь, когда придет время.
Так всегда – во всех сказках! Сперва обещай, а потом хоть в петлю лезь, когда потребуют такого, чего и врагу не пожелаешь, но отказываться уже поздно…
– Так сослужишь?
– Сослужу…
Кажется, я все-таки заплакала. Но слезы в глазах стали льдинками, и сквозь них полыхнуло видение: прекраснейшая женщина в белом уборе, искрящемся тысячью снежных звезд. Она склонилась ко мне из черного поднебесья и запечатлела на темени долгий поцелуй, от которого меня пронзило лютым холодом, а потом отпустило.
– Вот мой дар. Он согреет тебя и защитит.
И все. Голос еще звучал в ушах, а женщина сгинула. Остались лишь ночь, звезды и снега.
И я.
А еще чувство, будто меня обернули в пуховое одеяло. Пух был густым и ослепительно белым. Вернее, не пух, а мех. Восхитительный пышный мех. На одной лапе, и на другой, и на хвосте, и на плече, и на груди, и на животе. Всюду, куда я смогла заглянуть…
У богов все, как у людей. Есть богатые, славные, почитаемые, с дворцами-храмами и толпами служителей-ули. Есть безвестные, незаметные, а то и забытые. И есть такие, как Зима… Снежа, которые не ждут почестей от людей.
На крайнем севере Ригонии и Вайнора стоят Приюты Зимы, где вайны и гобры с особым даром разводят карликовых мамонтов, ездовых собак и снежных кошек.
Кажется, богиня только что превратила меня в одну из них.
Снова одолел голод. Но бежалось легко. Пучки шерсти между пальцами согревали лапы, смягчали шаги, я больше не проваливалась и не оступалась, снег будто сам нес меня.
А зима оказалась полна жизни.
В вышине парили снежные птицы, с их крыльев веером сыпалась алмазная пыльца, и в кружении блесток вились мотыльки, прозрачные, как морозный узор на окне. Скреблись под землей ледяные мыши. Вдалеке промчался заяц – живой, теплый, я это почуяла, а следом такой же – снежный. Далеко-далеко взвыл стылым воем ледяной волк. А снега́ вокруг все пели, пели свою тихую неумолчную песнь… Мне было удивительно и жутко. Но я верила, что отныне зима мой друг и союзник.
Я ошиблась.
К утру легкость ушла, мороз пробрался под толстую шубу и кусал все злее. Погода опять испортилась. По небосводу полетели тучи, повалила сплошным валом белая крупа. Ветер засвистал разбойником, подхватывая и крутя, вертя ее с молодецкой удалью.
Я не видела, куда иду, да и какое там иду! Резким порывом меня сбило с лап, протащило, бросило в снег. Перед носом вмиг намелся торос, и ничего не осталось на свете, ни неба, ни деревьев – везде сплошная муть и круговерть. Я закрылась лапами и легла, чуя, как растет надо мной снежный холм.
Вдруг грянул топот, конское ржание. Верхушку моей норы снесло, будто топором! И я увидела: скачут…
Снежные витязи. Как в сказке.
«В злую метель воины, замерзшие в снегах, восстают, готовые к битве. Горе тому, кто очутится на их пути…»
Витязи мчались сквозь пургу, и я не могла отвести глаз. Гривы их коней размазывались по ветру, вплетаясь в снежный буран, их смех вымораживал душу, а пики в руках отливали мертвенной синевой.
Я кинулась бежать. Но разве от них убежишь? Налетели, взяли в кольцо и понеслись кругом так быстро, что вой ветра перерос в свист.
В этом свисте чудился голос, нежный, как музыка: «Не пугайся, дитя, здесь тебя не обидят. Постой, не спеши…»
– Снежа, это ты?! – буря проглотила мой крик, как щука глотает пескарей.
А голос стал ближе, отчетливей:
«Слушай меня, дитя! Ты устала. Ляг, закрой глаза, согрейся под моими снежными перинами. Отдохни сегодня… А завтра встанешь и побежишь с моими детьми в мире и радости».
Их было множество: снежного зверья, лис, оленей, белок, мышей, даже кошек и неведомых тварей, невесть откуда пришедших. Они играли, веселились – там, за снежной завесой, радуясь стуже, как живые радуются весеннему солнышку.
«Они и есть живые. Я забрала их к себе, и они будут оживать каждую зиму. И ты будешь. Только не противься».
Песня вьюги вымывала из тела остатки тепла, отнимала последние силы.
– Снежа! – взмолилась я. – Снежа, ответь! Как же наш уговор? С…
Наст под лапами просел, и я уткнулась носом в плотный сугроб.
– …нежа!
– Наконец-то! – отозвался холодный голос. Тот, что пел мне колыбельную смерти, или другой? – Сколько можно коверкать мое имя?
– Снежа, прошу! Ты обещала…
– Опять! Что за бестолочь? Но так и быть, помогу. Вставай! Ты почти дошла. Видишь огонек?
В белой вихрящейся мгле мигнула синяя искра. Близко ли, далеко?
– Это твой проводник. Выведет к месту. И вот что, – богиня задумалась. – Можешь позвать меня еще раз. Но только один! И не сегодня. Да учти, зови правильно, а то не услышу.
Огонек был едва различим, маячил впереди, но ближе не делался. В лицо летел снег. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, синей искры не было.
Чувства разом притупились. Мороз больше не жалил, а баюкал, клоня к земле. Дети зимы бежали следом, и мне все сильнее хотелось последовать их зову.
Вот и конец моей книге. Короткая вышла сказка… Лапы подломились, снег расстелился постелью, и стужа сомкнулась надо мной, как волны океана над тонущим.
– Снежа!..
Глава 5,
в которой меня принимают за мужчину и заключают в снежную ловушку
Гудрун казалось, что она пробирается по белому болоту. Снег засасывал, как трясина, ноги проваливались по самые края высоченных войлочных сапожищ, путались в юбках и полах тяжелого тулупа. Лицо горело от мороза, по спине струился пот.
Она была в Веровее всего однажды – ребенком. Котенком… Обследовала все кусты, все коряги, сунула нос в каждое дупло и не сомневалась, что отыщет теткино логово, сколько бы ни прошло лет. Но под деревьями уже легли синие тени, меж стволов вспышками пробивался малиново-золотой зимний закат, а лесной домик все не показы- вался.
Гудрун потерла рукавицей нос, щеки и оглянулась. Борозда следов позади нее тянулась, как рваный шрам на снежной шкуре. Как указатель. Значит, вернуться в деревню она сможет в любой момент. Если успеет дотемна. Если не начнется метель. Не разгуляется мороз. Не встретится на пути хищник…
