Кресли Коул - Макрив
Паранойя? Это книга так на неё повлияла?
Если кто-то вломился внутрь… Она вздохнула. После всего, что с ней случилось за последние несколько недель, она почти жалела грабителя.
Отец не возвращался, не давал о себе знать и не отвечал на её многочисленные звонки уже больше месяца. Вчера его номер был отключен.
Тем не менее, она не думала, что он и в самом деле в опасности. Он был умным, изобретательными и с пистолетом на боку. К тому же, он ведь не просто так оставил ей инструкции на случай своего невозвращения — скорее всего, он этого ожидал, возможно, даже планировал.
Она чувствовала, что он жив. Поэтому её эмоции менялись от страха, что он попал в неприятности, до грусти, что он, возможно, покинул её, а потом до злости, что он скрылся, оставив её со множеством вопросов.
Её бесило, что он не смог сделать один-единственный звонок своему единственному ребенку. Эй, пап, я не только выжила в тренировочном лагере во Флориде, я поеду на Олимпиаду! Спасибо что позвонил…
Страх, грусть, гнев. Накатывали и повторялись. Её эмоции крутились, словно рулетка.
Она давно подвела итоги ситуации, в которой оказалась, пытаясь разобраться в собственной жизни и понять, какая же ей досталась позиция на поле. Получилось три истины.
Первая: её отец почти наверняка входил в этот Ордер. Вторая: она сказала ему, что меняется, и по этой причине он дал ей Книгу Ллора, энциклопедию мифов. Он, должно быть, верит, что она одна из тех выродков, которым не позволено жить.
Третья: он всё ещё любит её….
Она послушно читала каждую страницу этой книги, просматривая тысячи записей, начиная от амазонок и кобольдов до ведьм и валькирий. Разве Хлоя верила, что по земле ходят садовые гномы, феи, шреки и эдварды?
Хм, не совсем. Поверить в эти существа означало поверить в свою собственную надвигающуюся трансформацию — нельзя принять одно, и не принять другое. Если они существовали, то папа не был сумасшедшим. Если папа не был сумасшедшим, значит, она была ещё не до конца превратившимся выродком.
Таким образом, она решила отсрочить принятие нового мира настолько, насколько это возможно. Однако, смеха ради, она попыталась соотнести свои симптомы с описанием различных существ.
Отсутствие аппетита? Возможно, валькирия. Сверхчувствительность? Большинство из них.
Гипертрофированное сексуальное влечение? Все они.
В прошлом её половой инстинкт бездействовал настолько, что даже бесчисленные часы просмотра RedTube.com не смогли пробудить его к жизни. И тем не менее, она продолжала мечтать о безликом мужчине, творящим с ней порочные вещи.
Иногда он уговаривал её взять между губ его вставший член, отчего она с удовлетворением стонала, только начав сосать. В другие разы она ощущала тяжесть давящего на неё тела, его член, скользящий туда и обратно до тех пор, пока он не изливался, наконец, прямо в её жаркую глубину.
Она просыпалась, пульсируя от сильного желания.
Хлоя, конечно, и раньше доводила себя до оргазма, но все её разрядки были такими тусклыми, такими, ну, разочаровывающими, что ли; так что её только удивлял этот шум из ничего. По этой причине она никогда не заходила с мальчишками дальше поцелуев, просто не верила, что преодоление своего страха будет достойно результата.
Что же сейчас? Сейчас она начинала понимать смысл всего "этого шума".
Казалось, в ней развивалась новая чувственность по отношению к мужчинам, новое понимание. На улице её взгляд притягивался к выступающим адамовым яблокам, широким подбородкам и мускулистым торсам проходящих мимо парней. Она поймала себя на том, что пялится на их задницы — одновременно подсчитывая их платежеспособность.
Её сексуальное желание впервые проявлялось, и этот процесс она считала пробуждением.
Единственное, в чём она была уверена — её следующий шансом станет нетрезвый парень, с которым они болтали по сети.
Пробуждение не было единственным изменением в ней. Она не спала более трёх-четырёх часов ночью. Несмотря на отсутствие аппетита и скудное питание, она не потеряла ни грамма веса. Вообще-то, её джинсы стали вроде как теснее.
Ещё более странно? Когда она всё-таки умудрялась проглотить кусочек пищи, то еда, казалось, замедляла пробуждение, подавляя желание.
Всю свою жизнь она следила за своими тренировками, пульсом, физической формой и состоянием тела — сейчас же контроль оказался недоступен, а процесс трансформации, похоже, только усиливался.
Всю прошлую неделю с момента её возвращения из Флориды она рассматривала фотографию матери, пытаясь решить, выглядит ли Фьора бессмертной. И её сводило с ума упоминание отца о спусковом механизме. Как избежать того не знаю чего?
Через две недели ей предстояло лететь в Мадрид на последние сборы команды финалистов перед началом Олимпиады. Она боялась, что если не сможет выяснить, что с ней происходит, то просто придётся всё бросить.
Она чувствовала, что впадёт в безумие, если не сможет поговорить с отцом. Хлоя всегда играла в нападении — не в защите — а ещё она сидела на чём-то вроде бомбы с часовым механизмом. Так что она обыскала папин кабинет, удивившись большому количеству запертых ящиков.
Ничего не обнаружив, Хлоя отправилась колесить по улицам своего района, встречая по пути его постоянных обитателей. Моросил дождик, и она зачарованно наблюдала на струйками воды, сбегающими по ветровому стеклу; такой одинокой она себя ещё никогда не чувствовала.
Вначале эту боль в груди она приписала своей трансформации, как одному из симптомов. Но, по правде говоря, её одиночество проистекало из нынешних обстоятельств. Она привыкла, что вокруг всегда была её команда, игры проходили перед толпами фанатов, и с отцом они беседовали по крайней мере через день. Нынешнее же состояние ело её изнутри…
Вот. Наконец-то шум. Он доносился из кабинета отца.
Её глаза расширились. Он вернулся!
Рванув с кровати, она поспешила к комоду. Натянула спортивные штаны на трусики-шорты, мешковатую майку на лифчик. В дверном проеме она остановилась. На случай, если это не папа, она прихватила алюминиевую софтбольную биту. Потом тихо скользнула вниз по лестнице.
Перед дверью кабинета она глубоко вздохнула, чувствуя себя глупо с этой битой. Но входя в комнату, она так и не выпустила её из рук.
Существо стояло у стола и рылось в вещах отца. Восьми футов роста оно было облачено в плащ. Из-под капюшона торчали рога.
Рога?
Хотя она не издала ни звука, оно подняло взгляд, но лицо оставалось в тени. Все, что она могла видеть — это два глаза, чёрные, как ночь, но, казалось, они светились.
